Перемены - Джим Батчер

Томас замер, неестественно неподвижный, и хотя его глаза тоже были широко раскрыты, но это больше напомнило мне кота, припавшего к земле непосредственно перед тем, как вонзить когти в добычу.

Спина Молли слегка изогнулась, и она тихо застонала. Её глаза наполнились слезами.

— Господи, — прошептала она. — Господи. Нет. Нет, ты прекрасен. Господи, твоя боль такая большая, твоя жажда такая сильна… Позволь мне помочь тебе… — она неуклюже нащупала его руку.

Томас не шевельнулся, когда её пальцы прикоснулись к нему. Ни единым мускулом. Его глаза очень, очень медленно закрылись.

— Мисс Карпентер, — прошептал он. — Не прикасайтесь ко мне. Пожалуйста.

— Нет, все в порядке, — бормотала Молли. — Все в порядке. Я здесь.

Рука Томаса двигалась слишком быстро, чтобы это можно было увидеть. Он поймал её запястье своими бледными пальцами, и она тяжело вздохнула. Томас раскрыл свои глаза и сосредоточился на девушке; Молли начала быстрее дышать. Ее грудь затвердела, и сквозь рубашку стали видны соски, из ее губ вырвался легкий стон.

Я думаю, что издал тихий звук в знак протеста. Никто из них этого не услышал.

Томас наклонился ближе, кошачьим и в то же время змеиным движением. Молли задрожала. Она облизнула губы и начала медленно наклоняться вперед, к нему. Их губы встретились, и её тело затрепетало, напряглось и замерло. Она закрыла глаза, и, казалось, не дыша, откинула голову назад; Томас внезапно прижался к ней. Бедра Молли закачались, поднимаясь вверх и вниз. Она подняла руки и начала судорожно цепляться за его рубашку, отрывая кнопки от шелка так, чтобы ее пальцы могли гладить его голую грудь.

Мыш ударил Томаса как чугунное ядро. Снаряд из большого пса оторвал моего брата от моей ученицы и вмял его в облицовку камина. Томас внезапно зарычал от чистой, удивленной ярости, но Мыш схватил его за горло, прежде чем он смог подняться.

Челюсти большого пса сомкнулись не полностью, но кончики его зубов вонзились в плоть, и он удерживал Томаса, не давая ему подняться; его грудь вибрировала от рычания. Мой брат дернул рукой, пытаясь дотянуться до кочерги, висящей возле камина. Мыш заметил это и предупреждающе чуть встряхнул Томаса, вонзив зубы чуть глубже. Мой брат не прекратил попытки дотянуться до оружия, и я увидел, как напряжение охватывает большое собачье тело.

Я напрягся изо всех сил и слабо позвал:

— Томас.

Он замер. Мыш повернул ко мне ухо.

— Томас, — прокаркал я. — Прекрати. Он защищает девочку.

Томас издал задыхающийся, болезненный звук. Потом он скривил гримасу, принуждая себя расслабиться и сдаться. Его тело понемногу сбросило боевое напряжение, он опустил обе руки ладонями вниз и поднял подбородок чуточку выше.

— Хорошо, — прохрипел он. — Хорошо. Все уже нормально.

— Покажи мне свои глаза, — требовательно сказал я.

Он сделал это. Они были оттенка бледно-бледно серого, с небольшими пятнами танцующего рефлексивного голода.

Я прохрипел.

— Мыш.

Мыш медленно сдал назад, понемногу ослабляя давление челюстей и аккуратно убирая зубы с горла Томаса. Он сделал пару шагов назад и сел, опустив голову в боевой стойке, которая сохраняла его собственное горло прикрытым, продолжая наблюдать за Томасом, не шевелясь и не издавая ни единого звука. Это выглядело странно и зловеще в исполнении такого большого пса.

— Не могу оставаться здесь, — прохрипел Томас. Раны от укуса на его шее выглядели воспаленными, опухшими. Их края были слегка почерневшими, словно зубы пса были раскалены. — Не хотел с ней так, — он закрыл глаза. — Я не хотел этого. Извини.

Я глянул на Молли, которая лежала в позе эмбриона и дрожала, все еще тяжело дыша.

— Уходи, — сказал я.

— Как будешь ты…

— Томас, — сказал я, и мой голос стал чуточку сильнее, горячий от гнева. — Ты мог причинить Молли боль. Ты мог даже убить её. Моя единственная защита здесь нянчит тебя, вместо того чтобы стоять на страже. Иди. Ты бесполезен мне в таком состоянии.

Мыш издал еще один предупреждающий рык.

— Я сожалею, — повторил Томас. — Я сожалею.

Он осторожно обошел вокруг Мыша и вышел, шаркая ногами по лестнице.

Пару мгновений я смотрел ему вслед. Мое тело покалывали тысячи булавок, словно оно заснуло и теперь чувствовало все последствия возвращения. Душевный огонь. Я должно быть слишком много выплеснул его из себя. Ужас и адреналин поддерживали меня какое-то время, но после этого я впал в предобморочное пассивное состояние.

Ужас за моего сводного брата и Молли вернул мне мой голос, мою волю, но это могло недолго продлиться. Больно просто сидеть. Больно дышать. Любое движение приносит боль, а не двигать всё равно больно.

Поэтому, полагаю, я мог хоть как-то двигаться.

Я попытался подняться, но моя левая нога со мной не согласилась, и мне повезло, что мой путь не завершился на полу. Хотя ничего не было сказано, Мыш поднялся и поспешил в мою комнату. Я услышал тяжелые звуки, когда он приподнял кровать, пытаясь протиснуть под нее свои массивные плечи. Спустя некоторое время, он появился, неся в зубах один из моих костылей, оставшихся после прошлых ранений.

— Кто у нас хороший песик? — простонал я.

Он повилял мне хвостом и направился обратно за вторым костылем. Когда у меня были они оба, я оказался способен подняться и проковылять до кухни. «Тайленол 3» является хорошей штукой, но это также нелегальная штука, если вы приобрели его без рецепта и если вы не канадец, поэтому он также был спрятан под безумной лужайкой моей крёстной. Я принял большую дозу обыкновенного «Тайленола», поскольку у меня не было ни «Тайленола 3», ни его менее известного, короткодействующего кузена — «Тайленола 2»: Боль Наносит Ответный Удар.

Я внезапно понял, что говорил Мышу все это вслух, что может поставить меня в неловкое положение, если войдет в привычку. Когда это было сделано и я выпил третий стакан воды, я добрался до Молли и проверил её пульс. Он был устойчивый. Её дыхание успокоилось. Глаза приоткрыты, но взгляд был пустой.

Я со вздохом пробормотал кое-какие нехорошие слова. Эта проклятая девчонка определённо была склонна к суициду. Это был второй раз, когда она подошла очень близко к тому, чтобы на ней кормился вампир, хотя, по общему признанию первый был опосредованным способом. Однако для нее встреча с этим снова могла закончиться плачевно. И если Томас фактически начал питаться на ней, нельзя предвидеть, что это могло с нею сделать.

— Молли, — позвал я. Потом громче, — Молли!

Она поморщилась, внезапно неглубоко вдохнула и, моргнув, посмотрела на меня.

— Ты размазала всю краску по моему ковру, — сказал я устало.