Под-Московье - Анна Калинкина

Патрульный остановил какую-то тетку, не спеша идущую по своим делам, коротко переговорил с нею о чем-то и, махнув на прощание Кириллу и Нюте, потрусил куда-то в сторону.

— Приказано, значит, провожу, — безразлично протянула тетка, обращаясь непонятно к кому. — Клава я. Пойдем, что ли?

У самых путей на стене висел большой замызганный плакат, изображавший девушку в необычной обтягивающей одежде и обуви на каблуках. Он, странным образом, тоже нагонял уныние.

— Реклама из прежней жизни, — заметив интерес гостей, ухмыльнулась провожатая. — Решили не снимать, оставить на память.

Сама она была одета не так уж плохо: в почти новую серую трикотажную кофту и защитного цвета брюки. Но, конечно, ни в какое сравнение с девушкой на плакате не шла.

Кирилл обратил внимание, что почти на каждой колонне Беговой были налеплены потрепанные листы бумаги. Сверху шла надпись большими буквами: «Запрещается». Парень пробежал глазами объявление — запрещалось сбрасывать мусор с правой стороны платформы. Штраф — 10 патронов. И действительно, с одной стороны на путях мусора было куда меньше.

— Почему такой запрет? — спросил Кирилл Клаву. Та пожала плечами:

— Хрен его знает, уже и не помню. Кажется, раньше тут дрезины ходили. Теперь уже не ходят, а бумажка осталась. Ну и хорошо — меньше свинячить будут.

Поравнялись с новой колонной и новым объявлением. На этот раз запрещалось продавать лягушек живыми. «Ну, это хоть понятно, — подумал Кирилл. — Боятся, что другие начнут разводить, а у них прибыль станет меньше». Еще одна надпись запрещала уничтожать вшей путем поджога матраса. «Наверное, были прецеденты», — хмыкнул парень. Он даже проникся уважением к неизвестному составителю объявлений. Следующее гласило: «Запрещается свистеть, находясь на посту». Клава опять не смогла внятно объяснить — почему.

— А если не на посту, то можно? — спросил Кирилл.

— На здоровье, — пожала плечами та. Видно было, что любопытство Кирилла ее уже стало раздражать.

«Может, примета плохая?» — подумал тушинец. Он понял, что жизнь здесь регулировалась какой-то сложной системой не всегда понятных запретов. Местные, видимо, как-то научились во всем этом ориентироваться. Кирилл надеялся, что если они с Нютой по незнанию нарушат какое-нибудь здешнее правило, то с них не будут спрашивать слишком строго.

— Душевая у нас одна, — предупредила Клава, — по очереди пойдете. Переодеться тебе есть во что? Нет? Ладно, посидите пока, сейчас принесу.

Вернувшись (на удивление быстро), она действительно принесла Нюте голубой спортивный костюм — не сказать, чтобы сильно новый, но чистый. Заодно предупредила, чтобы девушка не вздумала стирать окровавленные вещи, — она сама все сделает гораздо лучше. А что-то, может, и выкинуть придется, но пусть Нюта не переживает: о легендарной победительнице Зверя на Беговой сумеют позаботиться.

Ясно было, что Клаве не терпелось узнать, в какую передрягу гости попали по дороге, но она изо всех сил сдерживала свое любопытство. После душа Кирилла и Нюту ждали миски с каким-то беловатым мясом.

— Очень вкусно, — похвалил Кирилл, попробовав. — Что это?

Женщина загадочно улыбнулась, и Нюта догадалась, что их потчуют тем самым лягушачьим мясом.

— Грибной соус наш фирменный, больше нигде такого не попробуете, — гордо сказала Клава.

Затем она налила гостям необыкновенно вкусный чай, сообщив, что специально для них заварила самый лучший, с ВДНХ, который теперь только по большому блату можно достать. Молодые люди жадно прихлебывали, приходя в себя после пережитого, а вокруг них потихоньку собирались люди и с любопытством разглядывали Нюту. Судя по всему, слух о том, кто именно посетил Беговую, слегка расшевелил здешнее сонное царство. Какой-то человек даже протянул девушке клочок бумаги, огрызок карандаша и попросил расписаться. Нюта кое-как накарябала свое имя, и довольный мужчина бережно спрятал бумажку в карман. Другой, осмелев, протянул листовку с ее изображением — Нюта расписалась и на ней. Потом еще на одной. Молодая женщина с изуродованной бугристым шрамом щекой застенчиво попросила дать ей что-нибудь на память, чтобы она могла показывать это своим детям. Нюта рассеянно пошарила в рюкзаке и на дне нашла неизвестно как завалившуюся туда пустую гильзу. Женщина очень обрадовалась.

— Я буду носить ее на шее, на шнурке, — сказала она. — Это принесет мне счастье.

Люди из толпы глядели на нее с завистью — видно, каждый жалел, что не ему пришла в голову такая мысль, а больше гильз у Нюты не было.

И в этот момент к ним подошел патрульный. Родители погибшего парня хотели бы поговорить с ними, узнать, что случилось.

— Они сейчас придут, — добавил он.

— Мы и сами можем к ним сходить, — сказал Кирилл. Но у Нюты ноги стали точно ватные, и она не могла даже подняться с места.

Сейчас она, наконец, увидит свою мать. Ради этого она столько времени пробиралась по метро, то и дело рискуя жизнью. Увидит и что-то поймет, наконец.

Люди, окружавшие их, расступились, пропуская все еще крепкого мужчину с темными волосами с проседью и жестким, с дубленой кожей, лицом. Взгляд его был холодным и мрачным. Он на секунду встретился глазами с Нютой.

«Он знает, кто я, — подумала девушка. — И знает, что я знаю, что он знает. Но ему это, видимо, безразлично».

Она жадно уставилась на женщину, тяжело опиравшуюся на руку Петра Зверева, и разочарованно вздохнула: у нее были темные, тоже сильно поседевшие волосы, а лицо напоминало непропеченный блин. Это была не ее мать, а тетка Рита. Родная мать Алека.

— Сыночек мой! — заголосила вдруг та.

Дядька Петр похлопал ее по спине и спросил Кирилла:

— Как это случилось?

Парень повторил свою выдумку, но Зверев, казалось, не слушал его и мрачно, неотрывно смотрел на Нюту.

— Мой мальчик был настоящим героем! — с вызовом объявил он, оборачиваясь к зрителям.

Те торопливо закивали.

«Слишком уж торопливо», — подумала Нюта.

— Оставьте нас, — приказал Петр, и люди послушно начали расходиться. Поймав за локоть Клаву, Зверев кивнул ей на тетку Риту, которая стояла, покачиваясь взад-вперед, и тихонько, на одной ноте, подвывала: — Позаботься о ней.

Клава закивала и, обняв безутешную женщину за плечи, повела куда-то, ласково шепча что-то на ухо. Зверев же сел напротив Нюты, сложив руки на коленях и прожигая девушку ненавидящим взглядом.

— Зачем ты явилась сюда? — спросил он.

— Мне нужно увидеть свою мать, — так же прямо ответила она.

— Я сразу знал, еще тогда, давно, — ты приносишь зло, — словно не слыша ее, тихо проговорил Зверев, похожий сейчас на старого, матерого хищника, загнанного охотниками в угол. — Поэтому и пытался избавиться от тебя. Но ты оказалась сильнее.

— Я знаю, что ты хотел моей смерти, — в тон ему ответила Нюта. — Но я не буду никому об этом рассказывать. Я прощаю тебя.

— Плевать мне на твое прощение! — устало произнес Петр. — Я даже не буду спрашивать, как на самом деле погиб мой сын. Какая разница — его ведь не воскресишь. Знаю только, что твой друг врет, — никогда Сашка не подставился бы сам за другого. Уж кому, как ни мне, его отцу, это знать. Он был способен на многое, но только не на глупость. Мой единственный сын. Теперь у меня нет никого из близких, не считая пары глупых старых баб…

— У меня не было никого из близких много-много лет! — выдержав его взгляд, процедила Нюта. — Теперь мы квиты, и я хочу увидеть мать! А если ты попытаешься мне помешать…

Хотя Зверев, вроде бы, не имел при себе оружия, Кирилл, как бы невзначай, переложил на колени автомат.

— Ты увидишь ее, — кивнул Зверев, поднимаясь. — Но не советую рассказывать ей правду — Татьяна нездорова. Если начнешь ворошить прошлое, ты ее доконаешь. Идем.

Петр привел их к небольшой палатке и откинул полог, пропустив вперед Нюту.

На грязных одеялах лежала немолодая женщина со светлыми растрепанными волосами и неестественно румяным лицом. Ню-та почувствовала запах браги, пота и еще чего-то кислого. Женщина молча глядела на нее.

— Здравствуй… те, — сказала Нюта.

— У нас гости, Петя? — спросила мать, глядя покрасневшими глазами на девушку. — Зачем же, в такой грустный день? Горе у нас, дочка, — пояснила она Нюте, сердце которой при этом слове бешено забилось. — Сашеньку убили, мальчика нашего, — продолжала мать. — Все детки поумирали у нас. Доченька у меня была, Нюточка, — умерла. Младенчик, Сенечка, тоже умер. Сегодня вот Сашеньку убили. Никого не осталось…

Она говорила это все каким-то заученным тоном, а сама внимательно следила, как Петр шарит вокруг. Найдя полупустую бутылку браги, тот начал вылезать наружу.