Побеги любви - Мэри Стюарт

А Уоррик был бы в крайнем бешенстве, если бы узнал, что ее брат и д'Эмбрей — одно и то же лицо.

Он мог бы догадаться сейчас об этом, Ровену удивляло, как он не додумался, ведь только одна армия была обнаружена в лесах. Но чтобы прийти к верному заключению, ему пришлось бы признать, что это злейший враг схватил его и приковал в Киркбурге, и было похоже, что он готов принять любую другую версию, даже безумно малоправдоподобную, лишь бы не вспоминать этого неприятного момента своей жизни.

Она слишком долго не признавалась ему. Сразу же, когда он сказал, что не убьет ее, надо было сказать ему правду. Теперь, если он узнает, то решит, что она молчала, потому что находилась в сговоре с Гилбертом и соблазняла его, чтобы выведать его планы.

В конце концов, как он может поверить в то, что она ненавидит своего сводного брата, когда по ситуации кажется, что она действовала вместе с ним против Уоррика?

Если она скажет правду, то не только вызовет его гнев, и он, скорее всего, опять начнет мстить. Она не перенесет такого теперь, когда она испытывает такие сильные чувства к этому человеку.

Она знала, глупость — позволить себе эти чувства. Милдред предупреждала ее о такой возможности. Она посмеялась тогда, но сейчас не видела, как могла бы этого избежать, поскольку все происходило незаметно для нее самой. Причина, наверное, в проклятом желании, которое так переполняло ее, что она не могла его контролировать. И трудно ненавидеть человека, который доставлял ей столько удовольствия в постели. Еще труднее плохо относиться к тому, кто проявил такую мягкость к ней.

Она закончила расчесывать свои волосы и стала заплетать их в косу. Она опять надела свой желтый корсет. Это не вызвало никаких замечаний ни вчера, ни пока еще сегодня.

Она повернулась к нему спросить:

— Вы не думаете, что д'Эмбрей попытается еще что-нибудь сделать?

Уоррик откинулся на спину на кровати, где он сидел и наблюдал за ней.

— Я не собираюсь давать ему такую возможность. Я буду у его замка через два дня.

Пальцы Ровены, заплетавшей косы, замерли, ком подступил к горлу.

— Возле которого? У него их несколько.

— Да, и некоторые под его контролем, на которые он не имеет права. Но его главная крепость, замок Эмбрей я возьму. Надеюсь, к тому времени он будет там.

Если Гилберта не будет, то мать Ровены там наверняка. Леди Анна, может быть, наконец, освободится из-под власти Гилберта — или нет, если Гилберт не захочет сдаваться, и бой перейдет на территорию замка, тогда она может быть убита.

— Вы и ваши люди — убиваете всех, когда берете замок? — нерешительно спросила она.

— Разве кто-нибудь был убит в Киркбурге?

— Киркбург не защищался, — напомнила она ему. — Эмбрей будет.

— Мужчины всегда гибнут в сражениях, Ровена, но население я не трогаю. — Затем он сел. — Почему ты спрашиваешь? Может быть, ты мне объяснишь, почему беспокоишься о людях, которых даже не знаешь…

— Не надо меня запугивать так прямо с утра. Я просто подумала о женщинах и детях. Есть ли семья у этого лорда, жена, мать.

— Никого, поскольку его отец умер… нет, действительно, есть вдова с дочерью, но они ему не родные.

— И все же, я слышала, ты убиваешь всю семью, когда идешь на врага.

Он усмехнулся:

— Про меня говорят множество всяких вещей. Едва ли половина из этого правда.

Он не ответил ей прямо то, чего она так хотела услышать, и она спросила:

— Значит, ты не убьешь этих женщин, хотя они имеют отношение к лорду Эмбрею?

Он, наконец, рассердился.

— Если бы я был способен убивать женщин, Ровена, ты бы не задавала сейчас такие глупые вопросы.

Она отвернулась от него, но он успел заметить, как ее задели его слова. Он подошел к ней сзади и притянул к себе.

— Я не хотел, чтобы это так прозвучало, просто прояснил суть дела, — сказал он. — Ты думаешь, мне приятно слышать эти твои вопросы, по которым ясно, каким дурным ты меня считаешь? Я думал, ты уже не считаешь меня страшным.

— Н-нет.

— Почему?

Она повернулась и посмотрела на него вверх, но внезапно покраснела, смутилась и опустила глаза. Тихим, дрожащим голосом она сказала:

— Потому что вы не обижаете женщин, даже если у вас есть причины для этого. Извините меня, Уоррик. Я не должна была позволять себе заходить так далеко, но… мне не нравится, что вы уходите на войну.

— Я рыцарь…

— Я знаю, и рыцари — всегда в боях и сражениях. Женщинам не нравится это. Вы… вы надолго уезжаете?

Он обнял ее крепче.

— Да, возможно, на несколько месяцев. Тебе будет не хватать меня?

— Когда с меня спадет половина моих обязанностей?

Он шлепнул ее по заду.

— Это неправильный ответ твоему господину.

— Это ответ тому человеку, который причисляет меня к вилланам. У меня есть другой ответ для мужчины, который меня любит. О нем я буду тосковать, и молиться за него, и считать дни, пока он не вернется живым…

Он стиснул ее руками. Его губы желали ее. Он был возбужден, и она поняла, что ему, должно быть, понравился ее ответ. Она только хотела бы, чтобы это не было правдой.

41

Уоррик оторвался от своей холодной трапезы, когда открылся полог палатки. На губах его появилась улыбка, когда он увидел, кто это.

— Проклятье, что ты здесь делаешь, Шелдон? И не говори мне, что просто проезжал мимо.

— Я сопровождал дополнительный груз из Фулкхеста. Ты можешь рассчитывать на кусок свежей свинины вместо той дряни, которую ешь сейчас. Там, по крайней мере, дюжина жирных поросят.

— Мы здесь не в таком уж плохом положении, — ответил Уоррик. — Когда мы прибыли, в деревне созревал хороший урожай, и я предупредил, чтобы ничего из урожая не отвозили в замок, но позволил всем крестьянам привозить на продажу продукты сюда.

Шелдон рассмеялся.

— Обычно осаждающие не столь удачливы.

Уоррик пожал плечами.

— На первый взгляд, мне повезло. Но все равно, оказалось, что замок очень хорошо обеспечен. Уже месяц длится осада, а они пока не ограничивают себя в еде, насколько мне известно.

— Ладно, я привез немного требухи для тебя.

— Черт возьми!

— Еще небольшую горку камней для стрельбы. Я видел, ты привез из Туреса баллисту. Ну, а я привез тебе валуны.

Уоррик довольно рассмеялся.

— Это будет оценено, потому что большая часть моих попала в этот проклятый ров. А теперь скажи мне, что ты здесь делаешь ведь это не твоя война.

Шелдон в свою очередь пожал плечами.

— С того времени, как собрали урожай, я схожу с ума безделья. Ты превратил наши окрестности в столь законопослушные, что ничего интересного у нас не случается. А после смерти Элеоноры, нет жены, которая могла бы удержать меня дома. Вот мне и остается либо объезд границ, либо ехать ко двору — который я терпеть не могу, — либо предложить тебе свою компанию недельки на две.