Лучший приключенческий детектив - Аврамов Иван Федорович

Повод для шутки наличествовал. Куда не кинь взор — всюду столкнешься с изображением человека с пышными бакенбардами. Вот гипсовый бюст на этажерке с книгами. Чуть дальше — скульптура в полный рост. Руки заложены за спину, курчавая голова вскинута, взор устремлен сквозь столетия. Напротив, на стене — портрет маслом, в огромной золочёной раме. На картине — всё тот же банкенбардоносец, но уже скрестивший руки на груди. На правое плечо накинут шотландский плед. Ростбиф[12] что ль какой?

Боб тихонько тронул Аннет за рукав, кивнул на портрет человека с бакенбардами. Вскинул брови, как бы спрашивая: «Кто это?»

Аннет шепнула:

— Пушкин.

«Неужто и вправду Михаил Пушкиндт устроил в помещении своего детективного агентства музей имени себя любимого?! — изумился Робер. — Вот только почему на всех изображениях Пушкиндт всегда молодой? И одет в старинные наряды, века так XIX-го, а не в бандану и кеды. Впрочем, у всех свои причуды. Вон, помнится, в прошлом году — всей фирмой деньги собирали на портрет продюсера. Юбилей у него был. Так художник вообще изобразил юбиляра в образе древнеримского Юпитера. Хотя сам продюсер более походил на Вакха — такой же рыхлый пузан с физиономией законченного пропойцы… Да, везёт же мне в последнее время на всяких чудиков. А всё началось с этого Буссенара, будь он четырежды проклят!.. Но книги писал интересные. Если, конечно, судить по роману «Кругосветное путешествие парижского гамена». Интересно, что там дальше будет с Фрике и его друзьями? Сожрут их каннибалы или нет?»

Дальше — больше! Ладно музей. Так Пушкиндт, по всей видимости, здесь ещё и спортивный зал устроил! Вон в углу стоит водоналивной манекен для отработки ударов. Тут же на гвозде висят боксёрские перчатки. По соседству фехтовальные маски и две рапиры. А рядом, в плетёной корзине для зонтов — набор самых разнообразных тростей. И зачем они ему?

Пушкиндт перехватил удивленный взгляд Робера, затараторил:

— Да. Я во всём стараюсь походить на своего славного предка. Даже французский выучил. Специально ездил в Париж, чтобы окунуться в языковую среду. Ведь Александр Сергеевич владел французским не хуже, чем русским. В лицее все его так и звали — Француз. Первые стихи он, кстати, написал на языке Вольтера. Сам признавался в письмах к Чаадаеву, что с языком Европы он знаком короче, чем с русским. — Не давая Роберу возможности разобраться что к чему и почему, Пушкиндт перепрыгнул с проблем лингвистики и языкознания на тему физкультуры и спорта: — А знаете, какой силищей обладал Александр Сергеевич? Он постоянно тренировал мышцы рук. Специально заказал себе трость из ружейного ствола. Смотрите. — Пушкиндт выхватил из корзины одну из тростей, кинул Бобу. Тот чисто инстинктивно поймал стальную палку, оценочно прикинул в уме: «Ого, килограмма три-четыре». Пушкиндт прокомментировал: — Точная копия «тренировочной» трости Александра Сергеевича из музея в Михайловском. Вес трости соответствует весу дуэльного пистолета. На вопросы, на что ему такая тяжелая палка, Александр Сергеевич отвечал: «Чтобы рука была твёрже; если придётся стрелять, чтоб не дрогнула!»… А уж в благородном искусстве фехтования, — Пушкиндт схватил рапиру, несколько раз рассек клинком воздух, — с Александром Сергеевичем мало кто мог сравниться! В лицее он был одним из лучших учеников великого Вальвиля, в числе немногих имел по фехтованию высшую оценку. Позже брал уроки у самого Огюстена Гризье! Эх, родиться бы ему пораньше — и он бы стал русским Сирано! — Не давая Бобу опомниться, Пушкиндт откинул рапиру в сторону, натянул боксерские перчатки, принялся молотить по манекену. — Вы спрашиваете, какое отношение Александр Сергеевич имеет к боксу? — спросил Пушкиндт, хотя Робер ни о чём подобном его не спрашивал.

Молодой француз вообще не мог уразуметь, о каком таком Александре Сергеевиче идёт речь. Он лишь молчал да пожимал плечами, пытаясь найти хоть какой-нибудь смысл в обрушившейся на него информационной лавине.

А Пушкиндт печатал удары, не забывая читать лекцию:

— Я вам отвечу. В своих мемуарах князь Павел Петрович Вяземский писал: «В 1827 году Пушкин учил меня боксировать по-английски, и я так пристрастился к этому упражнению, что на детских балах вызывал желающих и нежелающих боксировать, последних вызывал даже действием во время самих танцев»… Какой Вяземский? Да тот самый. — Пушкиндт перешел на русский: -

Dusha moya Pavel,

Derzhis' moih pravil:

Lyubi to-to, to-to,

Ne delay togo-to.

Kazhis' eto yasno.

Proshchay, moi prekrasniy.

У Боба голова пошла кругом. Он перестал понимать, что происходит. Зачем руководитель детективного агентства рассказывает ему о каком-то неведанном Александре Сергеевиче? Почему он читает вслух какие-то стихи?!.

А Пушкиндт не унимался. Снова заверещал по-французски:

— Так-то! А где сам Александр Сергеевич научился благородному искусству кулачного боя, полюбопытствуете вы? Он ведь никогда не бывал в Европе. И на это мне есть, что вам сказать. Польский автор Едлевский предположил, что Пушкин освоил бокс при помощи французской книги Игана «Боксиана, или Энциклопедия старого и современного бокса», являющейся переводом с английского. Возьму на себя смелость не согласиться с этим утверждением. Имею наглость полагать, что с техникой английского бокса Александра Сергеевича познакомил его товарищ по юношеским кутежам, военный чиновник Щербинин. Последний вполне мог приобщиться к этой забаве во время своего пребывания в туманном Альбионе после войны с Наполеоном… — Пушкиндт стянул перчатки, повесил на место. Но не угомонился. — А уж каков мой великий пращур был стрелок! Знать, лавры лорда Байрона не давали ему покоя. Британец, поговаривают, с 25 шагов утыкивал всю розу пулями. А Александр Сергеевич сажал пули в звезду. Тренировался ежедневно. За утро, бывало, по сто зарядов выпускал. А в Кишиневе, так и вовсе — не успеет проснуться, прямо из постели в стену палил, что тот самый Шерлок Холмс.

Полагая, что для иллюстрации рассказа о снайперском умении своего охочего до боевых забав предка Пушкиндт извлечет сейчас откуда-нибудь пистолет или, не приведи Господь, ружьё, Боб решил поставить точку в затянувшемся монологе словоохотливого старика. Сказал:

— Извините меня великодушно, мсье Мишель, но я не вполне понимаю, о каком предке идёт речь? Кто такой этот ваш Александр Сергеевич?

Пушкиндт так и сел.

— Как?! Вы не знаете Александра Сергеевича Пушкина?! Разве дед ничего вам обо мне не рассказывал?

— Увы, не успел, — сказал Боб. — Он оставил для меня лишь скупую записку, в которой велел отправляться в Россию и обязательно разыскать в Петербурге некую фирму под названием «Порфирий Петрович». Так же Дед велел найти человека по фамилии Пушкиндт. А зачем, для чего, я, собственно говоря…

И тут до Боба дошло. В голове точно щёлкнул какой-то тумблер. Робер вспомнил давешнего таксиста с профилем гасконца. Тот как раз что-то говорил про «Александг Сеггитщ Пушкин»!.. Так значит, Мишель Пушкиндт — это…

Опережая мысль Робера на считанные доли секунд, Пушкиндт гордо заявил:

— Я потомок Александра Сергеевича Пушкина. — Старичок, как бы тонко намекая на весьма толстые обстоятельства, встал рядом со скульптурным изображением предка. Скопировал позу, положение рук и даже одухотворенное выражение обрамленного пышными баками лица. Немного помолчал, присовокупил: — По линии Льва Давыдовича Бронштейна, более известного как Троцкий.

20 часов 56 минут 08 секунд.

Боб даже бровью не повёл. Ну, Троцкого, так Троцкого. Мало ли сколько у этого Пушкина за 200 лет потомков по всему миру расплодилось, и какие у них теперь фамилии? Дело-то житейское. Хотя забавно, что в России ему встречаются исключительно прапраправнучки и прапраправнуки каких-то там писателей. И все как один до ужаса чудаковаты.