Остаюсь с тобой - Леонид Гаврилкин

Вошла медицинская сестра, щелкнула включателем - желтый свет наполнил палату, - процокала к кровати, повернулась к Кате узкой, совсем еще детской спиной, обтянутой накрахмаленным халатиком. Наверное, не хотела, чтобы Катя видела, что там, под простыней, сделала укол, снова натянула простыню, засунув ее края под плечи больного, а в ногах - под пятки. Выходя, уже в дверях, оглянулась на Катю. Встретив в ее глазах немой вопрос, ничего не сказала, только попросила:

- Начнет стонать или еще что, нажмите на кнопку, я приду или врач, - и закрыла за собой дверь.

Лицо у Алесича точно ожило. Бледные пятна, следы от ладоней, потемнели, налились краской. Судорога тронула щеку. Алесич пошевелил губами, забормотал. Кате показалось, что он силится что-то сказать. Она приподнялась, ближе наклонилась к нему, чтобы лучше было слышно. Стояла так долго, пока не затекла спина. Потом пододвинула стул, присела в изголовье, опершись локтями о край кровати, потом положила ладонь на лоб.

Алесич открыл глаза.

- Пи-ить, - чуть слышно прошептал он.

Катя схватила кружку. Она была чуть не полная, ее нельзя было наклонить, не расплескав воду. Оглянулась, куда бы вылить лишнюю, ничего не нашла. Тогда отпила чуть не половину, поднесла кружку к пересохшим губам Алесича. Он жадно отпил несколько глотков. Вода потекла по подбородку, на шею.

- Спасибо, Катя... - прошептал, устало глядя на женщину. - Скажешь Скачкову, что раствор... Я тоже дурак. Надо было не возиться у машины, а бежать. Я выключил бы двигатель. Задержался, а они не догадались... Слышишь? - уже не шептал даже, а вдыхал воздух Алесич. - Мустафаев хороший человек, но раствор... - Он закрыл глаза, какое-то время лежал спокойно, точно заснул глубоким сном. Потом задвигал губами, простонал, начал грезить: - Что делаешь? Вера!.. Что выливаешь? Это же водка... Ты думала, молоко?.. Я отнял у тебя жизнь? Но зачем выливать?.. Жизнь... Что ты чушь городишь? Эх ты!.. Ты никогда не знала, как я рвался домой. Дурак?.. Конечно... Дурак, что думал, что скучал... Пришел, не отказался... А ты?.. Брось... Ты ничего не знала... Ты ненавидела меня! Неправда?.. Хе... Может быть... Сколько раз ты была в моей деревне? Что? Я хотел, чтобы сто раз... Менялся... Еще как менялся... Ты не хотела меняться. Родилась скупердяйкой, такой и помрешь... Зачем за меня выходила?.. Думала, я мешок с деньгами. Мама, не слушай ее. Она никогда не говорила правду. Гони!.. Прочь! Мы с Костиком париться пойдем. Ты видела, какую баню я поставил? Что ты!.. Мы с Костиком сходим в лес, наломаем веников. Подожди!.. Костик, куда ты побежал? Расскажу, когда подрастешь... Поймешь. Расти большой... Уничтожь ее! Слышишь? Чтобы ни одной капли не осталось. Слышишь?.. Сам не пей. Не обижай людей... Помогай... Ты знаешь, сколько обид на земле?.. Сам пошевели мозгами, сам... Лучше сам... Костик! Ты слушаешь? Куда полез? Обгоришь. Не трогай! Там солнце... Слышишь? На солнце вишенника нет... Слышишь? Мы на машине... Назад! Кому сказал? Сгоришь! Костик! Кому сказал? Я тебе... Я тебе... - Алесич попытался встать, выгнулся так, что чуть не свалился с кровати, потом застонал сквозь сведенные болью зубы, застонал протяжно и жутко, будто завыл.

Катя нажала на кнопку и не отнимала от нее пальца, пока в палату не влетел врач, а за ним не застукала, как пулемет, высокими каблучками медицинская сестра.

- Отпустите кнопку! - еще с порога крикнула она писклявым голосом.

Врач окинул цепким взглядом больного, который уже не стонал, а только судорожно шевелил губами, часто дыша. Снова побелели следы от ладоней на лице.

- Кричал? Хотел встать? - Врач искал пульс на виске Алесича.

Катя кивнула в ответ.

- Это неплохо, - сказал утешительно врач, поглядывая на женщину, потом мягко, с неожиданной лаской в голосе приказал медицинской сестре: Укольчик! Капельницу на всю ночь.

Сестра вышла. Врач не сводил с нее глаз, пока она не закрыла за собой дверь.

- Может, отдохнули бы немного? - обратился к Кате. - В ординаторской найдется местечко. После укола он будет спать... - кивнул на Алесича.

Катя опустилась на стул, даже не взглянув на врача.

- Дело ваше... - Врач еще постоял в дверях, будто надеясь, что женщина передумает, и вышел.

После укола Алесич успокоился. Дыхание стало глубже. Следы ладоней на лице снова налились краской, порозовели. Наверное, он и правда уснул глубоким сном. Потом снова начал что-то бормотать. Но теперь Катя ни слова не могла разобрать, как ни прислушивалась. Она устала сидеть, наклонившись, откинулась на спинку стула, сидела и не сводила глаз с его лица, напряженно прислушиваясь к невнятному, прерывистому бормотанью.

Под это бормотанье, как под колыбельную песню, Катя и задремала. Очнулась, пришла в себя, когда услыхала свое имя. В окно сквозь зеленые шторы цедился утренний рассвет. Беспомощно блестела электролампочка под потолком. Катя оглянулась кругом, будто забыла, где находится.

- Катя! - прошептал Алесич.

В полумраке она увидела сначала его глаза, потом и все лицо, темневшее пятном среди белых бинтов.

Приподнялась, наклонилась к нему.

- Пи-и-ить, - попросил Алесич.

Она поднесла ему кружку. Алесич отпил несколько глотков, сжал губы. Она стояла с кружкой в руке, боясь пошевелиться, чтобы вдруг не пропустить звука.

- Катя... - Он вяло пошевелил губами. - Будет кто, сын или дочка... Он перевел дух, отдохнул. - Найди Костика, пусть познакомятся... Им вместе лучше будет... - Замолчал. Теперь молчание было более продолжительное. Когда заговорил снова, то слова его едва можно было разобрать. - Спасибо, Катя!.. Ты у меня... - И, не сводя повлажневших глаз с женщины, улыбнулся. Одинокая слеза скатилась по розовому виску.

Катя тоже улыбнулась. Ей показалось, что он удивился ее улыбке, зрачки его глаз вдруг расширились, сами глаза застыли. Только улыбка не сходила с его лица, тоже будто застыла. Но это была уже не улыбка, это было ничто.

- Ванечка-а-а-а!..

Кате показалось, что это не она - кто-то другой кричал ее голосом.

С утра Скачков поехал в ремонтный цех, потом побывал на нескольких скважинах, которые как раз ремонтировались, посмотрел, как и что там делается, поговорил с рабочими. Вернулся в контору во второй половине дня.

Эмма Григорьевна обычно приветствовала его, приподнявшись со стула. Сейчас она даже не оторвала глаз от пишущей машинки.

- Здравствуйте, Эмма Григорьевна! - подчеркнуто громко сказал Скачков, думая, что та не слышала, как он отворял дверь.

- Здравствуйте! - кивнула своей седой головой секретарша, по-прежнему не отрывая глаз от машинки.

- А что это людей столько собралось в конторе? - поинтересовался начальник управления, немного смущенный неуважением этой всегда подчеркнуто-предупредительной дамы к своей особе.

- Назначено собрание на четыре, - буркнула Эмма Григорьевна.

- Кто назначил?

- Звонили из приемной генерального директора.

- Давно?

- Утром еще.

- Гм... - Скачков зашел в кабинет.

В последние дни, сразу после того, как в объединении появился Балыш, его вообще не покидало чувство, что он только формально начальник управления, а руководит управлением, людьми, всей работой кто-то другой. Такое чувство бывало у него и раньше, когда только начинал здесь осваиваться, но тогда он объяснял его тем, что не привык к новой работе, особенно не обращал на него внимания, и оно прошло. И вот появилось вновь. Откуда? Почему? Может, потому, что начал замечать, как медленно, точно по нужде выполняются некоторые его распоряжения? Раньше ничего подобного не было. Взять хотя бы его распоряжение о своевременной завозке раствора на скважины? Сам занимался, поручил Котянку проследить за этим. И все равно то не завезут когда надо, то завезут не тот раствор, какой надо. Так не могло долго продолжаться, должно было что-то случиться. И случилось. Точно кто нарочно подстроил. Может, и на триста пятую завезли облегченный раствор, оттого и произошел взрыв? Именно про раствор что-то хотел сказать Алесич... Разберись теперь, как оно там было...

Слышно стало, как где-то громко хлопают дверьми, как кто-то торопливо прошел по коридору, кто-то громко рассмеялся. Заскрежетала тормозами машина на улице. Взорвались мужские голоса. За стеной, в соседнем кабинете, надрывался телефон. Кого там нет на месте? Странно, но он, Скачков, до сих пор не знает, кто сидит за стеной, по соседству с его кабинетом. Кажется, он ни разу не прошелся по коридору дальше своих дверей. Не посмотрел. Интересно, почему никто не заходит к нему? Обычно, едва переступишь порог, целая очередь в приемной. Кстати, о чем же собрание? И знают ли люди? Хотя откуда им знать, если он, начальник, не знает. Может, надо подготовить какие-нибудь документы? Нет, если бы надо было, то сказали бы.

Вдруг тихо и как-то уж слишком вкрадчиво отворил двери главный геолог, просунул голову.

- Заходи, заходи, Виктор Иосифович, - обрадовался ему Скачков.

- Что за собрание? - спросил Протько, усаживаясь на своем любимом месте, у стены.