Предновогодье. Внутренние связи (СИ) - Хол Блэки

Таким образом, план имел много прорех и трещал по швам, будучи слабо наживуленным.

Должен же быть какой-то выход, — мучительно морщила я лоб, пытая голубую столовскую стену. Жевала овсянку на молоке, словно траву, и не чувствовала вкуса. Аппетит исчез. Так бывало, когда какая-нибудь проблема нависала, отравляя мирное существование.

Неожиданно на глаза попался Алесс, завтракавший за соседним столом. Интуитивный толчок поднял меня с места, и, подлетев к парню, я уселась напротив.

— Привет.

Он, кивнул, продолжая жевать.

— Нужна консультация.

— Бесплатно советы не даем, — с полным ртом Алесс перечеркнул начинание.

— Жаль. Я могла бы подсказать, как добраться до горна. Тебе ведь надо?

Парень просканировал меня исподлобья:

— Откуда знаешь? Кто-то настучал?

— Никто не стучал, сама видела. Так по рукам или нет?

— Ладно, — согласился Алесс и наклонился ближе. — Ты первая.

— Хитренький, — поцокала я. — Давай скрепим клятвопожатием.

Интернатский опыт пригодился мне, не пройдя даром.

Рыжий ухмыльнулся, упер локоть о стол и протянул ладонь. Я сделала то же самое, и мы пожали руки, переплетя пальцы. Пальцы у Алесса были сухие, прохладные и изящные как у музыканта или художника.

— Что хочешь?

— Как выйти, оставив нетронутым замок?

— Найти ключ.

— Где взять ключ?

— У охранника, где же еще? — пожал плечами парень.

Охранник, охранник… С шеи у Монтеморта, что ли, снять? Я блуждала в закоулках памяти, ковырялась в обрывках коротких воспоминаний. И нашла. Вот оно! Жирная связка ключей на гнутом крючке, вбитом в деревянный косяк. Вахтерская! И Мелёшин, закрывающий меня от воздушной волны. Точно!

— Второй вопрос. Как выйти, если в принципе нельзя выйти?

Алесс весело ухмыльнулся.

— Есть перо и бумага?

Я сходила к сумке и вернулась с тетрадкой и пером. Рыжий что-то нарисовал на последней странице быстрыми резкими движениями, а потом вернул тетрадь.

Картинка напоминала небольшую карикатурку. Огромный сейф с табличкой "Банк" походил на неприступную крепость, увешанную множеством замков. Вернее, он выглядел бы неприступным, если бы сбоку из крошечной дверцы не выглядывала маленькая фигурка уборщицы со шваброй и ведерком, закрывающая дверцу на щеколду.

Изучив рисунок, я поглядела на хитрое лицо Алесса, и до меня дошло.

— Спасибо. Хорошо рисуешь.

— Баш на баш, — напомнил он. — Теперь моя очередь. Где находится горн?

— В подвалах под холлом.

— Где вход?

— Северо-восточный коридор, вторая дверь по левую сторону.

Или начало пути, которым я пошла в свой второй день в институте, разыскивая в институтских катакомбах кабинет завхозши.

— Направление?

— Сразу направо, потом прямо, пока не упрешься в электрощитовую. После нее начинается горн.

— Что значит, начинается? — не понял Алесс.

— А то и значит. Он тянется несколько десятков метров.

Парень подумал и сказал:

— Не врешь.

Ха! Соври я, у меня началась бы гангрена руки. Клятвопожатие — страшная вещь для нечестных людей.

— Откуда знаешь? — спросил парень.

— И тебе того же, — ответила я любезно и пошла доедать остывший омлет, не забыв прихватить тетрадку. А еще утащила из столовой новую жертву для экспериментов — не подозревающую о своей участи вилку.

Мне повезло в продуктивном разговоре с Алессом. Зрительная память не подвела при изучении копий схем институтских этажей и подвалов, любезно предоставленных деканом.

Да пусть начнется учебный стресс.

Дообеденная половина дня посвятилась учебе, причем настолько плотно, что к большому перерыву у меня закружилась голова от обилия впихиваемой информации, а ведь день еще не кончился.

На первой лекции Ромашевичевский объявил приторным голосом:

— Учащиеся! Напоминаю, что через неделю стартует зимняя сессия. В нее вы должны войти подготовленными и вооруженными, в противном случае до экзамена будут допущены избранные.

По словам Ромашки предстояло вооружиться тремя рефератами собственного, а не слямзенного сочинения, что и доказать тет-а-тет преподавателю, плюс сдать экспериментальную работу, в рамках которой разработать собственный рецепт снадобья, изготовить его самолично в свободное от учебы время (для этого специально выделялся вечерний факультатив) и сделать вывод об эффективности и преимуществах по сравнению с существующими рецептурами. Кроме того, к финишу в виде экзамена следовало доползти с исследовательской работой, целью которой стоял поиск интересных рецептов в архивах, мемуарах и в прочих источниках.

Вот такие пироги. И никого из преподавателей не волновало, что я появилась в этом институте неделю назад. Правила одинаковы для всех.

После первой лекции ко мне подошла Эльза под ручку с подружкой.

— Папена, я уполномочена собирать деньги на новогодний вечер, — сказала жеманно, глядя мимо меня. Куда же брюнетке смотреть, как не на своего ненаглядного Мелёшина, воспитывавшего девицу похлеще меня. Наверное, унизительно видеть, что место занято другой, более удачливой фавориткой.

— Зачем? На костюм зайчика не хватает?

— Шути, Папена, пока шутится, — не повелась Эльза. — Если не хочешь сдавать, говори сразу. Тогда не получишь пригласительный, а вход только по билетам. Или символический взнос в три висора будет для тебя проблемой?

— Отчего же? — пожала я плечами, лихорадочно вспоминая, наскребу ли из той мелочевки, что у меня осталась, требуемую сумму. — А кто уполномочил? Сама себя?

Девица презрительно дернула плечом и показала небольшую карточку, на которой действительно значилось, что Эльза Штице, студентка третьего курса факультета нематериальной висорики, делегирована послом доброй воли для сбора денежных средств на пожертвования в рамках вечера, приуроченного к встрече Нового года. Внизу стояла институтская печать, а размашистая подпись Стопянадцатого переливалась яркой голограммой.

Выудив из кармашка сумки три висора мелочью, я облегченно вздохнула. Попроси Эльза чуть больше, и тогда меня, не стесняясь, ославили бы на всю аудиторию, указав на скупердяйство или на бедность.

— Расписывайся, — девица сунула ведомость и перо. — Не бойся, не украду твои медные грошики. Больно надо. Егорчик, а ты будешь сдавать? — И оттолкнув меня, она ринулась выше, а подружка пристроилась хвостиком.

Что ответил Мелёшин, я не расслышала. Не до того было. Меня ждали конспекты по нематериальным заклинаниям.

Мэла, вообще, будто не существовало. Посиживал себе тихонечко и воспитанием больше не занимался, знания на мне не оттачивал. Видимо, тоже пропитался духом предстоящей сессии.

Перед началом второй лекции я сбегала к библиотеке и, стараясь не вызывать подозрений, оглядела замок на входной двери, заодно изучив расписание работы.

Преподаватели точно сговорились. На занятии по матмоделированию преподаватель бодренько напомнил о приближающейся сессии, вызвав многострадальный стон, пронесшийся по рядам. После чего зачитал длиннющий список задач и теорем, которые следовало предоставить решенными и доказанными к моменту экзамена.

Осталось схватиться за голову и завыть с горя. Аут приближался, дышал в затылок и пищал на ухо противным тоненьким голоском: "Погоришь в эту сессию, деточка!". Я показала ему фигу, и, стиснув зубы, ринулась в дебри знаний.

После второй лекции, в холле, наступил следующий этап операции. Следовало действовать стремительно и расчетливо. Покружив под тусклым плафоном, я приблизилась к вахтерской. В последнее время Монтеморт повадился растворяться на фоне темной стены, становясь незаметным. О присутствии пса сообщили похрапывающие и причмокивающие звуки. Значит, жив монстрятина, и его коллега на месте. Тоненький голосок доносился из сторожки, где бабулька отчитывала кого-то по телефону.

Как заставить вахтершу покинуть помещение? "А-а, в холле разбили плафон!" Нет, второго прецедента ее бедное сердце не выдержит. "А-а, украли Списуила!" Не поверит.