Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов

и, закончив круг, пара, не раскрыв рта, расходилась в разные стороны. Нижегородские девицы первых годов XVIII столетия еще недалеко ушли от своих предшественниц, о которых в середине предыдущего века известный Григорий Котошихин писал: «Московского государства женский пол природным разумом простоват и на разговоры не смышлен».

Явившиеся на первую ассамблею молодые нижегородки были в непривычных для них платьях. Затянутые в крепкие корсеты, с огромными на юбках фижмами, в башмаках на высоких, в вершок, каблуках, с пышно взбитой и обильно припудренной прической, они умели сделать несколько па и кружиться в танце, но не знали, как им встать, сесть и обращаться с партнером…

Юноши находились не в лучшем положении. В Петербурге в то время уже была издана книжица «Како пишутся комплементы разные». Но в Нижний она еще не попала.

Правда, для обучения русской молодежи принятым на Западе правилам общения существовало вышедшее в свет в 1719 году довольно распространенное печатное издание «Юности честное зерцало». Из него нижегородцы знали, что следует весьма почитать родителей, «разговаривая с ними, шляпу в руках держать и перед ними не вздевать, возле них не садиться, и прежде оных не заседать, при них в окно всем телом не взглядывать, ходить не с ними в ряд, но немного уступая позади оных… Без спросу не говорить, а когда и говорить им случится, то должны они благоприятно, а не криком, и ниже с сердца или задору говорить, не якобы сумасброды… За обедом неприлично руками и ногами по столу везде колобродить, но смирно ясти. Вилками и ножиком по тарелкам, по скатерти или по блюдцу не чертить, не колоть и не стучать… и не избоченясь сидеть».

Все это и многое другое усвоили молодые нижегородцы, но в «Зерцале» ничего не говорилось, как обходиться с девицами на ассамблеях. И — сидели в «покоях» Дмитрия Пирогова юные нижегородцы и нижегородки смиренно и чинно, молча смотря друг на друга.

Спас положение столичный гвардейский прапорщик, случайно находившийся в Нижнем на посылке (в командировке). Он связал носовыми платками кисти рук у десятка пар танцующих и повел их общей вереницей под музыку через все комнаты дома. Началось бурное непринужденное веселье…

Но ассамблеи не получили в Нижнем широкого распространения. С каждым последующим собранием редел круг танцующих пар. Мужья не позволяли женам отходить от себя, а матери не разрешали дочерям танцевать с «незнакомыми».

Неутомимый в своем реформаторстве, Петр I ввел в столицах специальным указом новый юридический институт — «полицию», которой дал право регулировать если не все, то очень многие стороны личной и общественной жизни.

Регламент Главного Магистрата подробно перечислял функции российской полиции. «…Оная споспешествует в правах и правосудии; рождает добрые порядки и нравоучения; всем безопасность подает от разбойников, воров и обманщиков; непорядочное и непотребное житие отгоняет и принуждает каждого к трудам и честному промыслу».

Столь широкая программа требовала и широких полномочий. Господа полицейские скоро воспользовались суммой прав и привилегий в интересах господствующего класса. Полиции разрешалось регламентировать посещение горожанами церквей и зрелищ, расходы обывателей, их одежду, выезды и семейные празднества; собрания в частных и общественных домах, цены на товары — словом, не было такого уголка в «партикулярной» и общественной жизни нижегородцев, куда бы петровская полиция не могла сунуть свой всемогущий нос.

Предписывалось беспрекословно подчиняться требованиям полиции. Мало того, по Регламенту, «пороки полицейских служителей должны сокрыты быть, дабы публика доверенности к ним не лишалась, чего ради и проповедники церковные да не дерзают в проповедях своих в осуждение полиции или ее служителей разглашать». Одновременно предусматривалось введение тайных полицейских агентов для наблюдения.

В 1733 году полиция появилась в губернских городах.

Нижегородский «фундаментальный подпор человеческой безопасности» с 1742 года поручили капитану Метревелеву, произведенному в «полицмейстеры». Под начало Метревелева дали двух капралов, четырех унтер-офицеров и восемь нижних полицейских чинов — «хожалых».

Деятельность полиции началась с устройства на концах улиц рогаток и решеток, при которых каждую ночь назначались дежурить караульщики из местных жителей. «Стража» вооружена была грановитыми дубинами и трещотками. Строжайше предписывалось «палочному караулу» под страхом смертной казни (!) спешить на помощь каждому обывателю, подвергшемуся нападению злоумышленников и вызывавшему отчаянными криками караульных.

Давным-давно канули в лету городские палочные караулы, но и по сие время обижаемый на улице человек вопит громко, как может: «Караул!!»

В Нижнем введение рогаток и караулов вызвало ряд печальных и комических инцидентов. Ильинская «решетка» отделяла центральную часть города от «ямских слобод», располагавшихся по трем Ямским улицам. Ямщики, имевшие особое от города «самоуправление», сочли для себя необязательным служебную повинность при рогатках и не выделяли очередных караульщиков.

Городской квартирмейстер Баранщиков забрал несколько ямщиков в полицию. Толпа в сто ямщиков, предводительствуемая ямским управителем прапорщиком Кучинским, пришла «выручать своих». Своевольная ямщицкая ватага ворвалась с дубьем в помещение полиции, избила капрала, унтер-офицеру проломила голову и «захватила в плен» квартирмейстера. Несчастного Баранщикова держали два дня в Ямской слободе закованного в цепях и в цепях же водили на показ людям по Большой, Малой и Третьей Ямским улицам.

Городские полицейские силы справиться с ямщиками не могли. Лишь после случившегося в Ямской слободе большого пожара, когда сгорело 10 домов, Губернская канцелярия разрешила полицмейстеру Метревелеву усмирить ямщиков солдатами местного гарнизона.

Борьба с «вулканусом», как официально именовалось пожарное бедствие в правительственных актах, составила вторую важную обязанность новой полиции.

Пожары, «красный петух» или, по-петровски, «вулканус» (Вулкан в мифологии — бог подземного огня), издавна составляли страшную по своим последствиям беду для русских городов. Способов избавления от этого зла никто не знал. Принимались кое-какие меры в целях предупреждения бедствия.

Эти меры целиком перешли в XVIII век. Полиция запрещала жителям пользоваться домашними кухнями в летнее время, с мая по август, предписывала устраивать на огородах и пустырях временные кирпичные очаги. На комнатные, русские и «голландские» печи накладывались висячие восковые печати, которые неминуемо таяли в случае попытки развести огонь. В Нижнем не разрешалось в летний период по ночам освещать свои квартиры. Петр в 1723 году не остановился даже перед подтверждением старого постановления из «Уложения» 1649 года: «…чьим небрежением от кого учинится пожар, и тому от государя быть