Летописи Ванильного некроманта. Том первый (СИ) - Тулинова Лена

Омегыч опустил руки. Нет, он не хотел становиться ни зверем, ни игрушкой — он хотел только вернуться в дом-на-семи-ветрах. К братьям, сёстрам, Первому Некроманту… и к Матери.

— Я хочу вернуться, пусть и через семь дней. И я жду от тебя твоего слова. Вижу, что ты стараешься быть честной со мной, Ют. Но не могу тебе верить.

Стоять было очень трудно. Ноги сами собой подкашивались, умоляя опуститься на колени, спина сгибалась, как под непосильным грузом. Сердце толкало изнутри, будто говоря — пади к её ногам, ещё не поздно умолять.

Но Омегыч держался прямо, пока не услышал:

— Я, Ют Безмолвная, богиня плодородия и земледелия, не обману тебя, Альфред, и отпущу через семь дней. Да будет так, как я сказала.

Что-то подсказывало Матери Некромантов, что на этот раз ей не понадобится помощь. Но Теро-Теро настаивал, чтобы она не ходила в храм одна. Лич в качестве телохранителя её не слишком устраивал, но что делать? Теро, сложив руки на груди, заявил, что они недавно её чуть не потеряли, и потому он её не отпустит. И Первый Некромант, и Део, и Бертина, и даже Нот Уиндвард с ним всецело согласились.

Храм оказался пустым, холодным, но на полу возле купели Мать нашла несколько капель крови, а в библиотеке изрядный беспорядок. Но если здесь кто-то и боролся, то разрушений наделал не много, а крови и вовсе не пролил — за исключением той, что в зале храма.

Но едва они миновали склеп, где стояли пустые гробницы — кроме одной, в которой продолжал покоиться ещё один бог, Рюйгги, — как повеяло откуда-то тёплым воздухом и запахло дивными благовониями. И открыв дверь в старый храм, Мать и Теро удивлённо замерли. Под ноги им легли ковры, и беломраморные ступени лестниц сверкали кругом, и безупречная красота храма, похожего на дворец, поразила их.

— Ничего себе, — пробормотала Мать, — вот же отгрохали. Стало быть, не так-то мало у них жрецов и паствы?

— Или подворовывают, — невозмутимо предположил Ливендод.

Фарфани-Кривые-Губы вышла к ним в красном платье и протянула руки, чтобы обнять Мать Некромантов. Но та лишь поклонилась и сразу спросила:

— О Фарфани, скажи мне — не знаешь ли ты, где мой сын?

— У тебя много сыновей, — ответила богиня. Как показалось Матери — весьма осторожно.

— Тот самый, у которого сердце — исчезающий камень. Альфред, — сказал Теро.

— Почему мне кажется, что он здесь?! — спросила Мать.

— Не кажется, — вздохнула Фарфани. — Моя дочь имела неосторожность… хммм… полюбить твоего сына, Мать Некромантов.

— Могу я убедиться в том, что с ним не произошло ничего дурного? — спросила Мать.

Но Омегыч уже степенно спускался по беломраморной лестнице. Был он бледен и казался в этом храме тёмным и чужим. Лицо его казалось слишком спокойным. За ним шла Ют — бело-золотая, сияющая, даже счастливая.

— Мне кажется, это не тот вопрос, который должна решать мать, — сказал Ливендод очень тихо. — Бери на себя девушек, а я потолкую с нашим ручным дракончиком. По-моему, он попал не смертельно, но обидно.

И лич скрипуче рассмеялся.

— Давай так, а потом поменяемся, — предложила Мать Некромантов.

В её глазах загорелся азарт.

— Да поймут меня великие богини Фарфани и Ют, — сказала она, — но я вижу, что нам есть что обсудить. Вижу, дело идёт к свадьбе?

Фарфани-Кривые-Губы и Ют Безмолвная удивились и растерялись. Фарфани, нахмурив безупречные брови, посмотрела на дочь, а та вдруг заметно скисла и обернулась назад, словно прикидывая, не сбежать ли ей.

— Давайте побеседуем, — сказала Мать. — Втроём. Как девочка с девочками! А мои сыновья посидят здесь и подождут.

Она произнесла это с нажимом, не глядя на Омегыча и Теро.

Ливендод положил тяжёлую в доспехах руку на плечо брата и ухмыльнулся белоснежными зубами, ярко сверкнувшими на его гладкой, отполированной, желтоватой черепушке.

В небольшой и уютной молельне богини воззрились на Мать Некромантов одинаково вопрошающими глазами. Она не спеша села в уютное кресло, накрытое меховым покрывалом, и кивнула юному жрецу в длинных серых одеждах, поднесшему им по бокалу вина.

— Итак, — сказала Фарфани, и в голосе её не было уверенности.

— Итак, — ответила Мать с легчайшим вызовом. — Я вижу, здесь правит любовь и, полагаю, всё происходит по обоюдному согласию.

— Можешь спросить об этом у Альфреда, — быстро сказала Ют.

— Я знаю своего сына и знаю, что он ответит. Так когда свадьба?

— Видишь ли, — осторожно промолвила Фарфани, — мы боги, и мы не можем породниться с простым смертным.

При этих словах Ют Безмолвная скосила глаза в сторону, что не укрылось от Матери.

— Я начинаю сомневаться в твоей любви к Альфреду, Ют, — сказала она. — Но не понимаю, какую корыстную цель может преследовать могущественная богиня, привечая в своей постели простого смертного.

— Это была ошибка, — сказала Ют неуверенно.

— Вот как… Тогда мне кажется, что он бы мог сейчас свободно уйти отсюда. Вы же не удерживаете его силой, всё по доброй воле. Если у прекрасной Ют нет страстного желания и пылкой любви к моему сыну, а он не питает к ней столь же искренних чувств, то я не понимаю, почему он тут находится.

Мать склонила голову и сделала маленький глоток вина. Оно было просто восхитительным — с легчайшим ароматом лета, солнца, со вкусом спелых ягод, насыщенных сладким соком.

— Спроси у него сама, о Мать Некромантов, — настаивала Ют.

— Вижу, ты очень этого хочешь, — улыбнулась Мать. — Хорошо, я спрошу. Но думается мне, что Омегыч — честный человек и намерения его чисты. О чём вы договорились?

Ют опустила голову.

— Я знаю, что мы квиты. Я воскресила вас, а вы — меня, — сказала Мать Некромантов. — Мы все здесь заслуживаем честных вопросов и ответов. Так ответь мне, Ют Безмолвная, чего ты добиваешься и почему то ли лжёшь, то ли недоговариваешь. Зачем тебе мой сын? Особенно если ты не хочешь видеть меня своей свекровью, что, клянусь, не будет для тебя слишком весело.

Ют вобрала в лёгкие побольше воздуха… и покачала головой.

Тогда Фарфани Прекрасная скривила губы и приказала дочери отвечать.

— Мне хотелось зачать от дракона дитя, равного которым нет во всём мире, — сказала Ют. — И ничего более.

* * *

К некоторой досаде Теро-Теро, их с Омегычем не оставили наедине. У дверей комнаты, в которую их проводили, встали два жреца. И понятно было, что они — глаза и уши Ют.

— Ну что, братец, — сказал лич, — говори, во что вляпался?

Омегыч пожал плечами. Это было очевидно.

— То она говорит, что хочет заменить моё сердце на другое, то — что хочет завершить мою трансформацию и сделать из меня зверя. А когда я потребовал избавить меня от крови дракона, вдруг согласилась, но с условием, — буркнул он. — Ей вроде бы нужен сын.

Он поднял на брата усталый взгляд.

— И, скорее всего, сын ей нужен для того, чтобы…

Тут он ощутил сильную боль между лопатками, там, где впилась в кожу булавка, и зашипел сквозь зубы.

— А ну-ка, малец, — сказал вдруг Теро, — проявись.

Маленький Странник, который невидимкой скрывался рядом с Ливендодом, ухмыльнулся и полез к Омегычу обниматься.

— Я рад тебя видеть, — сказал Омегыч, — но я не понимаю, зачем ты сюда притащил Нота, скелетина.

— Попробуй-ка уследить за всей этой мелюзгой, — оскалил ровные зубы скелет. — Сам знаешь, вот этот вообще никого не слушается!

И тогда Омегыч обнял Нота ещё крепче и шепнул ему:

— Очень колет спину.

И маленький Странник особенно рьяно принялся его хлопать — с таким искренним сочувствием, что жрецы чуть не прослезились.

Братья обменялись довольными взглядами.

— Посидите тут пока, поболтайте, — сказал Теро. — Я обещал Матери, что мы поменяемся собеседниками. Так что она сейчас придёт сюда, а я пойду перекинусь парочкой ласковых с твоей… гм… возлюбленной.

Омегыч вспыхнул — разумеется, фигурально.

— Не сердись, — сказал Странник. — Он за тебя переживал. Знаешь, как сказал? «Нам опять придётся вытаскивать этого оболтуса из передряги!» Вот как.