Похороны викинга - Персиваль Рен

Я отдал честь и повернулся кругом. Значит, время пришло, и Лежон начал действовать. Он, по-видимому, руководился указаниями Болидара по поводу того, что мы пятеро отказались присоединиться к мятежникам, и хотел заставить нас ликвидировать бунт. Он имел право расстрелять любого мятежника, и мы обязаны были ему повиноваться… Но что будет с Майклом, когда он заявит, что никакого бриллианта у него нет? Что сделает с ним Лежон после подавления восстания? Ведь одного слова Лежона было бы достаточно, чтобы отправить Майкла к остальным мятежникам: на тот свет или, что, может быть, еще хуже, в штрафную роту…

– Если ты пикнешь, то будешь первым из многих, кого я отправлю в преисподнюю, – рычал сзади меня Лежон, когда мы шли по узкому проходу между толстыми глиняными стенами. Я почувствовал дуло револьвера, прижатое к моей спине, и кровь ударила мне в голову. Мне пришлось напрячь все силы, чтобы не повернуться и не броситься на него. Только полсекунды, чтобы ударить его в подбородок, – больше мне не нужно было. Но этой половины секунды он мне не дал бы, и едва ли я был бы полезен Майклу с позвоночником, перебитым разрывной револьверной пулей. Лежону пристрелить меня было так же просто, как раздавить сапогом скорпиона… И потом, даже если бы мне удалось его победить, то шайка Болдини все равно с нами бы расправилась… Мы дошли до двери, Лежон остановился, поднял револьвер и прошептал:

– Живо!

Я пополз к кровати Майкла. Что будет, если Майкл вскочит и крикнет? Сможет ли Лежон запугать всех легионеров, и хватит ли у них храбрости броситься на него с пустыми руками? Вероятно, не хватит.

Я начал шептать в ухо Майклу:

– Майк, старик, это я, Джон… тихо… Майк, старик, вставай… тихо, слышишь…

Он проснулся и без звука поднялся с кровати.

– Одевайся, бери винтовку и выходи. Лежон начал действовать. Возьми штык.

Он увидел стоявшего в дверях Лежона и встал. Я пополз к Сент-Андре и разбудил его таким же образом.

– Лежон нас вызвал, – прошептал я, – он стоит в дверях.

– Отлично, – сказал Сент-Андре, – давно пора.

Мари тоже проснулся без шума и быстро понял, что от него требовалось. К тому времени, когда я разбудил Кордье, Майкл выходил из казармы с винтовкой в руках. Я увидел, как Лежон дал ему несколько патронов, которые он вынул из оттопырившихся карманов своего кителя. Я выполз, взял винтовку и штык, и Лежон дал мне десять патронов.

– Выйди на двор, заряди винтовку, – прошептал он, – а потом стреляй по каждому, кто после предупреждения спустит ноги на пол.

Мы зарядили винтовки и, взяв их наизготовку, встали позади Лежона. Сент-Андре, Мари и Кордье сделали то же самое. Ни один из спавших не пошевелился.

– Сент-Андре и Кордье останутся в дверях до смены, – прошептал Лежон, – Если кто-нибудь проснется, прикажите молчать и стреляйте, если будут вставать. Если не будете стрелять, я вас прикончу… Идите за мной, – сказал он трем оставшимся и повел нас в свою комнату.

– Охраняй дверь, – сказал он Мари. – Стреляй во всякого, кто к ней приблизится. Во всякого, понял? – Ну, живо, – сказал он, закрывая дверь, – давайте сюда этот чертов бриллиант, из-за которого заварилась вся каша… Из-за вас, паршивых воров, весь гарнизон взбунтовался… Теперь я позабочусь об этом бриллианте, а потом позабочусь о тех, кто в моем отряде устраивает всякие заговоры… Живо, каторжники! Если только вы не хотите, чтоб вам перегрызли горло эти бешеные псы… Они назначили на завтрашнее утро свой бунт. Завтра же утром вас ликвидируют, – я все знаю… Живо, собаки!

Майкл смотрел на него с видом полнейшего недоумения:

– Бриллиант, господин сержант? – пробормотал он.

Черное лицо Лежона было искажено, глаза его горели и вылезали из своих орбит.

– Если ты попробуешь мне врать, то я прострелю твою идиотскую голову, – заревел он и схватил лежавший на столе револьвер. – Давай сюда твой бриллиант, и я сохраню его, пока не узнаю, кому он принадлежит. Неужели ты думаешь, что я позволю из-за каких-то вонючих воров устраивать у себя восстания?.. Давай его сюда, висельник!

– У меня нет никаких бриллиантов, господин сержант, – спокойно ответил Майкл.

– Я хотел вам сказать, господин сержант, – вставил я, – что это ошибка…

Лежон потерял дар речи. Я думал (и надеялся), что с ним сейчас случится апоплексический удар. Он оскалил зубы и поднял револьвер. Я хотел направить на него винтовку, но вовремя вспомнил, что он дважды успеет выстрелить раньше, чем я пошевелюсь. Майкл остался совершенно неподвижным, и я понял, что он был прав. Малейшее движение было бы нашей смертью.

Конечно, Лежон тут же пристрелил бы нас обоих, если бы мы не были нужны ему для подавления мятежа. Но в любой момент могла послышаться стрельба из казарм, и в любой момент мы могли увидеть мятежников. Лежон полагал, что Сент-Андре, Кордье и Мари не изменят, но, конечно, не мог этого гарантировать. Он был очень храбр. Несмотря на то, что жизнь его висела на волоске, он все-таки начал с того, что занялся бриллиантом. Он отвернулся от Майкла и уставился своим горящим взором на меня.

– Ты хотел мне сказать? – заявил он совершенно спокойным и сдержанным голосом. – Ладно, тебе не придется много мне рассказывать… Может, хочешь помолиться, прежде чем я тебя пристрелю? И он навел на меня револьвер.

Потом он опять навел револьвер на Майкла и начал дико ругаться. Его брань была совершенно чудовищной, невероятно грязной и бешеной. На губах его появилась пена. Потом он положил револьвер и схватился за волосы. Я вспомнил о туземцах Конго, над которыми его власть была беспредельна и которых он мог убивать как хотел. Единственным ограничением его убийств было то, что, убивая, он терпел убыток в рабочей силе. И тут вдруг мне пришла в голову успокоительная мысль, Лежон, конечно, ничего нам не сделает до подавления мятежа. Он не может рисковать выступить против мятежников с тремя людьми. Он не станет перед решительным боем убивать две пятых своей армии. Это было бы абсурдно.

И тут я сделал то, что было бы самым храбрым поступком в моей жизни, если бы я не сознавал своей безопасности.

– Послушайте, Лежон, – сказал я хладнокровно, тоном студента Оксфорда, разговаривающего с провинившимся лакеем, – послушайте, Лежон, не валяйте дурака. Разве вы не понимаете, что через две минуты вас могут пригвоздить к стене штыками и так и оставить пригвожденным к стене в горящем форту? А может быть, вас свяжут и положат под солнце – лицом кверху на крыше форта. Вы осел, у нас нет никакого бриллианта. Перестаньте болтать глупости и лучше поблагодарите нас за то, что мы остались верны своему долгу.

– Молодчага, – пробормотал Майкл по-английски. – Награждаешься орденом святого Майкла.