Летописи Ванильного некроманта. Том первый (СИ) - Тулинова Лена

— Мы побудем тут ещё недельку и вернёмся, — крикнул вслед Теренций.

Мать обернулась. Все они стояли на берегу — Ванильный, Анда, Бессвет, Упырёк, Винни, Хелли и Тобиас. Мать Пиратов и Теа с Карой махали руками, провожая Мать Некромантов.

Отсюда, с холодной, серо-рыжей предзимней стороны, казалось, что море, яркое солнце и синее небо, и легко одетые люди — всё это лишь картинка, вырезанная из другой жизни.

Небо — серое, с размывами в просинь — повторялось в лужах, где плавали оплавленные осколки льда. Во дворе дома-на-семи-ветрах на пожухшей траве местами лежали маленькие сугробы, подтаивавшие по рыхлым бокам.

Маленький Странник с восторгом принялся ковыряться в одном из таких сугробов, лепя снежки с грязью и травой вперемешку.

Первый Некромант собрался в дымный столб прямо за спиной Матери, воплотился в крепкого пожилого мужчину и обнял её.

— Вот и ты, — сказал он. — Между прочим, мы тут соскучились!

— Я тоже, — Мать повернулась к нему лицом, прижалась щекой к щеке, для чего ей пришлось встать на цыпочки. — Как тут тихо!

И правда. Ни ставшего уже привычным рокота волн, ни посвиста ветра — лес молчал. И голосов детей не слышно… правда сказать, в доме мало кто оставался.

— Бертина готовит обед, а Део понёс чай Лесному Духу, — пояснил Первый. — Хотя, думается, не чай они там пьют, а глинтвейн. Скучно им!

— А я привёз тебе ракушку, — заявил Нот. — Тебе нужна ракушка?

Первый Некромант с удивлением посмотрел вниз, затем перевёл взгляд на Мать, которая едва заметно кивнула, и сказал:

— А… да, очень. Я страшно люблю ракушки!

— Тогда бери! — Нот принялся рыться в корзине, встав возле неё на колени.

Штаны, конечно, сразу промокли на коленках, но Мать решила, что это не слишком серьёзная проблема.

— А Омегыч где? — спросил Нот.

— Поддерживаю мелкого, — сказал Теро-Теро, шагнувший следом в портал. — Где Омегыч?

Он аккуратно закрыл «окно» и с хрустом потянулся.

— А разве он не с вами там был? — удивился Первый Некромант.

— Неа, позавчера вечером ушёл уже, — сказал Теро-Теро. — Правда, он сначала хотел в библиотеку храма заглянуть — но не сидеть же там два дня подряд?

— Пап, вот ракушка, бери! — Нот подёргал Первого за рукав, и тот подхватил мальчишку на руки — вместе с ракушкой.

Мать Некромантов в задумчивости сунула руки в карманы, и в одном обнаружила костяные фигурки, одна из которых больно ткнулась под ноготь.

Вытащила — и охнула. Дракон, крючок и тикки-праматерь. Разве что миниатюрный череп не прихватила!

— Забыла Аве отдать, — сказала Мать с недоумением.

Теро-Теро посмотрел на костяные штучки на её ладони и хмыкнул.

— А, фигурки для гадания, — сказал он. — Думаешь о том же, о чём и я?

— Что?

— Что нам опять придётся вытаскивать этого сорванца из очередной беды, конечно.

Часть 2. Глава 40. В храме Вечно Недовольных

Старый храм совершенно преобразился с тех пор, как ожили боги.

Теперь это был дворец, каких Омегыч никогда не видел. Но ему не хотелось ни разглядывать роскошное здание из белоснежного камня, ни нежиться в роскошных покоях.

Даже белоснежное ложе, похожее на облако, и прекрасная богиня, одетая в шелка, не радовали его взора. Его охватывали то слабость, не дающая даже поднять головы, то нетерпение. Во сне, который внезапно нападал на него и утаскивал в зыбкое забытье, он видел себя — маленьким, семилетним, стоящим на скамеечке у плиты и варящим кофе. Видел, как Мать Некромантов принимает у него напиток, как на секунду прижимает руками его руки к стенкам чашки, отчего становится горячо, очень горячо. Он просыпался, с недоумением понимая, что снова вместо серых глаз видит золотисто-карие. И золото вместо меди…

Она целовала его, она втягивала его в самые сладкие любовные игры, и на какое-то время Омегыч поддавался им. С трудом выплывал на поверхность сладкого дурмана, чтобы схватить воздух пересохшими губами и молил о пощаде.

«Трус, какой же я трус! — думал Омегыч. — Я не могу бежать, но мне страшно оставаться!»

— Скажи мне, что тебе надо, Ют. Я выполню твою просьбу и уйду. Я не могу лишь полюбить тебя…

— Мне не надо, чтобы ты любил меня, мне надо, чтобы ты был полностью моим, — ответила ему богиня и, вынув из его рубашки золотую булавку, лёгким движением вонзила её под кожу как раз между лопатками. — Вот так. Иначе ты меня пока плохо слушаешься.

— А, ты тоже желаешь, чтобы у тебя был ручной дракончик? — усмехнулся Омегыч, удивляясь, что не чувствует боли.

Ему было трудно говорить, особенно — возражать и противиться. Эта женщина уже почти поработила его разум. Он много раз пытался исчезнуть, но безрезультатно — похоже, камень его больше не слушался. Жалкий булыжник! Омегыч касался груди, пытаясь вызвать знакомые ощущения головокружения и тошноты, подталкивающей изнутри, но камень лишь слабо постукивал в ответ — почти как настоящее сердце.

— О нет, драконом ты пока сделаться не спеши. Успеешь.

— Дай мне уйти, — снова попросил Омегыч. — Скажи, зачем я тебе нужен, и даруй мне свободу.

— Тебе не поможет, — ответила Ют. — Но я разрешаю тебе выбрать: или я заменю твоё каменное сердце на нечто более могущественное, или буду раз за разом наполнять тебя энергией, и ты завершишь трансформацию. В первом случае ты сделаешься почти божеством и сможешь менять облик — от человека к зверю и обратно ты будешь переходить легко и безболезненно, и жить будешь долго и, возможно, счастливо. А во втором случае сделаешься только драконом. Если и сможешь становиться человеком — то уж никак не прежним.

— Я уже в любом случае не буду прежним…

У Омегыча снова всё плыло перед глазами, словно он испил не одну чашу дурмана. Он прикусил язык и ощутил не боль, а лишь её слабый отголосок. И ещё он чувствовал неудобство между лопатками, куда впилась булавка.

— Ты говорила недавно и о третьем варианте. Стать обычным человеком.

— Но так ты потеряешь всё! — удивлённо сказала Ют. — Драконью кровь, магию и… даже меня.

— Что для этого надо сделать?

Ют помолчала, прикусив губу. Омегыч видел, как она борется с собой — то ли отмолчаться, то ли соврать, то ли быть честной.

— Проведи со мной семь дней, — сказала она. — Я хочу зачать от тебя сына, чтобы сохранить драконий род. Если за тобой придёт твоя семья — скажешь, что ты со мной по доброй воле. Не пытайся удрать, не противься моим чарам. Через семь дней я отпущу тебя.

— Мне нужно твоё слово, — жадно сказал Омегыч. — Мне надо знать, что ты не обманешь. Я не могу доверять тебе, Ют Безмолвная, потому что твоя душа не столь чиста, как твои ноги!

Кажется, после этих слов богиня разгневалась. Лицо её помрачнело, и золотистое сияние перестало исходить от глаз, волос и кожи. Она сделалась похожей на простую девушку — пожалуй, бледноватую, пожалуй, более симпатичную, чем величественное божество, и, пожалуй, очень сердитую. Впрочем, Омегыч видел это всего лишь мгновение — потом Ют поднялась с ложа и пошла прочь, на ходу закалывая волосы в небрежный пучок на затылке.

Проклятая слабость накатила так резко, что у Омегыча потемнело в глазах, но всё-таки он упрямо поднялся на ноги и протянул руку, чтобы удержать коварную богиню. Его шатало, и он не был уверен, что сумеет сделать хоть шаг, но толкнул себя вперёд. Из его руки брызнули искры, сложились в аркан, обвили лодыжку Ют Безмолвной.

— Остановись, Ют Безмолвная! — его голос, кажется, прозвучал громче и свирепее, чем всегда. Из груди вырвалось рычание, а в глазах заплясало то самое тёмное, густое пламя, что и в прошлый раз, в храме.

И боль в спине… и упрямое нежелание подчиняться. И звериная ярость.

Ют обернулась, и лицо её было печально. Огненный аркан распался на мелкие огоньки и погас.

— Если бы ты выбрал заменить своё жалкое сердце! — сказала она с сожалением. — Почему твоё тело думает за тебя?