История с продолжением - Екатерина Белецкая

– Не ёрничай, Надежда. Не смешно. И ещё момент, на счёт мальчишек. И одному, и второму – далеко за тридцать. Я их мальчишками помню, кстати. У меня язык не повернётся их сейчас так назвать.

– А мне показалось…

– Не тебе одной. Я до сих пор удивляюсь – как они ещё живы? Может, и правда Бог есть и он им как-то помогает?… Не знаю. Ты только никому про это не скажи, Надя, но… Я расстроился, когда понял, что Лин останется жив.

– Почему?! – несказанно удивилась Надежда Михайловна.

– Да потому, что мы его снова, понимаешь, снова! обрекли на такие муки, что и в страшном сне не приснятся. Вот поэтому я и расстроился. Думал, что он отмучался. А он выжил, на свою голову. Всё – по кругу… Нет, я больше не могу. Дам заявку на постоянного фельдшера для третьего, пусть ищут. А я не хочу больше всё это видеть. Это не для меня. Увольте.

– Ну не надо, – успокаивающе сказала медсестра. – Всё образуется. Зачем так переживать-то, Лукич?… Что сделано, то сделано.

– Может, и так.

Пятый проснулся посреди ночи. Его немного лихорадило, хотелось пить. Он сел на постели, зевнул, посмотрел на Лина (тот спокойно спал), потряс головой, отгоняя сон.

– Ты чего? – спросила медсестра. – Спи дальше.

– Курить хочется. Да и познабливает чего-то. Может, я зря поел?…

– Брось болтать глупости. А если курить хочется, то сходи по быстрому, я разрешаю. Лукич спит, я пока дежурю.

– Спасибо. Вы меня просто спасли. Вот только где взять сигарету?… – в пространство спросил он. – На вахте, наверное, все спят…

– Давай я с тобой схожу, что ли, – проговорила Надежда Михайловна. – Как думаешь, не проснётся он за пять минут?

– Наверное, не проснётся, – с сомнением сказал Пятый.

– Ладно, мы скоренько. Пойдём.

Они встали у окна, Надежда Михайловна вытащила из кармана пачку “Явы”, вынула сигарету для себя и протянула сигареты Пятому.

– Вы курите? – удивился Пятый. – Я и не думал…

– Нашёл тоже ангела небесного, – усмехнулась она. – Курю. Давно.

– Понятно, – Пятый повернулся к окну, посмотрел в холодную черноту за стёклами. – Мы, наверное, представляем собой жалкое зрелище, правда?…

– Правда, – ответила она. Надежда Михайловна курила совсем не по-женски, держа сигарету огоньком в ладонь. – Но это, как мне кажется, не ваша заслуга. Я права?

– Нет, – коротко ответил Пятый.

– Знаешь, я хотела спросить кое-что. Вы с Лином говорили про ваш сон. Я запомнила одно слово – “арги”. Хотела спросить – кто это такие?

– Для чего вам это нужно? – спросил Пятый.

– Честно?

– Если можно.

– Для отчёта, – вздохнула она. – Мы же каждый день пишем отчёты, если работаем с… прости, не могу сказать, но я… у меня спросят.

– Вы пишите на кассету или на бумаге? – спросил Пятый, мучительно вспоминая, какие ещё носители информации тут существуют. Но кроме бумаги и магнитной ленты ничего не вспомнил.

– Да Бог с тобой, милый! Какие кассеты!… Всё пишем. Говорят, бумага стерпит. Да что тут поделаешь? Положено. Мы люди подневольные.

– Жалко, – сказал Пятый. – Я-то думал, что мы тут одни такие… Давайте, пишите. Есть на чём?

– Я принесу. И Лина проверю заодно.

Она вернулась быстро, принесла несколько листов, шариковую ручку и планшет. Пятый всё ещё курил.

– Ну что там? – спросил он.

– Спит. Давай, диктуй.

– Так… Арги – крупные рептилии, хищники, внешне напоминают ихтиозавров, но могут выходить на сушу… агрессивны, опасны для человека. Что ещё?…

– Да хватит, наверное, – сказала Надежда Михайловна.

– Дайте, я посмотрю, – Пятый взял у неё листок, скользнул по нему взглядом. Потом поднял с подоконника ручку и приписал внизу листа: “С моих слов записано верно. Номер пять, “тим” номер восемь, предприятие номер три”. Он писал крупными печатными буквами, немного странными – “е” перевёрнутое, гротескное, “л” и “м” имели непривычно вытянутые вверх добавления – палочки перед каждой буквой, соединенные с начальными штрихами… Надежда Михайловна с удивление посмотрела на эту приписку.

– Откуда ты это взял? – спросила она. – Я имею в виду форму…

– Я как-то побывал в отделении милиции, – ответил Пятый.

– Понятно.

– Там всё обошлось, – сказал Пятый. – К счастью. Я не ожидал, что я так легко отделаюсь.

Он прислонился виском к холодному стеклу, закусил губу. Надежда Михайловна смотрела на него с любопытством, изучая. Он это видел, но ему, вероятно, было всё равно. Кстати, ни он сам, ни Лин, не вызывали у Надежды Михайловны какого бы то ни было сочувствия. Они были слишком странными, всё, с её точки зрения, выдавало в них чужаков, но она по многолетней привычке выполняла свою работу, не сильно задумываясь о том, для кого или для чего это надо. Те слова, что она говорила для Лукича, были просто принятой формой для обозначения стандартного сочувствия, внешнего проявления, которое ничего в себе, по сути дела, не несло.

– Слушай, может стул тебе принести? – спросила она. – Посидел бы тут, покурил, почитал. Если не спиться…

– Не стоит, я сейчас пойду, – ответил Пятый. Поднял голову, поглядел на Надежду Михайловну. Тяжёлые волосы упали на глаза, он отвёл их ладонью, медленно, словно через силу. Странный. Непривычный. Поэтому – потенциально опасный. По крайней мере, ей так кажется. Смешная, ей Богу!… Он посмотрел на приоткрытую дверь в комнату, на светлое пятно в тёмном коридоре, потом перевёл взгляд на медсестру. Зрачок, только что превратившийся в тоненькую щёлку, снова стал расширяться.

– И вы меня боитесь, – констатировал Пятый. – Почему?

– Да не боюсь я, – натянуто усмехнулась она. – Просто… как бы это сказать…

– Да что там, – Пятый снова отвернулся. – Вы не первая. Хоть отвращения не вызываю – и на том спасибо.

– Ты вёл себя… прямо как нормальный человек, понимаешь? – сказала она. – Я не раз видела, как люди переживают, когда у них такая же беда. Совсем, как они. А теперь, как другу твоему полегче стало…

– Мой друг – точно такой же, как я. Понимаете вы это? – Пятый отошёл от окна, с мольбой посмотрел на медсестру. – Я не хотел бы, чтобы между нами, хотя бы в эти дни, пока Лин… пока ему настолько плохо… чтобы между нами стояло это непонимание и неприятие. Я вас очень прошу – не принимайте преждевременных решений, не оценивайте нас так…

– Как? – спросила она.

– Как чужаков, способных на что-то плохое. Я понимаю, что выгляжу… с вашей точки зрения, несколько непривычно, но я в этом не виноват.

– Не переживай, хорошо? – медсестра уже овладела собой, собралась. Нет, в самом-то деле, может, он прав? Что ей показалось странным?… Волосы? Ну да, густые очень, хорошие в принципе. Только прямые и чёрные, а она в юности приходила в восторг от вьющихся светлых. Глаза? Да, тут ничего не поделаешь – глаза сильно подкачали. Пугают. Чёрные, зрачок этот мерзкий. Как у кошки или у чёрта. Вот только мольба в этих страшных глазах – человеческая. И мука – тоже. И боль… Лицо? За такой худобой и не разберёшь, что там в лице не так. Кстати, у Лина это “что-то” тоже присутствует. Она вдруг поняла – что. Слишком скулы высокие. И нет этой мужской угловатости, грубости. А она не привыкла к таким лицам, почти бесполым – не поймёшь, мужик или баба, бороды-то у них нет… Вот, точно! Бороды не растут. Тоже неправильно. Много всего…