Сибирский фронтир - Сергей Фомичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А время? Пока ещё те корабли построят, а на деньжищах не поплывёшь. А люди? Нет людей! Мне без помощи камчатских промышленников далеко не уйти. А они всё думают, как бы лишний кусок ухватить. Вот когда увидят, что без них обхожусь, небось, сами забегают. Затем и к тебе обратился, чтобы эту шайку на место поставить.
Не знаю уж, что повлияло на решение больше, коммерческий расчёт или желание расквитаться с хищниками, но Никифоров в конце концов согласился.
– Только вот что, – сказал он. – На "Иулиане" Шишкин передовщиком пойдёт. Так и тебе легче будет с народом управиться, да и мне спокойнее.
Лёгок на помине, появился Шишкин. Его я уже видел в "салуне". В отличие от компаньона он не чурался купеческих пьянок.
Мне пришлось вновь обрисовать общие планы, а Никифоров изложил конкретные предложения, несколько сместив акценты. Про Трапезникова и прочих кредиторов купец не помянул вовсе, а напирал на богатую добычу, которой якобы и соблазнился.
– Передовщиком пойдёшь? – спросил он Шишкина.
– С Глотовым?
– С Глотовым.
– Пойду, – кивнул Шишкин.
– Вот и ладно, – Никифоров повернулся ко мне – Раз такое дело, думаю, тебе стоит ещё с Кочмарёвым поговорить. Он человек свободный, на Трапезникова не больно оглядывается. "Троицу" свою почти достроил и люди у него есть.
– Видел его лодочку, – я нарочито поёжился. – На ней по реке боязно сплавляться.
– Ты Кочмарёва не знаешь, – усмехнулся Шишкин. – Он и на щепке может в море пойти, если удачу почует. А удачу он чует как пёс камчадальский вонючую рыбину, оттого и жив до сих пор.
– Что ж, поговорю. Заодно и запах удачи проверю.
– Ещё Деридуба позови, – добавил Шишкин.
– У него тоже корабль свой?
– Корабля у него нет, но с людьми ладить умеет, – сказал Никифоров.
– Ты Василия своего расспроси, – улыбнулся Шишкин.
Что я за вечерним столом и сделал.
– Не пойдёт с нами Деридуб, – буркнул Оладьин.
– Почему же?
– Дуба он раньше даст. Пусть только появится здесь.
– Чего же вы не поделили?
Оладьин отмахнулся.
– Девку они не поделили, – вмешался Чекмазов.
– А тебя не спрашивают, – огрызнулся зверобой.
– Ты, Вася, не ершись, – осадил товарища хозяин. – Сразу надо было разбираться, а после драки нечего кулаками махать. Раз тогда отступил, то что уж теперь вспоминать. Тебя местные подзуживают, а ты им на потеху смертоубийство учинишь. Или чего хорошего тебя Деридуб прихлопнет, он ведь тоже не дохляк.
– Прям уж, – хмыкнул зверобой.
– Ладно, – вздохнул я. – Деридуба вычёркиваем.
***
Возвращение долга Никифоров обставил как настоящий режиссёр. Сценой послужила корчма, зрителями – её завсегдатаи, актёрами предстояло стать ему самому и Трапезникову. Конечно, я не мог пропустить такого шоу и заранее занял место в первом ряду, прихватив на представление Комкова и Яшку.
Никифоров пришёл позже нас и уселся отдельно. Заказал какую–то похлёбку, но почти не притронулся к ней. Имея на руках мощный козырь, купец, однако, заметно нервничал. Посетители же поглядывали на него с любопытством. Никифоров слыл нелюдимым, и его появление в корчме уже само по себе привлекало внимание. Кое–кто, почувствовав грядущее представление, не спешил уходить, даже покончив с обедом. Предчувствие передалось остальным. Так что когда, в окружении свиты головорезов и сображников, наконец, ввалился Трапезников, "салун" оказался заполненным почти до отказа. Аншлаг, так сказать.
Трапезников заметил и нас и своего должника, наверняка ощутил и висящее в корчме как табачный дым и вместе с табачным дымом напряжённое ожидание. Но виду волчара не подал. Стая двинулась к собственному столу, который никто не смел занимать даже при нехватке мест, расселась, повинуясь какому–то внутреннему регламенту. Андрюха уже носил миски, блюда, кувшины, кружки. Но сыграть до конца у ватаги не получилось. Необычная атмосфера и любопытные взгляды со всех сторон всё же озадачили хищников и вместо обычного шума, гогота, они приступили к трапезе молча.
Это видимо приободрило Никифорова, и он вышел на сцену. Твёрдым шагом подошёл к столу кредитора, спины головорезов привычно раздвинулись, и он сел, отодвинул брезгливо чужую миску.
– Ты чего сюда пришёл, Ваня? – засмеялся Трапезников.
Смех его прозвучал в полной тишине.
– Поговорить, – спокойно ответил тот.
– Ну, говори.
– На будущий год собираюсь на промыслы корабль отправить.
– Хорошее дело, – кивнул Трапезников. – Но его следует всем вместе решать.
– Давай решать, – согласился Никифоров. – Корабль достраивать нужно. И на промыслы выходить. Сгниёт ведь, если дальше ждать будем. Достроить сейчас проще, чем потом чинить.
– Кто же спорит? – согласился купчина. – Да только что же тут сделаешь? На всё средства нужны.
– Я нашёл на достройку средства. А поскольку корабль мой и паёв за мной больше, то мне и решать.
– Вот как? – Трапезников покосился на меня и встретил улыбку. – Хорошо, что нашёл. А что же с долгами делать?
– Вернётся "Иулиан", расплачусь из промысла.
– Так не пойдёт.
– Почему?
– Потому что средств моих больше вложено, верно? А по паям ты большую часть дохода получишь. Несправедливо. Сам знаешь, у меня кур нету, которые золотые яйца несут. Возвращай долг, тогда и распоряжайся корабликом. А просто так за здорово живёшь ни гроша не уступлю.
– И что хочешь в счёт долга? – робко спросил Никифоров.
Сыграл он великолепно. Трапезников поверил и обвёл корчму взглядом победителя. Дескать, что я говорил. Спёкся выскочка московский.
– Половину твоих паёв, – сказал волчара. – И передовщиком поставлю моего человека. Не обижайся, Ваня, но ты не больно здорово дела ведёшь.
Никифоров выдержал паузу, затем, сложив пальцы в кукиш, резко, точно нанося укол рапирой, выбросил руку к довольной роже кредитора.
– Шиш тебе, а не паи, – произнёс он.
Трапезников опешил. Не сразу осознал изменение расклада, а когда понял, должник уже выкладывал перед ним серебро. Ради такого дела я специально отобрал самые новенькие монеты, с чётким профилем Елизаветы, ещё не залапанные сотнями рук, не потёртые, не похудевшие от хождения.
– Я тебя по–доброму просил помочь, а ты на корабль позарился, – Никифоров выкладывал монеты медленно, одну за другой, составляя из них аккуратные столбики. – На беде чужой нажиться хотел? Теперь вот без тебя