История с продолжением - Екатерина Белецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы капельницу ему не поставите? – спросил Пятый.
– Пока не поставлю, только когда они скажут.
– Почему?
– Так пусть отдохнёт он, поспит, отлежится. Торопиться не надо, потихонечку, полегонечку. Не знаешь, стаканы тут есть?
– Посмотрите в шкафу, – Пятый сел рядом с Лином и взял его за руку. – Мне пока не надо чая, я потом…
– Потом остынет. Ты где себе так руку раскровенил? Болит небось.
– На улице. Случайно. Я и забыл уже, – Пятый пересел на стул, пододвинул к себе стакан с чаем. – Что мне делать? Я же ничем ему помочь не могу…
– Он твой друг? – участливо спросила Надежда Михайловна.
– Да… даже не просто друг, а ещё ближе…
– Брат?
– Не совсем… да, пожалуй, брат… о, Господи… – Пятый судорожно вздохнул, зажмурился, потряс головой. – За что это всё?! Он не выдержит, я чувствую, он совсем… он…
– Ты так сильно тут не нервничай, – посоветовала сестра. – Если хочешь повыть и порыдать – иди в коридор или на улицу. Ты думаешь, он тебя не слышит? Всё он слышит. И твоё состояние ему передаётся, он тоже нервничать начинает. А ему отдыхать надо, сил нормально набираться. Понимаешь?
– Хорошо. Я постараюсь держать себя в руках, – ответил Пятый. – Я не хотел…
– Вот и ладно. Пей чай, пока горячий. Поесть не хочешь?
– Нет. Только не это! От одного вида мутит.
– Это нервное. Попозже поешь.
* * *Лин очнулся только ближе к вечеру. Сестра к тому времени уехала домой, но клятвенно пообещала вернуться утром, и Пятый остался сидеть с Лином один. На предприятии из всех врачей был только Лукич, у которого семьи не было и который ночевать на своём “первом” оставался систематически.
– А какая разница, где спать? – философски заметил Лукич, укладываясь на раскладушке в каптёрке охраны. – Что тут, что дома… всё едино. Да и много ли старику нужно?… Пятый, если что – разбудишь. Всё. Спокойной ночи.
…Свет в комнате на ночь не погасили. Лин приоткрыл воспалённые слезящиеся глаза и попытался поглубже вздохнуть – хотя стало немного полегче, ему всё ещё казалось, что слишком душно. И больно. Почему-то болела шея… и левый бок тоже болел, словно… словно в нём что-то было. И страшно хотелось пить. И было холодно.
– Лин, – Пятый сидел рядом, осунувшийся, измождённый, глаза запали… – Лин, это я… ты меня узнал?…
Узнал?! Господи, о чём он?… Лин попытался сказать, что – да, узнал, но говорить он не мог – боль в горле не позволила. Лин едва заметно кивнул.
– Лин, молчи, хорошо? – попросил Пятый. – У тебя трубка в горле, и я не знаю, можно ли говорить. Ты что-то хочешь? Лучше кивни, когда я спрошу…
– Пить… – кое-как прохрипел Лин. Господи, как плохо-то! Внутри всё разрывалось от нестерпимой боли. Глаза закрывались, свет был слишком ярким и режущим, голова кружилась. Он почти терял сознание от слабости.
– Я сейчас, – сказал Пятый. – Я мигом.
Разбудить Лукича оказало более чем легко – как только скрипнула дверь, тот сел и приказал:
– Рассказывай.
– Он очнулся, пить просит. Вы не подойдёте посмотреть?
– Иду. Вы там воду приготовили для него?
– Надежда Михайловна оставила кипячёную с лимоном, – ответил Пятый, пока они бежали к медпункту.
– Это она молодец… Так, рыжий, как наши дела? – спросил Лукич Лина, присаживаясь на край кровати.
– Плохо… – прохрипел Лин. – Больно очень…
– А что ты хочешь?! – удивился Лукич. – Так, что тут у нас? ага, выходит экссудат, выходит… поменьше, но есть…
– Ему говорить можно? – спросил Пятый.
– Шепотом, – ответил Лукич. – Давай-ка попробуем дать попить. Ложку дай, Пятый. Нет, не маленькую, десертную. Вот ту… ага, спасибо. Лин, глотай очень осторожно, постарайся не поперхнуться. Молодец, выпил.
– А ещё?… – Лин проводил руку Лукича таким преданным взглядом, что тот усмехнулся, но, покачав головой, ответил:
– Больше нельзя. Ты помнишь, хоть как-то, что с тобой было? Нет? Я тебя просвещу. У тебя был разбит кишечник, начался воспалительный процесс, пошла интоксикация. Было очень сильно упущено время. Мы тебя оперировали, во время операции ты у нас помирал целых три раза. Про это ты, конечно, помнить не можешь. Понимаешь, пораженная ткань очень плохо срастается, одно кровотечение у тебя уже было, ты едва не преставился, потом… словом, если ты выпьешь больше, чем сейчас, может начаться рвота и могут разойтись швы. Тогда мне придётся давать тебе наркоз ещё раз, а я, как врач, могу тебе гарантировать, что из этого наркоза ты уже не выйдешь. Всё понял?
Лин кивнул.
– Вот и молодец. Поспи часок, а потом ещё попьёшь. Всё, я пошёл.
Лин заснул ещё до того, как Лукич подошёл к двери. У выхода он остановился и сказал Пятому:
– Проснётся – опять дай воды. Если, конечно, рвоты не будет. Пить давай по одной ложке, понял? Иначе угробишь его к чертям. И проверяй хоть изредка дренаж, мало ли что…
– Хорошо… Алексей Лукич, почему он такой бледный? – жалобно спросил Пятый. – Ему хуже?
– Как ты мне надоел! – Лукич шибанул дверью и раздраженно удалился.
Пятый снова подсел к Лину. Примерно через два часа тот снова проснулся. Пятый первым делом спросил:
– Не тошнит?
– Нет… я пить хочу…
– Сейчас. Помнишь, как Лукич говорил? Пей потихоньку.
– Дай ещё…
– Нельзя. Очень больно?
Лин не ответил – он уже уснул. За ночь он просыпался ещё раз шесть, не меньше, и выпил почти треть банки воды. Под утро Пятый было немного прикорнул на стуле, но тут Лин проснулся снова. И первым делом захотел, ни много, ни мало, встать. Из этого, естественно, ничего не вышло.
– Пятый… – прошептал он. Пятый встрепенулся и наклонился к Лину, чтобы лучше слышать. – Я пойду…
– Куда?!
– В туалет… помоги подняться…
– И не думай даже! Я позову Лукича, я сейчас!…
Пятый высунулся в коридор и крикнул:
– Алексей Лукич, идите сюда!
Лукич пришёл через минуту, сонный и злой, как чёрт.
– Чего такое? – спросил он раздраженно.
– Он собрался идти в туалет, – сообщил Пятый. – Вот я и…
– Ты сам катетер поставить не можешь? Или не знаешь, как судно выглядит?… Шкаф открой и найди лоток.
– Я не знаю… А если?…
– Он не сможет, там всё разрезано к чёрту. Пойди, погуляй, я сам управлюсь. Минут через десять возвращайся.
Пятый ушёл. Он немного постоял у окна, посмотрел на занимающийся рассвет, на неподвижный и сонный двор, на низкое небо. Оттепель… Ветер, наверное, влажный и тёплый. Он прислонился лбом к стеклу и с минуту стоял неподвижно, отдыхая. Потом вернулся в медпункт.
– Так, дружок, – Лукич мыл руки над раковиной и что-то мурлыкал себе под нос. – Тебе даю сейчас полтора часа на отдых. Пойди покури, умойся, поспи часок – и назад. Ему получше. Почки, похоже, заработали. И хорошо. Так что иди, отдыхай, пока можно. Я посижу, покараулю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});