Прах и безмолвие - Реджинальд Хилл

Свайн покачал головой, как бы не веря собственным ушам, и проговорил:

— А вы действительно ненормальный, Дэлзиел, вы не притворяетесь. У вас точно не все дома.

— Ну зачем вы так? — откликнулся Дэлзиел. — Вы что, шуток не понимаете? Такова-то ваша благодарность за то, что я тут изо всех сил стараюсь вас подбодрить и развлечь, пока вы не находите себе места, не зная, убили вы своего приятеля или нет?

Наконец-то он добился того, чего хотел! Свайн вскочил на ноги. Но Дэлзиелу не суждено было узнать, достаточно ли он разозлил Свайна для того, чтобы тот набросился на него с кулаками, потому что в этот самый момент открылась дверь и появился Уилд.

Он невозмутимо оглядел собеседников и сказал:

— Простите, что перебил вас, сэр, но Стринджера привезли из операционной.

— Надеюсь, ему там понравилось. Как он?

— Не знаю, он весь забинтованный, ничего не видно, но говорят, что очень плох и неизвестно, очнется ли он до того, как помрет.

— Так плох? Тогда нам не стоит суетиться. С другой стороны, следует с уважением выслушивать последние слова умирающего, вы согласны со мной, мистер Свайн?

Свайн, ничего не ответив, оттолкнул обоих полицейских с пути и исчез в коридоре.

— Добились чего-нибудь, сэр? — спросил Уилд.

— Трудно сказать. Заметного урона силам противника я вроде не нанес, но, как известно, капля камень точит. Пару часов в камере без окон и с толстыми стенами, и он бы у меня быстренько сдался, но, боюсь, супружница Паско начнет доставать нас декларацией о правах человека прежде, чем я успею добиться результата. Питер, а ты какого черта здесь?

— Уилди вам разве не сказал? — спросил Паско, любуясь в окно зелеными лужайками больничного сада. — Стринджера перевезли в палату, и его жене и дочери позволили побыть с ним.

— Так ты тоже должен быть там, парень. В первых рядах. Спорим, что Свайн пытается занять лучшее место?!

— Я его видел минуту назад. Он ужасно выглядит, на нем лица нет от горя.

— Ага. Так я и думал. А ты на его месте не горевал бы?

— Если бы считал, что убил друга? Ну, конечно, горевал бы.

— Вот оно что. Ты, выходит, так на это смотришь.

— А как же еще на это смотреть?

— Не знаешь? А как насчет такой версии: ты думаешь, что убил врага, а потом оказалось, что, может быть, дал маху? Тогда как ты себя чувствовал бы, старший инспектор Паско?

Глава 6

Арни Стринджер в последний раз открыл глаза в три часа дня. Хотя он лежал в залитой солнцем палате, несколько мгновений он видел все смутно, как в тумане. Потом точно поправили фокус, показывая праздничный слайд, и он отчетливо различил жену, дочь — обе были бледны и с темными кругами под глазами; своего друга и делового партнера, в тревоге облизывающего губы, и еще какого-то полузнакомого молодого человека, щурившегося с виноватым видом.

Стринджеру пришло в голову, что если это праздничный слайд, то праздник был паршивый. Он редко шутил, поэтому жаль было ни с кем не поделиться этой своей шуткой, однако он сознавал, что сил у него осталось только на то, чтобы сказать всего несколько слов. Как будто компенсируя его физическую слабость, мозг Стринджера работал со скоростью света, и, пока он соображал, кто же такой этот незнакомец, он мысленно прорепетировал с десяток мудрых прощальных слов, которые приличествует сказать собравшимся у его одра.

Однако вместо этого, глядя в лицо Паско, Стринджер медленно и отчетливо произнес:

— Фил не виноват. Воля Божия. Только хотел помочь другу. Был мне добрым другом.

И все. После этих слов у него хватило времени только на то, чтобы в последний раз посмотреть с… нежностью? сожалением? предостерегая?.. на жену и дочь, и он отправился в мир иной, где ему открылась наконец вечно терзавшая его загадка, каково предназначенное ему воздаяние. Умирающий не сомневался, однако, что там у всех, исповедовавших религию маленьких часовен, будет возможность сказать тем, кто ходил в пышные храмы: «Говорил же я тебе!» Но все остальное было… остальное было… тайной…

Медсестра, которой было положено получить подтверждение тому, что и так ясно, позвала врача. Им оказался Марвуд. Он попытался было накрыть лицо покойного простыней, но миссис Стринджер остановила его:

— Не надо, он терпеть не мог укрываться.

Марвуд кивнул и отошел. Паско сказал:

— Миссис Стринджер, Ширли, мне очень жаль. Он был хорошим человеком.

Миссис Стринджер проговорила сквозь слезы:

— Спасибо. Он действительно был хорошим.

Ширли же только тупо посмотрела на него в ответ. Он вышел из палаты вслед за Марвудом, который остановился в коридоре, поджидая его.

— Все дороги ведут вашу братию в больницу, — заметил врач.

— Да, слишком многие дороги, — ответил Паско. — Кстати, как поживает миссис Уотерсон?

— Выглядит так, что вполне сошла бы за одного из своих пациентов, — мрачно ответил Марвуд. — Вы продвинулись в поисках, или я хочу знать слишком много?

— Нет.

— Нет — не продвинулись или нет — не много?

— Боюсь, и то и другое.

— Вы по крайней мере говорите правду.

— Это хорошее качество для полицейского, равно как и для врача, — говорить правду.

— Зависит от того, какой попался пациент. А у вас, наверное, от того, какой подозреваемый. Будьте здоровы.

Паско посмотрел ему вслед. Он почувствовал, что заинтересованность врача в поисках Уотерсона носила двойственный характер. Эта двойственность проистекала из того, что влюбленный мужчина должен был испытывать смешанные чувства по поводу исчезновения мужа возлюбленной. Правда, раньше Марвуд горел от нетерпения увидеть Уотерсона, схваченного полицией.

Вдруг Паско подумал об Уилде и о машине, которая замедлила ход, когда Уилда бил Джейсон Медвин. Паско очень скептически отнесся к предположению Уилда, что в машине мог сидеть Свайн. Ему вдруг пришло в голову, что, кроме Свайна, еще кое-кто знал о встрече в «Приюте» в тот вечер.

Марвуд.

Это он анонимно позвонил Уилду. Что, если он и сам поехал туда полюбоваться на то, как схватят Уотерсона? Но, увидев вместо этого, как избивают Уилда и как уходит Уотерсон, решил взять дело в свои руки, предложил Уотерсону подвезти его и…

И что? Здесь версия заходила в тупик. Марвуд уже вышел на дежурство, когда в больницу поступил избитый Уилд, значит, у врача было совсем немного времени для… чего угодно.

Но кто знает, сколько времени могло занять это «что угодно»? Особенно у врача?

Этим-то и объяснялась двойственность испытываемых им чувств, которую заметил Паско.

Мужчина, женщина и покойник. Женщина ощутит себя вправе принадлежать другому мужчине, только если тело покойного найдут. Но если тело найдут и что-нибудь в причинах смерти покойного укажет на то, кто это сделал, тогда мужчина навсегда потеряет и женщину и свободу.

— Мистер Паско!

Это был Свайн, который, очевидно, обращался к нему уже второй или третий раз.

— Извините, я задумался.

— Я так и понял. Я хотел бы кое-что у вас узнать. Каков порядок подачи жалобы на полицейского?

Паско моментально пришел в себя. Свайн, заметил он, будто бы вполне оправился от душевной травмы, причиненной гибелью Стринджера, и как всегда отлично владел собой.

— Это зависит от того, какого рода жалоба, сэр.

— Жалоба, которая поможет мне оградить себя от нападок и угроз этого вашего Дэлзиела.

— Я уверен, что господин начальник сыскной полиции вовсе не хотел оскорбить вас, — солгал Паско. — Я знаю, он иногда бывает несколько грубоват, но это просто такой стиль работы…

— Значит, говорить, что я убил собственную жену и умышленно наехал бульдозером на Стринджера, — это стиль работы? Вы слышали, что сказал Арни? Надеюсь, вы взяли его слова на заметку. Это был несчастный случай! Трагический несчастный случай! Но что толку с вами разговаривать! Еще лет пятнадцать и лишних фунтов семьдесят веса, и вы будете точно таким же, как ваш Дэлзиел! Мой адвокат этим займется. Как только он примется за дело, вашему жирному борову не удастся спрятаться за спинами своих подчиненных.

Свайн повернулся и зашагал прочь. Только тут Паско заметил, что Ширли Эпплярд вышла из палаты и стоит в нескольких футах от него.

— Это правда, что мистер Дэлзиел думает, будто он умышленно убил отца? — спросила она.

— Честно говоря, сомневаюсь, — возразил Паско. — Просто мистер Дэлзиел иногда любит накрутить… Да и последние слова вашего папы, по-моему, все проясняют.

— Я тоже так думаю. Жаль только, что своей семье он так ничего и не сказал, — заметила она, стараясь за иронией скрыть свою душевную боль.

— Как ваша мама? — спросил Паско.

— Она хочет еще немножко побыть с ним. Но мне надо бежать к сыну. Он сейчас у соседки. Ну, по крайней мере, я буду больше теперь с ним видеться.