Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ансом стремился показать солдата сильным, а не вызывающим жалость, а также умным, веселым и добрым. Автор продвигал этот образ на фоне главного сюжета пьесы – романтической комедии о несчастном браке между месье и мадам Арган. Умный солдат быстро распознает проблемы пары: ревность и жестокость мужа по отношению к жене, которая сама опасно сблизилась с городским прокурором. В комедийном трюке самозванства солдат сообщает, что он волшебник. Его фокусы обличают глупость мужа и жены и помогают им снова полюбить друг друга. Солдат Ансома проявляет новый героизм: служение patrie и соотечественникам на поле боя, а также продуманные и добрые семейные подвиги.
В пьесах Ансома этот тип героизма проявляли солдаты и младшие офицеры. Главным персонажем его невероятно популярной пьесы “Le milicien” («Ополченец»), премьера которой состоялась в присутствии Людовика XV в Версале в 1762 году, был сержант по фамилии Ла Бронш. В небольшом провинциальном городке некий Люка злонамеренно схитрил, чтобы получить небольшое семейное наследство, которое должно было достаться Колетт. Он использует эти деньги, чтобы принудить девушку к браку и заставить ее отказаться от своей любви к капитану ополчения Дорвилю. Ла Бронш придумывает план: призывает на службу Люка и возвращает наследство Колетт, чтобы она и Дорвиль могли счастливо обручиться. Ла Бронш проявляет военную социальность, помогая своему командиру обрести счастье. Он демонстрирует гуманность и sensibilité, исправляя несправедливость Люка и поддерживая союз Дорвиля и Колетт. Автор пьесы показал, что в своих поступках и на военной службе Ла Бронш – абсолютный патриот и герой.
Пьесы вроде “Le soldat magicien” и “Le milicien” были невероятно популярны и пользовались огромным сценическим успехом с точки зрения хронологии и географии. С момента дебюта в Версале в 1762 году “Le milicien” Ансома был исполнен 135 раз в 12 театрах по всей Франции и двух иностранных государствах во второй половине XVIII века[275]. Эта и похожие пьесы продвигали образ нового героизма, представленного военными всех званий. Они участвовали в процессе, который Джей Смит называет «национализацией чести», распространив ее от короля и знати, через армейские ряды, до всего населения Франции. Гибер писал, что
…от королевского двора до столицы дух чести и храбрости растечется по изумленным провинциям. Знать, отказавшись от жалких удовольствий роскоши и праздности, оставит города, чтобы вернуться в свои замки; там им будет приятнее и спокойнее. Она вновь обретет нравственность предков. Сохранив свой просвещенный облик, она снова станет храброй и доблестной. Пристрастие к оружию и военным маневрам, возрожденное в знати, вскоре отразится на людях. Буржуазия больше не будет презирать дело солдата. Молодежь в деревнях больше не побоится вступать в ополчение [Guibert 1977: 14].
Гибер полагал, что все французы как нация станут гражданами и солдатами и это приведет к военному и нравственному обновлению. «Как легко иметь непобедимую армию в государстве, чьи подданные – граждане, которые ценят своих правителей, любят славу и не боятся тяжелого труда!» – писал он [Ibid.: XVII]. Анонимный автор мемуаров о реформах “Reflexion sur la constitution militaire” («Размышления о военном устройстве») четко доносил эту мысль: «Чтобы иметь хороших солдат, необходимо для начала иметь хороших граждан, а чтобы иметь хороших граждан, [государство должно] сделать их как можно более счастливыми»[276]. Для таких militaries philosophies, как Гибер, и philosophies вроде Руссо, Сервана и Мабли милитаризированное население Рима, Спарты и Америки было убедительным примером патриотической нравственности и военного успеха.
Корона в некоторой степени желала «национализировать» честь, особенно среди солдат. Правительство установило новую политику нормирования жалованья в армии, например ввело награду в размере 600 ливров за захват вражеской пушки или флага. Особенно значимые действия, например взятие в плен старшего офицера вражеской армии, гарантировали не только денежную награду, но и продвижение для тех, кто, как считалось, обладал должными военными и лидерскими навыками [Guinier 2014b: 338]. И все же корона не намеревалась официально превращать подданных в граждан, а граждан в солдат. Джулия Осман заключает, что в результате государство сосредоточилось на том, чтобы сделать солдат более похожими на граждан в культурном смысле, при этом избегая любой концепции вооруженной нации.
Если судить лишь по военной политике, это заключение кажется вполне справедливым. Однако с учетом расширения источников и добавления в них героических жанров в искусстве, особенно патриотического театра, нарратив вооруженной нации все же прослеживается. Пьеса Пьера Лорана Бюиретта де Беллуа “Le siege de Calais” («Осада Кале», 1765) стала самой известной среди подобных политических пьес. Удивительный энтузиазм и патриотический пыл, который она разожгла, заставил историка Луи Пети де Башомона (1690–1771) написать, что это «проповедь для монархии, которую правительство должно защищать, распространять и объяснять всей нации» [Ravel 1999: 197]. Людовик XV так и сделал. Он поставил пьесу в Версале спустя неделю после ее дебюта в Париже и затем приказал театру Комеди Франсез показывать ее бесплатно. «Осада Кале» захватила французские театры в городах, деревнях и военных гарнизонах, печаталась и раздавалась в полках на континенте и в колониях. Губернатор Сен-Доминго лично оплатил печать экземпляров пьесы, самодовольно заявив, что это «первая французская пьеса, напечатанная в Америках» [Ibid.: 198].
Пьеса повествовала о знаменитом историческом событии – последних днях английской осады Кале в 1347 году. Король Англии Эдуард III (1312–1377) пообещал пощадить жителей Кале, если они сдадутся, при условии что они отберут шестерку самых выдающихся граждан и эти люди предстанут перед ним в одном белье с ключами от города. Этих бюргеров, или bourgeois, собирались казнить, но, согласно записям Жана Фруассара, жена Эдуарда, королева-консорт Филиппа Геннегау (1314–1369), убедила мужа проявить милосердие и пощадить их [Froissart 1924: 155][277]. Вместо того чтобы отдать должное королеве за этот акт гуманизма, Эдуард по версии Беллуа восхищается героизмом шестерки бюргеров, их просвещенными общественными и личными добродетелями «идеального героя». Беллуа совместил патриотическую и сентиментальную драму, чтобы поведать публике о связи между любовью к родине и любовью к семье. Как и главные герои в пьесе, зрители должны любить и ценить членов семьи,