Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Навсегда остались памятны для нижегородцев случаи, когда пресловутое «слово и дело» оказывалось началом длительных страданий ни в чем не повинных людей.
В последних годах царствования Петра I на работы у Боровичских и Ладожских порогов попал по вольному найму нижегородский посадский житель Семен Сорокин. Это было время, когда волжане, отправляясь на «государевы работы», слагали свои, пережившие века, песни:
То не гуси и не лебеди Со лугов и озер подымалися,— Подымалися добры молодцы, Добры молодцы, люди вольные, Все бурлаки понизовые На работу государеву, На канавушку на Ладожску…Пять лет проработал Семен Сорокин на порогах. Хорошо потрудился, мастером стали его величать.
После смерти Петра I работы на каналах продолжались неторопливо, кое-как. Имея мало работы, попросился домой и мастер Семен Сорокин. Местные власти не отпускали — «нету приказу от начальства». В 1731 году Семен послал прошение в Сенат.
Здесь Семен допустил такую оплошку, что навеки закаялся обращаться к начальству с какими-либо письменными просьбами.
Описывая длительную свою работу, он упомянул, что начал ее при покойном императоре. Но вместо слов «Петр Первый» написал в прошении «Перт Первый». Сенаторы немедленно передали эту «официальную бумагу» для расследования в Тайную канцелярию.
Восемь лет длилось расследование. Канцелярия допытывалась: «Не с умысла ли какого он так написал? Своею ли волею послал челобитную? Не подослал ли кто его? Не научил ли кто? Сообщников не было ли? Знал ли кто об этом?..»
Наконец 28 июля 1740 года Сенат, получив из Тайной канцелярии пухлое дело несчастного дорожного мастера, вынес решение: «Учинить Сорокину за ту вину, в страх другим, наказание плетьми»…
Одной из обременительнейших повинностей нижегородского населения в царствование Анны (1730–1740) и Елизаветы (1741–1761) было удовлетворение прихотей постоянно скучавших императриц. То и дело поступали местным губернским властям требования найти и прислать ко Двору редкого зверя (например, марала), редкую птицу (например, белую ворону) и т. д. Губернатор отдавал распоряжение по селам и деревням, а население, теряя рабочие дни, сбивалось с ног в бесплодных поисках.
16 декабря 1736 года в Петербурге был объявлен Сенату словесный указ Анны Ивановны о том, что в царские зверинцы нужны лоси, зубры, олени, которых и повелено во всей стране ловить и доставлять в столицу.
Лосями и оленями издавна славился лесной Нижегородский край. Поэтому царское требование касалось в первую голову нижегородцев.
В результате массовых облав, на которые сгонялось поголовно все население заволжских лесных деревень, оказались пойманными и отправлены в Петербург 60 живых лосей и оленей. Позднее узнали, что звери потребовались для инсценировки «настоящей» охоты в императорских парках. Все шестьдесят животных застрелены из ружья «порфироносной Дианой», как льстиво называли на охотничьем празднике Анну Ивановну иностранные посланники и дипломаты.
Самодурству «порфироносных» особ, кажется, не было предела.
Не одних птиц и зверей отправлял Нижегородский край для царского развлечения. Бывали случаи, когда для утехи и тщеславия венценосцев, своих и чужих, требовались живые «диковинные» люди, а именно люди очень высокого роста — «великаны».
Отобрав нужных людей, начальство направляло их в гвардию, посылало в особо трудные заграничные походы, а иногда и «дарило» на чужбину.
При Елизавете в 1760 году вернулся к себе на родину в Балахну один из таких «подаренных» чужеземному монарху людей и рассказал историю своей нелегкой жизни.
Звали его Василий, прозвищем — по месту рождения — Балахонцев. Военную службу начал двадцатилетним парнем при императоре Петре. Король прусский Фридрих-Вильгельм собирал великанов в свою гвардию. Находясь в мире и дружбе с Петром, выпросил себе «в честь» от русского царя 50 самых великорослых русских солдат, которые оказались много больше ростом, чем его собственные «великаны». Стал просить вновь и получил от русского самодержца еще 75 людей отменного роста.
Король был очень доволен, думая, что люди подарены ему навсегда. Но Петр считал, что посылает русских солдат на чужбину временно, и каждые два-три года обменивал находящихся в Пруссии солдат на других таких же высоких, но более молодых. Последний такой обмен произошел в 1724 году, незадолго до смерти Петра. В последней партии попал за границу и Василий Балахонцев, оставивший в Балахне жену и малолетних детей.
Преемники Петра потребовали возврата русских солдат, но получили от нового прусского короля Фридриха II отказ.
Только Семилетняя война (1756–1763) положила конец страданиям русских на чужбине. Русская армия, завладев Берлином, освободила от неволи соотечественников. Все уцелевшие ветераны, с трудом уже произносившие русские слова, возвратились в родные края. Разыскал свою семью и Василий Балахонцев…
Нижегородская хроника первой половины XVIII века отмечает еще несколько характерных общественно-бытовых событий и происшествий, надолго удержавшихся в памяти живых свидетелей и их потомков.
В 1740 году Анна Ивановна, вечно окруженная шутами и шутихами, надумала женить любимого шута князя Михаила Голицына на любимой шутихе калмычке Анне Бужениновой. Свадебное пиршество для «молодых» готовилось в нарочно для этого построенном изо льда дворце на Неве, против царской резиденции.
Мебель, утварь, картины и вообще все до последнего предмета было сделано изо льда. В ледяных каминах пылали ледяные дрова, облитые минеральным маслом (нефтью). У парадного входа ледяные пушки стреляли ледяными ядрами. В этом «ледяном доме» царские шут и шутиха должны были провести брачную ночь.
Перед свадьбой императрица придумала устроить на льду небывало грандиозный карнавал-шествие при участии представителей всех народностей государства.
Начальникам губерний полетели приказы, один из которых — тот, что получил нижегородский губернатор, гласил: «Указываем, для некоторого приуготовляемого здесь маскарата выбрать в Нижегородской губернии из мордовского, чувашского, черемисского народов каждого по три пары
