Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд

Но, как говорится, что Николсону — пикантная приправа, Эвансу — яд. «То, что начиналось как секс-наркотик, разрушило саму сексуальную жизнь, — писал Эванс в своей книге «Малыш остаётся в картине». — Одна порция кокаина блокирует кровоток от мозга к вашему «инструменту», значит, больше времени для диалога и поддержания энергии». Пристрастие Эванса не сразу распознали на студии. Но во время заседаний руководство «Парамаунт» стало обращать внимание на то, что он постоянно держал одну руку в кармане, а указательным пальцем частенько водил по дёснам. В конце концов, Эванс перестал появляться в офисе и начал руководить лёжа в кровати, облачённый в свою знаменитую пижаму.

По словам Дика Сильберта, «студия начинала разваливаться. Боб ни с кем не встречался. По утрам в его распорядке значились телефонные звонки, один грейпфрут и — Питер Барт. Звонил телефон, Боб снимал трубку, где чей-то голос спрашивал:

— Боб, который сейчас час?

Боб набирал номер телефона Питера и в свою очередь спрашивал:

— Питер, который сейчас час?

«Я чувствовал, что он калечит себя, — вспоминает Барт. — Однозначно, амфетамины или то, что он принимал, снотворное, стимуляторы или депрессанты, оказывали своё действие. Он стал заметно беспокойнее, сильно нервничал, злобствовал по поводу Эли Мак-Гроу, и вообще, стал очень неуравновешенным. Случалось, что мне самому приходилось принимать решения, потому что я не мог его нигде найти. Часто это были решения по вопросам, которые не были в компетенции вице-президента компании по производству. А критических ситуаций становилось всё больше».

Среди самых неотложных вопросов компании стоял вопрос о продолжении «Крёстного отца». «Парамаунт» и Пьюзо вовсю работали над сценарием, но Коппола отказывался участвовать в продолжении проекта. Бладорн делал всё, что мог. Он не уставал повторять, что у Фрэнсиса в загашнике есть кое-что «поценнее формулы кока-колы».

Учитывая то, что Эванс занимался исключительно «Китайским кварталом», личной жизнью и к тому же не не мог разговаривать с Копполой, обхаживать режиссёра пришлось Барту. Коппола был непреклонен. К картине приложили руку такие талантливые люди, как Брандо, Уиллис, Пьюзо, что он без боязни мог называть её своим детищем. Но ещё один фильм мог погубить весь предыдущий успех. «Не дай бог, сиквел провалится. Тогда люди ещё раз посмотрят первую часть и скажут: «Ну конечно, там же был Брандо!» — размышлял Коппола. — Определённо, если бы я обратился к актуарию [92] по поводу карьеры, для поддержания творческого здоровья он прописал бы мне режим воздержания от любых продолжений».

Наконец, Бладорн уговорил его стать если не режиссёром-постановщиком, то хотя бы продюсером фильма и курировать его производство. Он даже предложил Копполе самому выбрать режиссёра. Месяца через три Коппола позвонил Эвансу:

— Я нашёл парня.

— Кто это?

— Мартин Скорсезе.

— Кто угодно, только не он! Очень неудачный выбор. Только через мой труп!

Тогда Коппола отправился к Бладорну и заявил:

— Больше я с этими людьми работать не могу. У них один ответ — «нет». Они меня достали!

— Тогда ставь фильм сам.

Как-то утром Коппола завтракал с Бартом и завёл такой разговор:

— Пойми, ну неинтересно мне делать кино вроде «Крёстного отца». Я хочу делать своё, понимаешь, своё кино, даже если придётся снимать на «Супер-8». Попытка вновь вернуться к этой «семье» окажется пустой затеей. Одна лишь мысль о том, что придётся опять работать над огромным и дорогим фильмом, под диким давлением, с кучей людей, которые будут указывать, что и как делать, тут же возвращает меня на два года назад, в атмосферу горечи и унижений.

— Зато ты сможешь заработать столько, что хватит на самостоятельную работу.

Коппола до сих пор был зол на Эванса и продолжал отказываться.

— Я устал. Сначала я делаю то, что меня просят, даже умоляют сделать, а потом те же люди на меня и нападают. Вот почему я люблю готовить: хорошо потрудишься на кухне и все довольны, никто не скажет: «Что-то у тебя риготони плесенью отдают».

— Хорошо, ну а кто, по-твоему, был главной звездой «Крёстного отца», а? — начал «разводить» режиссёра Барт. — Разве Брандо или Пачино? Нет, звездой фильма был ты. А сколько, по-твоему, должна получать звезда?

— Миллион долларов, — моментально сориентировался Коппола.

— Хорошо, если я добьюсь у компании миллионного гонорара за сценарий и режиссуру, ты согласишься?

— По рукам.

Подхалимаж Барт сыграл, как по нотам. Коппола сообразил, что успех «Крёстного отца-2» принесёт ему долгожданную независимость и позволит снимать собственные произведения. Режиссёр выдвинул свои условия: в новом проекте не примет участие ни один из продюсеров и представителей руководства компании, кто так или иначе был причастен к первой части картины; Эвансу было вообще запрещено появляться на съёмочной площадке; «Парамаунт» берёт на себя обязательства по финансированию фильма «Разговор». Барт немедленно позвонил Бладорну и сообщил хорошую новость. Бладорн буквально захлёбывался от переполнявших его чувств:

— Да-да, договаривайся! Где бумаги? Подписывай сейчас же! Думаю, это как раз тот случай, когда мы «не сможем» застать Боба на месте. Вот так всегда, не на кого лавку оставить!

22 июня 1972 года контракт был подписан. Впервые в истории кинематографа режиссёр получал миллион долларов вперёд да ещё и долю в «валовой» прибыли. Так начиналась новая эра режиссёров. И только Йабланс сумел разглядеть в этом признак надвигающегося несчастья: «Мы заплатили Фрэнсису за «Крёстного отца» 60 тысяч долларов. Когда же в деле фигурируют огромные суммы, режиссёры начинают смотреть на тебя с презрением. Они уже не слушают советов, что можно снимать, а что нельзя. Они посмотрят, обзовут тебя «занудой» и пойдут дальше». Как только новость облетела Голливуд, Фрэнк Уэллс потребовал, чтобы Коппола вернул компании «Уорнер» 300 тысяч, которые ему выделили на развитие «Калейдоскопа». «Ребята с «Уорнер» тогда мне много крови попортили, — вспоминает Коппола. — Они даже обещали «замазать» весь проект «Крёстный отец-2», если не получат свои деньги. В общем, вели себя так, как представители подлинной «Империи зла».

К моменту, когда Эшби заканчивал монтаж «Последнего наряда» реакция «Коламбии» не могла радовать создателя фильма. Руководству не нравились резкие переходы, которые он позаимствовал у Годара. Выпуск отложили на 6 месяцев и повторно начали борьбу со сквернословием. Наконец, Эрсу удалось убедить отправить картину в Канны. Студия отказалась устраивать положенный в таких случаях торжественный приём. Однако по-прежнему держать ленту на полке после того, как Николсон получил первую премию в номинации «Лучший актёр», было, прямо скажем, уже неловко.

Летом 1973 года, пока Эшби и Эре продолжали ожесточённые споры со студией, банки приостановили деятельность «Коламбии». При Шнайдерах убытки компании до вычета налогов составили 72,5 миллиона долларов, а после — 50 миллионов. Это был третий показатель убыточности за всю историю компании. Цена акций на бирже с 1971 по 1973 год упала с 30 до 2 долларов за штуку. «Коламбия» оказалась на грани банкротства. Главный держатель акций, инвестиционная компания «Аллен и Компания», устроил переворот: отец Берта, Эйб, был «повышен» до поста почетного председателя компании с вознаграждением в 300 тысяч долларов в год, а в июне рассчитали и Стенли Шнайдера. При поддержке Герберта Аллена корпорацию возглавил Алан Хиршфилд, а Дэвид Бегельман из «Си-Эм-Эй», в прошлом агент, стал её президентом.

Из прежнего руководства Бегельман оставил в качестве своего заместителя Питера Губера. Хотя назначение Бегельмана, как покажет жизнь, и оказалось неудачным, в тот момент акционеры были вполне довольны. Чего, естественно, нельзя было сказать о Шнайдерах. В апреле Берт вместе с Кэнди на три недели улетел в Китай. Спонсировала путешествие «Гардиан», газета левого толка. Друзьям Берт посылал открытки с неизменным приветствием «Дорогой друг, рабочий культуры». Вернулись они 9 мая, как раз в 27-й день рождения Кэнди. Друзья устроили по этому поводу вечеринку. Берт идти отказался, а в половине второго ночи позвонил в дом, где чествовали Берген, и приказал ей немедленно возвращаться домой. Она застала его в ужасном состоянии. Голос Берта дрожал от злости и негодования. С этого момента без ссор не проходило и дня. Обстановка внутреннего дворика непременно оказывалась в бассейне, а местные столяры стали постоянными посетителями их дома — ремонт требовался каждый день.

Вернувшись из Китая, Берт с удивлением узнал, что некогда семейный бизнес превратился в компанию чужаков. «Я знал Бегельмана ещё тогда, когда он как липку общипывал Джуди Гарленд, — отмечает Блонер. — Вор он был известный. Правда, это не мешало нам поддерживать хорошие отношения». Для Бегельмана наступило самое время пересмотреть отношения «Коламбии» с «Би-Би-Эс». «Он не погнушался бы переманить наших секретарш и уборщиц», — продолжает Блонер. Тем временем Берт освободил свой кабинет в офисе «Коламбии» на Пятой авеню, 711, в Нью-Йорке. Он свернул там свой бизнес и собирался, было, уже исчезнуть, как руководство компании начало настойчиво предлагать ему встретиться с Аланом Хиршфилдом. Берт этой встречи не хотел, но деваться было некуда. Стоит отметить, что «Коламбии» он и слова не сказал о «Сердце и разуме», считая, что студии это не должно касаться. Известно было только название картины. Встретившись, мужчины обменивались исключительно любезностями, и лишь когда Берт собрался уходить, Хиршфилд заметил: