Остаюсь с тобой - Леонид Гаврилкин

- Признаться, не знаю. Может, хочет встретиться с коллективом?

- Лучшего момента не нашел? - усмехнулся Протько. - Балыш не дурак, чтобы в такой день встречаться. Выбрал бы более веселый день.

- Думаешь, из-за аварии?

- Скоре всего.

- А о чем говорить? Надо же разобраться, а потом и говорить. Нельзя же так.

- Разбираются, когда хотят выяснить истину. А если не хотят? Если у Балыша другая цель?

- Какая еще может быть цель?

- Не знаю. - Протько начал комкать конец своей бороды. - Видел, как на похоронах Балыш и Бурдей шептались. Возле них вертелся Котянок.

- Я не присматривался.

- Я тоже. Но случайно...

- О чем же они могли шептаться?

- Не знаю, не слыхал. Но уверен, эти люди даром не шепчутся. Думаю, они не случайно захотели провести собрание на другой день после похорон. После того что случилось, все, как никогда, впечатлительные. Может, как раз на это и рассчитывают.

- Ах, Виктор Иосифович, ты уж слишком, - отмахнулся Скачков. - Не думаю, чтобы Балыш был таким психологом. Просто не терпится человеку покрасоваться перед бывшими своими подчиненными в новом качестве. Человек любит, чтобы его замечали.

- Балыш не такой примитивный, как вы думаете, - начал Протько, но услыхал шаги в приемной и осекся, посмотрел на дверь.

В кабинет вошли Балыш и секретарь райкома Михейко. Скачков мельком глянул на главного геолога, чуть заметно кивнул головой, - мол, ты правильно рассуждал, раз Балыш привез секретаря райкома, то действительно задумано что-то из ряда вон выходящее. Протько встал и, улучив момент, незаметно вышел из кабинета.

...Балыш сам взялся вести собрание. Он не пошел к трибуне, как обычно делали все ораторы, а вышел вперед с противоположной от трибуны стороны стола, за которым сидели Михейко, Скачков и сам генеральный директор. Остановился чуть не на краю сцены. Невысокого роста, в темно-синем костюме с голубым галстуком, светлоглазый, с блестящей, аккуратно причесанной головой, моложавый, - конечно же он захотел покрасоваться перед своими бывшими сотрудниками... И это было настолько приятно ему, Балышу, что он не удержался, улыбнулся, потом, точно спохватившись, крепко сморщил лоб, придав лицу строгую сосредоточенность, начал тихо, уверенный, что его и так все хорошо слышат.

- Что ж, товарищи, какая бы трагедия ни выпала на нашу долю, она не может выбить нас из колеи, из рабочего ритма. Жизнь идет дальше и требует от нас активной деятельности. У нас с вами, товарищи, еще много несделанного, и нам есть над чем подумать. Если бы эта трагедия случилась тогда, когда мы с вами только начинали осваивать месторождение, можно было бы как-то оправдать ее. А она произошла теперь, когда мы хорошо знаем характер нашей нефти, ее повадки. Значит, нельзя и принимать во внимание неожиданности геологического порядка. Авария, вероятнее всего, результат определенного отношения людей к своим обязанностям. Вот и давайте именно сейчас, когда всем нам это еще больно, и поговорим начистоту. Надеюсь, что перед лицом случившегося никто из вас не станет кривить душой.

Скачков смотрел со сцены на Протько. Тот сидел в первом ряду, как всегда, упершись бородой себе в грудь, спокойный, безразличный, заметно скучноватый. Будто он и правда загодя знал обо всем и теперь ничему не удивляется.

- Прошу, товарищи, - стоя на краю сцены, Балыш обвел взглядом присутствующих. Потом, вернувшись на свое место за столом, сел рядом с секретарем райкома.

Поднялся, постоял молча главный геолог. Казалось, он колебался, говорить с места или выйти к трибуне. Все же вышел.

- Я все время, сколько вы здесь работали, Роман Тарасович, говорил вам, что мы очень поверхностно знаем свои недра, - заговорил медленно, раздумчиво, точно подыскивая слова. - Конечно, у нас очень долго искали нефть. Пока не нашли подхода к ней, не разгадали ее секрета. И почему-то сразу все решили, что найденный ключик подходит ко всем месторождениям Полесья. Не успели отрешиться от одного шаблона, как сразу же попали в плен другого. По причинам, которые мне непонятны, мы не хотим признать того факта, что здесь каждое месторождение имеет свою специфику. Эта специфика является результатом сложных геологических процессов, о которых мы можем только догадываться. Мы плохо знаем свои недра, Роман Тарасович. Кстати, именно поэтому геологи так долго не могут найти новых месторождений. Поэтому и на триста пятой мы неожиданно получили нефть с такой глубины, на какой и не ожидали ее встретить. Правда, нам не повезло. Откуда-то взялась вода. Мы подумали, что там кончилась нефть. Теперь знаем, что нет, не кончилась. Она напомнила о себе, не простила нам излишней беспечности. Я не могу сейчас назвать истинных причин трагедии, но, бесспорно, одна из них - наше невежество. Мы, Роман Тарасович, очень многого не знаем про нашу землю, про ее тайны, и, боюсь, еще долго не будем знать, если не перестанем относиться к постижению этих тайн так, как относимся сейчас.

Протько спустился со сцены и так же неторопливо, подчеркнуто замедленным шагом направился на свое место в первом ряду.

- Чего доброго, вы наши беспорядки спишете на природу, - бросил ему вслед Балыш.

- Разрешите мне, - поднялся в середине зала невысокий широкоплечий в черном комбинезоне рабочий. Можно было подумать, что он только что от станка. - Я в профкоме отвечаю за производственный сектор.

- Пожалуйста, на трибуну, - попросил его Балыш.

- Ничего, вы меня и так услышите, - остался на месте человек, отвечающий за производственный сектор. - Что я скажу? Не первая это у нас авария. Были и раньше. Особенно когда нефти было больше. "Елки" в небо летели. Близко не ставили заведенного мотора, никто не курил. Обходилось. А что здесь? Видно, прозевали, когда пошел газ. Может, сидели, отдыхали. Перекур, значит... А может, и мотор работал на агрегате. Мы знаем, какие у нас искрогасители. От них трава загорается, не только газ. Вот оно и загорелось. Может статься, и раствор не тот завезли, что у нас довольно часто бывает. Настоящей причины мы пока не знаем, здесь еще надо разобраться. Но зато знаем, что люди работали в выходные дни. После напряженной трудовой недели. Усталые. Наверное, они куда-то спешили. В результате не та бдительность, не та осторожность. Мы не раз говорили на профкоме, что нельзя так. Все соглашаются и все равно продолжают свое. План! Перед ним и выходные не выходные. Некоторые, может быть, думают, если человек не имеет цены, так он вообще ничего не стоит... У меня все.

- Интересно. Один все списывал на незнание природы, а другой на выходные. Выходит, виноватых нет? - покивал головой Балыш. - Неужели нет людей, отвечающих за ту же технику, за те же искрогасители?

- И не найдете, - уже не вставая с места, крикнул профсоюзник. - Знаете почему? Слишком много ответственных развелось. Попробуй разобраться, кто из них виноват. Посчитайте только в нашей конторе, сколько дверей с табличками. И за каждыми дверями - ответственный. Загляните в цеха, на газовый завод. И там таблички. Слишком много табличек.

- Еще одну очень существенную причину нашли, - хмыкнул Балыш. - А знаете ли вы, что каждый, кто сидит за дверью с табличкой, отвечает за конкретный участок? Разве не так?

- Можно мне? - подхватился и, когда ему разрешили, вышел за трибуну Котянок. Поправил свой воробьиный чубчик, оглянулся на президиум, будто прося поддержки, начал говорить сначала путано, видно, сильно волновался. Вот тут ждут, чтобы мы назвали конкретную причину трагедии. Наверное, хотят получить ответы на вопросы, которые сейчас у всех на уме: "Кто прозевал? Кто поджег?" Конечно, раз взорвалась, раз загорелась, то причина есть. И здесь правильно говорилось, что эту причину надо найти. Найдем мы ее или не найдем, но уверен, что та причина не главная. Главная причина трагедии кроется в той атмосфере, которая создана в управлении в последнее время. Год назад к нам пришел начальником Скачков Валерий Михайлович. Опытный, зрелый работник. Мы встретили его с великой надеждой. Думали, что он выведет управление из прорыва, в какой оно неожиданно попало. Мы ждали, что он решительно поставит вопрос о снижении плана, поскольку план, доведенный нам раньше, практически оказался нереальным. И он, как человек новый, имел моральное право добиваться снижения плана. Ему говорили об этом. Не гнать любыми средствами план, а добиваться его пересмотра. К великому сожалению, у него для этого не хватило характера или смелости, не знаю. Он пошел другим путем. Мол, вызовем комиссию, она даст нам соответствующие рекомендации, а пока что надо выполнять план. Всем коллективом думали, как добиться выполнения плана. Выход был один. Работать с большим напряжением. И такое напряжение, в первую очередь усилиями самого начальника, было создано. Правда, некоторые товарищи доказывали, что это до добра не доведет, но Скачков и слушать не хотел. Что и говорить, работали с большими перегрузками, все знают. Не выдерживало оборудование, ломались машины, лопались трубы. Из некоторых скважин начали качать больше нефти, чем положено. Торопили буровиков, чтобы те как можно быстрее вводили в строй новые скважины. План любыми средствами! Это сразу же сказалось на качестве работ. В конце концов перестали считаться с правилами техники безопасности. План, план, план! Даже наперекор техническим возможностям. Самое интересное, так это то, что Скачков критиковал варварскую эксплуатацию месторождения до его прихода в управление, а сам скоро стал на путь не только варварской эксплуатации скважин, но и варварского использования техники... Конечно, план - святой закон для нас. Но его надо выполнять законными средствами. Когда люди прибегают к незаконным средствам, выполнение плана тоже становится незаконным. Взять для примера хоть ту же триста пятую. Обрадовались, что получили фонтан. Вместо того чтобы брать нефти столько, сколько положено по научным рекомендациям, начали брать ее по принципу: давай-давай! Все во имя того же пресловутого плана. И загубили скважину. Вместо нефти получили воду. Потом быстренько опустили в скважину электронасос. Да хоть бы новый. А то ведь только что из ремонта. Возможно, хорошенько не проверив. Скачков готов был пойти на все, лишь бы план. Иногда создавалось впечатление, что он работает под каким-то страхом. Этот страх охватил весь коллектив... Просто не верилось, что человек, прошедший такую отличную школу руководящей работы, так безграмотно руководит коллективом. Правда, на первый взгляд все было задумано правильно, комар носа не подточит. Мол, пока ремонтируются отдельные скважины, остальные поработают более интенсивно. Предполагалось - временно. А когда все будет отремонтировано, промысел заработает в нужном ритме. Без рывков. Но так не получилось. Напряжение перекинулось на ремонтные службы. Ремонтировали торопливо, некачественно. Изношенные детали заменяли не новыми, а старыми, не лучшими. Не хватало терпения дождаться, когда привезут новые. Лишь бы скорей. О завтрашнем дне и не помышляли. Раздули ремонтные службы. Брали туда кого придется. Можно сказать, с улицы. Временами эти с улицы оказывались неквалифицированными рабочими. В результате у ремонтников снизился общий профессионализм. Примеры? Взять хотя бы того же Алесича... Не секрет, что человек был больной. Нигде не мог работать. Вот и взяли. Кстати, взяли после того, как его прогнали буровики. Наш отдел кадров был против. Но Скачков не посчитался с мнением отдела. Взял. Больше того, вне очереди дал ему квартиру. Оно и не жалко бы было, если бы квартира досталась настоящему специалисту. А то же неизвестно кому. И самое непонятное, что Алесич работал в бригаде, которая вела наиболее сложный ремонт. Может, авария и произошла как раз из-за его неопытности. Теперь поди проверь. И еще. Когда коллектив работает напряженно, то в таких условиях от руководства требуется особенная точность и оперативность. Это закон. А что делал наш Валерий Михайлович? Дал, например, указание своей секретарше, чтобы она не пускала к нему всех, кто хочет зайти, а направляла к тем, кто занимается интересующими посетителей вопросами. И вот начали бегать люди по коридорам, искать нужных им ответственных товарищей. А те ответственные товарищи все равно не могли решить самостоятельно вопрос, шли вместе с посетителями к начальнику. Терялось дорогое время, появилось больше путаницы, ненужных разговоров... В итоге вот таких непродуманных указаний Валерий Михайлович оторвался от коллектива. Создал напряжение в работе, а сам в сторону. В затишек. Потерял повседневный контроль над производством... Помните, осенью приехала к нам комиссия. По-доброму встретить бы товарищей, поговорить, выяснить, что им надо для работы, помочь, и пусть трудятся. Но Скачков не такой, он с размахом. Широкая натура! Собрал нас, всех своих помощников, комиссию - и на Днепр. Даже жену с работы сорвал, чтобы она, значит, хлеб резала. Мы все, конечно, и загуляли под непосредственным руководством. А в это время авария. Прорвались водоводы. Колхозные поля засолило. Вместо того чтобы нас поднять по тревоге, он ничего никому не сказал до следующего дня. Были потеряны целые сутки. Или еще пример. Работали, знаете, фактически без передышки. Каждая минута на счету. Что делает Скачков? Соберет нас в своем кабинете, мол, давайте помечтаем, товарищи, о перспективах промысла... Люди ждут в приемной, в кабинетах у нас разрываются телефоны, а мы сидим и мечтаем, то есть рассказываем друг другу сказки. Напряженная атмосфера в управлении, во всем коллективе, отсутствие твердости в руководстве, отсутствие координации между службами, отсутствие, наконец, чувства ответственности у некоторых товарищей и привело к тому, что случилось, - к трагедии. Все мы одинаково виноваты. Однако, поверьте, некогда было оглядеться, одуматься...