История с продолжением - Екатерина Белецкая

– Я тогда тут посижу, рядом. Я мешать не буду, правда, – Пятый умоляюще посмотрел на медсестру. Та сжалилась.

– Ладно, сиди. Только в комнату не лезь.

Пятый даже пробовать не стал спать. Знал, что не уснёт. Час он просидел на корточках подле двери, потом сходил покурил, потом опять вернулся к медпункту. Надежда Михайловна вышла из медпункта ещё через час.

– Сидишь? – спросила она.

Пятый кивнул. Тяжело поднялся на ноги.

– Ну как? – спросил он.

– Всё нормально. Второй раз покормили, ест хорошо, рвоты нет. Иди спать, Пятый. Вечером ты нас сменишь.

Пятый отрицательно покачал головой.

На следующий день Лину стало получше. Он стал просить, чтобы в комнате выключили свет – мешает спать. Чтобы не ходили – от шума болит голова. Чтобы отвязали руку – опять затекает. Чтобы дали хоть немножко полежать. Чтобы… Всё кончилось тем, что Лукич прогнал Пятого прочь из медпункта и, немало не стесняясь, наорал на Лина так, что тот сразу сник.

Примерно через полчаса в медпункте появился Володя, врач-терапевт из смены, который буквально волок на себе Пятого.

– Он что – в обморок там упал? – с интересом спросил Лукич.

– Нет. Но, по-моему, собирался, – Володя помог Пятому сесть на кушетку и пощупал пульс. – Во частит, а! За сотню.

– Пятый, ты сколько суток на ногах? – спросил Лукич.

– Шесть, по-моему, – неуверенно ответил Пятый. Последнее время он не обращал никакого внимания на смену дня и ночи.

– А не ел ты сколько?

– Не знаю… столько же, наверное. А что?

– А то, что ты все эти дни только то и делал, что курил, сидел тут и нервничал. Ты на грани срыва, поэтому…

– Что поэтому?

– Только то, что сейчас ты выпьешь полчашки слабого чая, разденешься и ляжешь. Понял?

– Я не хочу…

– Ляг, урод недоделанный! Немедленно, понял! Мне тут второй клиент не нужен. Вечером поешь нормально… не перебивай меня! Поешь и снова ляжешь спать. А утром – посмотрим, будешь ли ты годен для употребления. Всё, я сказал.

Пятый хотел что-то возразить, но, едва лёг – все возражения куда-то пропали, улетучились. Спать! Господи… Только спать…

Лукич с сомнением поглядел на Пятого, уснувшего на не застеленной койке прямо в одежде. Покачал головой.

– Грязный, как чёрт, – с осуждением сказал он. – Ладно, пусть отдохнёт, а то намаялся. Нельзя так нервничать, так и с ума сойти не долго.

Он подошёл к Лину.

– Что, довёл друга? – с упрёком спросил он. Лин промолчал. – Не стыдно?

– Я не хотел… – ответил Лин тихо. – Я…

– Я знаю, что ты не нарочно, – успокоил его Лукич. – Просто…

– Да ничего… я же… вижу… что не прав… но…

– Успокойся. Всё будет хорошо. Да и Пятый, конечно, тоже хорош, нечего сказать. Ладно, всё образуется.

– У вас… одеяла для него… нету?… – спросил Лин. Ему было совестно, досадно, жалко Пятого. Конечно, он, Лин, тоже виноват. Но когда Пятого нет рядом, ему почему-то становится хуже – усиливаются боли, немеет привязанная рука, кружится голова. Почему – Лин и сам не мог понять. Просто Пятый, видимо, был ближе всех на этом свете. Остальные – чужие. Совсем чужие. Да, они стараются, помогают, но они не понимали Лина. А Пятый – понимал. Это для рыжего и был самый важный критерий оценки. Только Пятый мог догадаться о том, о чём Лин никогда бы не посмел признаться, сказать вслух. Даже без обмена мыслями. Просто знал. Как себя. Ты же не будешь сообщать своему уху о том, что у тебя заболел палец.

– Я поищу. Лин, вот ещё что. Скажи ему, когда он проснётся, чтоб поел. А то, сам пойми, его так надолго не хватит. Можешь его даже отругать. Это только на пользу пойдёт.

– Он мне… не поверит… – Лин закашлялся, еле остановился, всхлипнул от боли в шве. – Лучше вы…

– Я тоже скажу. Когда кашляешь, кстати, стоит придерживать живот рукой, так поменьше боль.

– Сил нет… может, привязать?…

– Не выйдет. Боюсь я тебя трогать. Терпи тогда. Пить будешь?

– Да. Только немножко…

Пятого разбудили к ужину. Проснулся он с трудом, вставать ему совершенно не хотелось, но Лукич заставил его встать, сходить в душевую для надсмотрщиков, помыться, переодеться в чистую одежду.

– Я уж молчу про то, что неприлично в таком виде ходить, – ворчал он. – Так ведь это ещё и вредно! И вообще – как только человек начинает опускаться, он первым делом перестаёт мыться и как-то следить за собой. Так нельзя, и поэтому я не позволю тебе превратиться в такую пакость. Вымой голову, мыло я тебе дам.

Из душа Пятый вышел уже поувереннее, чем вошёл – вода немного взбодрила, но хватило этой бодрости ненадолго. Лукич и Надежда Михайловна заставили его съесть тарелку картошки и выпить чаю. Причём сумели весьма ненавязчиво – усадили за стол ужинать вместе с ними самими. После еды Пятого мгновенно сморило, он едва дотащился до кровати и уснул в тот же момент, как прилёг.

– Совсем измучался, – заметила Надежда Михайловна. – Почти неделю просидел, как приклеенный. Первый раз такое вижу.

– А я уже не первый. Тут несколько лет назад их понесло в город зимой. Сами понимаете – истощённые, больные, раздетые. Лин застудился, капитально причём – почки, лёгкие. Так этот просидел с ним неделю на чердаке. Сам вывел из кризиса – уж не знаю, где, но сумел достать лекарства, какую-то одежду. Потом сам же привёз обратно. Как справился – до сих пор загадка.

– И наоборот бывало?

– А как же. Пятому, кстати, везёт ещё меньше, чем Лину. Постоянно он влипает в какие-то неприятности – то под пулю попадёт, то под чью-нибудь горячую руку. Защитить некому – на “трёшке” нет ни фельдшера, ни постоянного кабинета. Сама видишь – пусто. А Пятый… куда он денется. Отоспится.

– Ты прав, наверное. Спи, сынок. Всё хорошо будет. И с тобой, и с ним. Какая же это всё-таки несправедливость, а, Лукич? Ребята-то хорошие, честные, не какая-то шваль подзаборная, не преступники. Ведь так?

– Так, – согласился Лукич. – Вот только на счёт оценки я бы воздержался. Не нам судить о том, какие они на самом деле. Понимаешь, Наденька, это задачка не для нас с тобой. Мы – просто прислуга при господах. Нам сказали – мы сделали. А то, чтобы судить, кто тут прав, а кто виноват… уволь.

– Может, это и так. А может, и нет. Мне жалко одного мальчишку, которого покалечили и чуть не отправили на тот свет. Мне жаль второго мальчишку, который сходит с ума, видя, что происходит с его братом…

– Братом? – удивился Лукич. – Это что-то новое. Он так и сказал – с братом?

– Не совсем. Это не важно.

– К сожалению, важно всё, что окружает эту парочку. В отчёте напишешь про брата. Поняла?

– Хорошо. Мне-то что?… Хоть про марсиан напишу.

– Не ёрничай, Надежда. Не смешно. И ещё момент, на счёт мальчишек. И одному, и второму – далеко за тридцать. Я их мальчишками помню, кстати. У меня язык не повернётся их сейчас так назвать.