Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такое отрабатывание долга приводило к зловещим курьезам. Нижегородский купец Осип Телицын, разорившись, остался должен разным лицам 2482 рубля 50 копеек. Из этих денег Телицын 420 рублей 50 копеек перевел долгом на сына Николая. Оба нашли себе господаря — местного же мещанина Петра Вагина. По заключенному с Вагиным условию Телицыны обязывались находиться в зарабатывании: сын — 17 лет 10 месяцев и 3 дня, а его отец (которому уже пошел сороковой год) — 85 лет и 11 месяцев (!).
В другом случае мещанин Иван Андреев Бударин не смог уплатить 2892 рубля 76 копеек, и приисканному им на себя господарю Нижегородским магистратом выдан был владенный указ, по которому Бударин поступает к нему в работу «на 120 лет, 6 месяцев, 11 дней и 10 часов», с подпискою, «дабы он без воли господаря (купца Якова Иванова Поздеева) никуда не отлучался, а если отлучится или сбежит, то сослан будет в каторжную работу безо всякого зачету».
Власти и полиция быстро творили «суд и расправу» с непокорными. Так было при Петре I, так было и при его преемниках.
Характерным зданием города была тюрьма.
В Нижнем она находилась в кремле, у Ивановской башни, вблизи бывшей Губной избы XVII века. Бревенчатое одноэтажное здание, окруженное высоким частоколом, имело единственную комнату, общую для мужчин и женщин. Наиболее важные преступники сидели в колодках и цепях. Заключенные должны были содержать себя на свой счет. У кого не оказывалось родственников, тем приходилось туго. Скованные попарно несколько человек на одном пруту, узники ходили по городу и протягивали руку за подаянием.
Колодки и цепи не всегда предупреждали побеги. Полицмейстер Афанасий Татищев подал мысль отмечать лица преступников клеймом для легчайшей за ними слежки. Совет приняли к исполнению.
Введенное в употребление клеймо состояло из надписи В.О.Р. Острыми иглами накалывали на лбу и щеках три буквы, натирали порохом и зажигали. Когда Афанасия Татищева спросили, как быть, если преступник впоследствии окажется невинным, он цинично ответил: «Прибавьте спереди еще две буквы Н.Е.». Так и делали.
Тюремных сидельцев за проступки не били. Существовало наказание куда более сильное. Нарушителей внутреннего порядка кормили… соленой икрой. При цене на икру две копейки за фунт наказание не было для казны слишком дорогим, но при лишении человека питья смиряло в короткий срок буяна.
Застенок, палач, дыба, виска, кнут — все эти предметы были необходимой принадлежностью русского судебного розыска в XVII и XVIII столетиях.
Застенок представлял собою площадку на дворе, огороженную стенами. Центральное место занимала дыба — два столба с перекладиною, в которую ввинчивалось кольцо. При дыбе постоянно находились «хомут шерстяной, к коему пришита веревка долгая, кнутья ременные и тиски железные».
Различали три стадии пытки. Подвешивали в хомуте на воздух с вывихом членов и битьем кнутом. Раздробляли пальцы рук и ног тисками. При малых результатах двух первых способов приступали к третьему: «наложа на голову веревку и просунув кляп, вертят так, что пытаемый изумленным бывает. Потом простригают волосы на темни до кожи и на то место льют по каплям холодную воду, отчего оный так же в изумление приходит».
Все эти «операции» при розыске, а равно и приговор «бить плетьми» совершал «палач», или «заплечный мастер». В каждом большом и малом русском городе полагалось быть своему городскому палачу.
Мало было охотников занять эту презренную должность. Правительство предписывало: «В заплечные мастера брать из посадских людей, которые волею своею в тое службу быть похотят; а буде охотников не будет — из посадских людей велеть выбирать из самых молодших или из гулящих людей, чтобы во всяком городе без палача не было…».
Выбранный таким образом городской палач (он же «кат») считался среди жителей отверженным человеком, которого все боялись, ненавидели и презирали, как поганого. Жили заплечные мастера в особых караулках отщепенцами, под постоянным наружным висячим замком и с казенной охраной. По базарным дням выпускались с караульщиком на Благовещенскую площадь собирать с возов дань: «кату — плату».
Экзекуции обычно происходили на площади у церкви Иоанна Предтечи. Трехконечная плеть как орудие наказания в середине XVIII века сменила употреблявшийся раньше более страшный двухконечный кнут.
Женщинам удавалось ускользнуть от сечения. Закон, свято соблюдавшийся, гласил: «Если при публичном наказании девушки или вдовы плетьми в толпе находится мужчина, желающий на ней жениться, то она выдается ему свободной от экзекуции». Такие мужчины не были редкостью среди зевак на Ивановской площади. Однажды пять пар нижегородцев ушли со зрелища публичной казни молодоженами.
Правления императриц Анны и Елизаветы, длившиеся около трети столетия, — одна из наиболее мрачных страниц российской жизни XVIII века.
Многочисленные дворцовые перевороты не меняли сущности самодержавной власти. По словам В. И. Ленина, «перевороты были до смешного легки, пока речь шла о том, чтобы от одной кучки дворян или феодалов отнять власть и отдать другой».[56] Частые дворцовые перевороты, заговоры, интриги, фаворитизм превращали жизнь правительственных кругов в кипящий котел. Монархи не доверяли министрам, министры — друг другу, правительство — народу. Подозрения рождали страх. Страх заставлял искать везде крамолу, чтобы ее уничтожить. Следили явно и тайно, лично и через шпионов и соглядатаев.
Особенно преследовалось неуважение к личности монарха.
Горе было тому, кто в присутствии недруга, хотя и не нарочно, ронял на пол монету с портретом императрицы. Клеветнику стоило только донести, что монета брошена с умыслом, и немедленно начиналось строжайшее следствие.
В царствование Анны Ивановны считалось, например, что шептанье двоих людей означает «злой умысел», и шептавшихся тащили в Тайную канцелярию. То же бывало и с теми, которые при губернских торжествах не выпивали большого бокала крепкого вина за здравие монархини. Людей привлекали к ответу за «непотребные разговоры», за «непристойные слова», за «непригодные речи»… Стоило любому произнести вслух «слово и дело!», и власть была обязана расследовать, по какому поводу
