Путь к Софии - Стефан Дичев

— Значит, от турецкой линии? — озадаченно повторил Кареев, закрыв книгу. — Но в то же время вы называете место, которое находится в нескольких километрах к западу, как же так?

— Так точно, вы верно соблаговолили заметить, ваше благородие! Осмелюсь вам доложить, что один из них был в турецкой шинели. Офицерской! Своими глазами видел... Шинель тут, в мешке. Вот, соблаговолите поглядеть и на мундир его!

Упиваясь собственным рапортом, унтер-офицер подробно доложил, как Климент переодевался, как затем Моисеенко обшарил его карманы и обнаружил «вот это» — он показал пистолет, кинжал и бумажник, но не показал кошелька, содержимое которого, видимо, собирался разделить со своими товарищами.

Климент внимательно слушал, не проронив за все это время ни звука. Он даже несколько раз удерживал брата, который, хоть и не понимал разговора, все порывался вмешаться.

— Если вы позволите мне, господин корнет, объяснить вам, — наконец сказал он как можно спокойнее и любезнее.

Кареев изумленно взглянул на него.

— Ты говоришь по-русски?

— Я окончил в Петербурге медицинскую академию, господин корнет. Позвольте представиться: доктор Будинов. Со мною мой брат.

— Продолжайте, — сказал Кареев, и то, что он обратился к нему уже на вы, было для Климента добрым предзнаменованием.

— Поистине смешно, что унтер-офицер назвал нас шпионами. И в то же время горько! Но в известном смысле у него есть на это основание, — сказал он. — Поскольку мы оба идем из Софии именно с такой целью: несем важные для вас военные сведения.

— Вы? Какие же сведения?

— Мне кажется, что их следовало бы сообщить вам с глазу на глаз... Мы искали определенное лицо, но, видимо, до него нам не добраться.

— Кого вы искали?

— Он назвал большое начальство, — сказал унтер-офицер.

— Кого вы искали? — повторил корнет.

— Полковника Сердюка.

Лицо корнета Кареева приняло сосредоточенное выражение, взгляд его остановился на Клименте, он долго всматривался в его глаза.

— Пойдемте, — сказал он, посторонился и знаком пригласил войти в дом. — Тут есть подразделение службы полковника Сердюка.

Глава 4

Вначале, слушая рассказ доктора Будинова, Сергей Кареев был потрясен. Но едва только первоначальное впечатление прошло, едва только он задумался над сообщенными ему сведениями, как они показались ему до такой степени тревожными, что он сразу же счел их не только преувеличенными, но и просто невероятными. «Не вымысел ли все это? — спрашивал себя Кареев, припоминая недавний случай с пойманными шпионами-помаками[29]. — Они тоже рассказывали подобные басни, — чтобы спастись от петли, понятно! Этих Ершов тоже выведет на чистую воду. И вообще, лучше всего, чтобы именно он их допросил. Пусть допрашивает обоих, когда вернется, мне и без того все это опротивело и осточертело... Вот так будет лучше всего! Он начальник, а не я», — убеждал себя Кареев и, снимая с себя ответственность, хотел успокоить свою совесть. Но от этих мыслей совесть его все же не успокаивалась.

Нет, тут что-то неясно, продолжал он размышлять, внимательно наблюдая за доктором и его братом — в натопленный полуподвал ввели и Косту. Они напились чаю и теперь быстро уничтожали оставшуюся от обеда еду. Вот ведь даже по одному тому, как они пьют чай, можно сказать, кто из них был у нас и кто не покидал своей страны... Но с другой стороны... с другой стороны, неужели тот факт, что доктор Будинов учился у нас, в Петербурге, опровергает мои сомнения? Эти невероятные сведения... И в конце концов, даже если их считать достоверными, то каким образом он мог их получить — простой врач, к тому же болгарин? Так их ему и станет выбалтывать какой-нибудь паша!.. А ведь он все время твердит: получил их из достоверного источника. Что это за источник? Где он? Неясно. Получается, что сведения эти раздобыл их третий брат. И в добавление ко всему этому возникает еще один важный вопрос: откуда пришли эти двое? Из Софии? Хорошо. Но для этого надо пройти через горы! Зимой, ночью, по какой-то не существующей тропе. Это ведь тоже довольно сомнительно, и Ершов, конечно же, отправит их ко всем чертям... Жалко, доктор мне нравится. Что-то заставляет меня вопреки всему ему верить.

Правда, капитан едва ли вернется и завтра, — пришло вдруг в голову Карееву. — Хорошенькую каверзу он мне подстроил! Что ж мне теперь делать? Это после того, как я пил с ними чай, нет, совесть не позволяет мне сделать это. С другой стороны, может ли он освободить их, если у него возникают все новые и новые подозрения? Ведь они сами так рвались к полковнику Сердюку, вот к нему и должен был бы доставить их этот унтер. И зачем он привел их сюда, на мою голову? Мне и без того хватает забот. Полковник Сердюк как раз и есть тот человек, который сможет разобраться, где правда и где вранье... Да, необходимо отправляться к нему!.. Я сам доставлю их, — решил Кареев и тут же сообразил, что не исключена возможность встретить в Орхание кого-нибудь из знакомых или же на обратном пути завернуть в лазарет Красного Креста, где служит сестрой милосердия Нина Тимохина — невеста его друга, убитого в прошлом месяце под Плевеном.

Через четверть часа Кареев и доктор Будинов, а с ними и смущенный унтер-офицер Иртенев уже скакали верхом по дороге в город. Коста был не в состоянии двигаться дальше, и его оставили в селе на положении не то свободного, не то арестованного, под надзором Моисеенко и Иванова, которые сразу же принялись играть с ним в шашки.

Время близилось к четырем. Солнце уже зашло за покрытый снегом Мургаш, и у подножия горы легла тень. Время от времени из узкой горловины ущелья доносилась орудийная канонада, бесчисленные изгибы гор так ее ослабляли и приглушали, что она, рассеиваясь по оживленной дымной равнине, совершенно не привлекала к себе внимания.

Увлекшись разговором, всадники незаметно добрались до Орхание и въехали в город. Главная улица была запружена повозками. Мимо сожженной мечети они проехали дальше по мосту, и сразу же за церковью с островерхой башней с часами увидели большой двухэтажный чорбаджийский дом, над входом в который развевался белый флаг с двуглавым орлом. Два гвардейца-гусара стояли в карауле с саблями наголо, и еще издали было видно, как они озябли.

— Тут наш главный штаб! — сказал Кареев. — Вон в той, выступающей вперед части дома — комната генерала Гурко, а слева от нее — комната полковника.

Они оставили лошадей на унтер-офицера, привели себя в порядок и вошли в дом.

Климент всегда хорошо владел собой. Внешне он и сейчас не выдавал своего состояния. Но едва он переступил порог штаба, как волнение его усилилось и он так растерялся, что сам не узнавал себя. «Почему, собственно, ты так тревожишься, — думал он, тщетно пытаясь успокоиться. — Расскажи все, что надо рассказать, ведь, в конце концов, Сердюк — это же не унтер Иртенев, не может же он придавать этой злополучной шинели такое большое значение».

Полковник Сердюк находился в это время у генерала Гурко, а один из адъютантов, — их тут было довольно много и они то и дело сновали вниз и вверх по лестнице, — указав корнету на миндер, протянувшийся вдоль всей стены длинной крытой галереи, крикнул: «Подождите!» — исчез в одной из боковых дверей.

Они отошли к окошку; опустившись там на миндер, Климент почувствовал, как страшно он устал. Ему хотелось одного — прилечь и закрыть глаза, а там будь что будет... И в то же время на душе у него было неспокойно, в нем росло разочарование. С каким воодушевлением отправлялся он в путь, как мечтал об этой минуте — и вот как их встретили... «А Коста? Бедняга, он уже тысячу раз пожалел о том, что отправился со мной», — размышлял Климент как раз в ту минуту, как дверь комнаты Гурко отворилась и оттуда высунулась массивная фигура широкоплечего коренастого офицера с жесткой черной бородой.

Кареев сразу же вскочил, вытянулся и звякнул шпорами. Но офицер только скользнул по нему взглядом и не ответил на его приветствие. Он что-то сказал одному из подбежавших адъютантов, стройному молодому человеку в красной венгерке, и сразу же вернулся в комнату.

Климент едва успел подняться.

— Это генерал Гурко?

— Нет, генерал Нагловский, начальник штаба.

Климент почувствовал, что корнет как-то оттаял (некоторое время он разговаривал сдержанно) и сейчас даже рассказывал о вещах, о которых говорить с лицом, подозреваемым в шпионаже, не должен был бы. Он все еще подозревает меня? Или уже поверил?

— Вот вам еще два генерала, — сказал Кареев и усмехнулся. — Опять придется встать!

— Где они?

— Там, во дворе...

Климент обернулся и поглядел в окно.

— Тот, который смеется и жестикулирует, тот, что с седой бородой! Это наш Вельяминов. Наш, я говорю, потому что, прежде чем меня перебросили к Сердюку, я служил в его дивизии. Рядовым, в девятом уланском.