Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов

на 30 рублей. Балахонский комиссар князь Волховский показал, что брал по «малому числу харчевые приносы, которые приносили ему в честь, а не из-под неволи», но его подьячий сознался, что по приказу своего начальника перебрал с уездных людей 104 рубля «подмоги к жалованью». Подьячий Городецкого комиссарства Попов велел (не уведомив даже своего комиссара) собирать лишние деньги с крестьянских бань и с ульев, «кто что даст в честь», и перебрал таким образом примерно рублей с пятьдесят.

Петр I, выведенный из терпения непрекращающимися злоупотреблениями и воровством губернских чиновников, стал готовиться к суровой и беспощадной войне с «хищниками». Сгоряча царь объявил в Сенате о намерении издать указ такого содержания: «Если кто и на столько украдет, что можно купить веревки его повесить, тот без дальнейшего расспрашивания повешен будет».

Умный сенатор Ягужинский почтительно, но настойчиво говорил, что монарх в этом случае может остаться без подданных…

Проект не привели в исполнение. Петр придумал другое: выбрал лучших и надежных, по его мнению, гвардейских солдат и послал во все губернаторства надзирать за действием должностных лиц.

По Нижегородской губернии эффект получился сногсшибательный. Гвардейцу-ревизору удалось уличить в злоупотреблениях и воровстве самого начальника губернии вице-губернатора Ржевского.

Петр не любил полумер. Ржевского схватили и доставили в столицу. Сенат тотчас занялся таким крупным делом. Сенатор Семен Салтыков изготовил доклад о «неисправах» в Нижегородской губернии, допущенных местным вице-губернатором. «Роздал он без указу собою предписание комиссарам, которые были при сборах, — о требовании с уездных людей дров, подвод, счетчиков, разсыльщиков, караульщиков и пр., и таких излишних сборов собрано в десяти комиссарствах 13 300 рублей. Да в Дворцовых семи волостях явилось сверх указанных лишних сборов 18 250 рублей. А всего перебрано им, Ржевским, лишних денег с уездных людей 31 550 рублей». «Того ради в Сенате определено, покамест означенное дело следствием окончится, до тех пор оного Ржевского не токмо в Нижний, и никуда с С.-Петербурга не отпускать».

Однако Сенат напрасно торопился, Петр не дал делу Ржевского дальнейшего хода. Особые обстоятельства заставили царя в тот момент подыскивать подходящего человека для важной секретной мйссии. Именно Ржевский казался Петру подходящим для такого поручения. Вор был прощен.

В течение последующих трех лет злоупотребления на местах увеличились еще более. Обер-прокурор Мякинин, докладывая однажды Петру о своих мерах в борьбе с растущими хищениями крупных и мелких чиновников, закончил доклад вопросом: «Обрубать ли одни сучья или положить топор на самые корни?» — «Руби все до тла!» — сказал Петр.

Сказал, но не привел в исполнение. Ему понравился подсказанный кем-то проект: привлечь к борьбе с злоупотреблениями добровольных помощников из народа. Последовал указ, публично вызывавший всякого желающего доносить о взятках и злоупотреблениях в казенных делах. «…А кто на такого «злодея» подлинно докажет, тому за такую его службу богатство того преступника движимое и недвижимое отдано будет, а буде он достоин будет, дастся ему и чин его. Сие позволение дается всякого чина людям от первых даже (по знатности) и до земледельцев».

На такие обличительные сообщения давался пятимесячный период в году — от октября по март.

Указ, обещавший алчным на деньги людям быстрое обогащение, не остался бесплодным. В Нижегородской губернии первым откликнулся на него отставной подьячий Степан Багаев. Он сочинил и отправил обстоятельное обращение в Сенат: «…в Нижнем и Арзамасе от подьячих Григория Малькова, Ивана Максимова, Федора Караулова и Ивана Озеренского в сборах великого государя в денежных владениях и неокладных доходах и в других государевых делах воровство великое, от чего означенные подьячие получили богатство немалое, а уездным людям чинят тягость и разорение… И буде великий государь повелит в вышеозначенных городах оных подьячих в приходе и расходе с 1704 по нынешний 1714 год счесть, то сыщется за ними, подьячими, денежной казны, которой они ныне корыстуются, с 10 000 рублей и больше».

Прошло несколько месяцев. Дела «добровольца-расследователя» оказались не в блестящем состоянии. 17 июля 1714 года Багаев доносит в канцелярию Сенатского правления: «Нижегородский губернатор Андрей Измайлов волею божиею умре, и по смерти его он, Степан, в счете арзамасских подьячих помощи и сущего надзора ни от кого не имеет… но Мальков, Максимов, Караулов и Озеренский, надеясь на сущее воровство свое и на великое богатство, ни во что вменяют (требования ревизора) и даже похваляются беспрестанно смертным убийством его, Степана Багаева».

Струсивший «ревизор» испрашивал себе в помощь от Сената «молодых подьячих добрых двух и четырех солдат» «для бережения и опаски». «Подкрепление» было послано. Однако пройдохи-подьячие не дремали. Новому губернатору Путятину поступило неожиданно от подьячих утверждение, что Багаев — беглый крестьянин арзамасского помещика князя Ф. А. Голицына. Путятин с военной командою поспешил к дому Багаева с целью арестовать «беглого». Но Степан Багаев, захватив книги и документы, бежал.

Через некоторое время из Сенатской канцелярии пришло уведомление: «Степан Багаев здесь, в Москве, со всеми приходными и расходными книгами». Беглым оказался какой-то другой Багаев (совпадение фамилий хотели использовать доки-подьячие). Максимов, Караулов и Озеренский (Мальков умер), узнав о неудаче с «отстранением от дела» Багаева, поспешили скрыться. Сенатской канцелярии ничего более не осталось, как «сочинить» (термин той эпохи) новый указ: «Велеть всем нижегородским ландраторам тех беглецов сыскивать накрепко, а покамест сысканы будут, дворы их и пожитки отписать на великого государя и запечатать до указу…».

Дворы опечатали, а владельцы их как в воду канули…

Так и кончилось ничем дело по раскрытию преступлений четырех нижегородских и арзамасских подьячих. В связи с таким финалом и Степан Багаев остался с носом, не получив лелеемого в душе чужого «движимого и недвижимого».

Случаи раскрытия чиновничьих мошеннических проделок обычно делались известными лишь ограниченному кругу привлеченных к делу лиц. Народ, в широком смысле слова, знал о них только понаслышке.

Но бывали в нижегородской общественной жизни первых десятилетий века события, касавшиеся если не всех одновременно, то очень многих жителей города, села или деревни, в которых, при тогдашнем малолюдии, все более или менее знали друг друга. Это были сначала редкие, а потом повторявшиеся ежегодно, даже два-три раза в год, петровские рекрутские наборы.

Военная повинность русских людей в XVII столетии выражалась в обязанности «служилого сословия» являться «конными, людными и оружными» по первому требованию правительства. Перед самым