Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала - Дэйв Мастейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот день я покинул студию и сразу же отправился к знакомому барыге, решив отсидеться у него несколько дней. Какой-то парень подошел к двери и передал ему пакет. Они пожали руки, посмеялись, а затем мой друг открыл пакет и высыпал содержимое на стол. Увиденное поразило меня: огромные комки кокаина и героина, которые он тут же начал превращать в мелкие удобоваримые кусочки. В голове должна была завыть сирена, но в смятенном душевном состоянии я лишь подумал про себя: «Твою же мать. А парень хорош!».
Мы легко сдружились с моим барыгой, потому что не было никаких ожиданий или обязательств. Мы были корешами-нариками, и нас связывала лишь общая тяга к кайфу, вот и все. Но в этот раз у меня был выбор. Я мог вернуться в Аризону, встретиться с группой и менеджментом и решить все проблемы. Но я не хотел этого делать и не хотел говорить им, как себя чувствую, опасаясь последствий. Не хотелось верить, что они, возможно, уйдут из группы, и я останусь совершенно один, и все было бы так, как в детстве, когда среди ночи я собирал шмотки и бежал прочь от отца, оставляя своих друзей и начиная с чистого листа. И если ты думаешь, что все это не отражается на детской психике – ты ошибаешься. Отпало всякое желание заводить какие-либо значимые отношения. Я предполагал, что дружба не длится долго; рано или поздно она заканчи- вается.
Но некоторые способны удивить. Когда пытаешься их оттолкнуть, они не двигаются. А когда тебе нужна помощь, они придут и будут рядом, даже если ты не хочешь их видеть.
Я познакомился с Хадаром Рахавом так, как это происходит у тех, чей возраст приближается к среднему: через наших детей. Джастис учился в одной школе с детьми Хадара, и мы подружились. Это была дружба, основанная на простой безвременной общности. Хадар мне сразу же понравился. Еще я перед ним в некоторой степени благоговел, во многом по тем же причинам, что и перед сенсеем. Хадар был серьезным, крепким парнем не только внешне, но и духовно. Его отец, Натан Рахав, был национальным героем в Израиле и, это, очевидно, оказало воздействие на Хадара, который стал бойцом диверсионно-десантного отряда в израильской армии, после чего наконец переехал в Соединенные Штаты, чтобы работать в сфере безопасности частных лиц. Когда мы с Хадаром разговаривали и он делился своими кровавыми рассказами о войне и борьбе с терроризмом, иногда я ощущал себя маленьким ребенком, читавшим комиксы и мечтавшим стать супергероем. Передо мной парень, который сделал столько, о чем большинство мужчин лишь фантазируют.
И неудивительно, что когда Пэм узнала, что меня нет в студии и я не работаю с Максом Норманом, а где-то прячусь, то она обратилась к Хадару за советом и поддержкой. Но сперва позвонила нашему коммерческому директору и велела заблокировать доступ ко всем моим банковским счетам. В сущности, это был не самый целесообразный способ борьбы с моим кутежом, но ей ведь нужно было что-то сделать.
Я намеревался быстренько сгонять в притон – просто взять себе столько, чтобы протянуть несколько дней, а потом вернуться на работу. Вместо этого я завис там надолго. А потом еще дольше, пока в конечном итоге не потерял счет времени. Я предпочитал курить или нюхать, и этот способ все равно казался менее тошнотворным и жутким. Но именно в этой поездке я был совершенно не в адеквате: обдолбанный, в депрессии и с мыслями о суициде. Но какие бы ни были внутренние запреты, они исчезли в той квартире, и довольно скоро я стал наполнять шприц жидким героином и ширяться.
Сколько это продлилось? Думаю, несколько дней. Меньше недели. Мы сидели там в постоянном состоянии интоксикации, слушали музыку, ели и игнорировали внешний мир. В какой-то момент раздался телефонный звонок. Мой барыга взял трубку. Зная, что Пэм поймет, где я прячусь, я сказал ему, что не хочу ни с кем разговаривать. Он стоял с телефоном в руке и слушал. А затем сказал мне, прикрывая трубку рукой.
– Это из студии. Хотят, чтобы ты заценил сведенные треки.
Я кивнул и попросил передать трубку.
– Да, это Дэйв.
– Придурок!
О, черт. Пэм.
– Эй, детка, – проворковал я, пытаясь включить обаяние.
– Да пошел ты! Мы приехали с Хадаром и сейчас поднимемся за тобой.
– Нет, нет, нет. Все путем. Я сейчас спущусь.
И я вышел на улицу, где меня ждали Хадар и Пэм, а также отряд БТР, заполненный бойцами диверсионно-десантного отряда, приятелями Хадара, готовых, как мне казалось, к перестрелке грандиозного масштаба.
– Господи, чувак, расслабься, – сказал я. – Это же не «Нью-Джек-Сити».
Пэм было не до смеха.
– Садись в машину, – сказала она. – Мы уезжаем. Прямо сейчас.
– Да, хорошо, только вернусь и шмотки заберу.
Хадар стоял рядом с ней. И отрицательно покачал головой.
– Никуда ты не пойдешь. Ты поедешь с нами.
Они полагали, – и должен добавить, весьма верно, – что если я вернусь в здание, то снова ширнусь. Так сказать, на дорожку. Учитывая тот факт, что я уже был конкретно обдолбан, с токсичным уровнем героина и кокаина в моем организме, сомневаюсь, что вернулся бы. Там бы и сдох. Честно говоря, мне было совершенно наплевать.
Они посадили меня в машину и отвезли в реабилитационный центр в Санта-Монике под названием «Степс». По дороге я спросил, можем ли мы остановиться и купить конфет. Мы съехали с шоссе, и, когда Пэм с Хадаром вышли из машины, я как следует зарядился, используя небольшое количество героина, завернутого в фольгу, – по сути, это был косяк, забитый герычем. Простой способ получения кайфа: поджигаешь кончик фольги, героин начинает гореть, а ты вдыхаешь дым. Проще некуда: мгновенно получаешь кайф. К тому времени, как Пэм и Хадар вернулись в машину, она вся была в дыму.
– Я не мог не взять его с собой, – сказал я. – Не пропадать же добру!
Они уже даже не пытались меня остановить. Просто опустили окна и выехали с парковки. Машину быстро наполнил ветер, грозясь
