Двое - Адель Паркс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фионе стоило признаться Марку, что она уже знает Даана. Теперь она все усложнила, пообещав узнать о нем больше. Она оказалась в опасной ситуации. Чему Ли ее научила, так это что ложь – не выход. Фионе нужно пытаться избегать вранья, нужно говорить правду по мере возможности. Очевидно, у нее не было необходимости идти к Даану, чтобы узнать о нем больше. Она уже могла рассказать Марку, что Даан состоятельный, очаровательный, успешный, что он говорит с тобой, будто на тебя направлен прожектор и ты стоишь на сцене Карнеги-холла. Будто ты состоявшийся, значимый, потрясающий. Интересно, Ли это чувствовала? Конечно, должна была. Она была у него в главной роли несколько лет. А Фиона? Ну, она была всего лишь хористкой, что бы она себе ни думала и на что бы ни надеялась.
Даан был ее сладкой тайной, оберегаемой уже пять месяцев. Секретом, который она достает только наедине с собой, чтобы изучить нежно, осторожно. Скрытно. Она никогда не рассказывала о нем Ли. Она хотела, раз сто. Теперь она задумывается, что случилось бы, если бы она рассказала. Если бы она сказала, что встречается с богатым датчанином, побледнела бы Ли? Если бы у Фионы были снимки Даана и она прислала бы их Ли, сорвалась бы подруга? Призналась бы? Но у нее нет фотографий Даана, только она всегда присылала ему снимки, а подходящих поводов сделать парное фото не было.
Фиона не рассказала Ли о Даане после их первой встречи, зная, что Ли повела бы себя пренебрежительно, даже надменно. Если бы она доверила детали этих отношений подруге, Ли бы точно сказала, что Фиона для него ничто большее, чем перепихон, и добром это не кончится. Она знала, Ли бы решила, что ее загадочный богач имеет отношения с кем-то еще, потому что, по правде говоря, были все признаки этого. Ли уже так делала. Она предпочитала не сюсюкаться и всегда без стеснения говорила Фионе, лузер ее любовник или нет. Она не сдерживала себя.
Фионе всегда было сложно с безжалостным пренебрежением Ли ее романтическими отношениями. Это было унизительно, снисходительно. Ли казалась немного самодовольной; ей явно нравилось изображать из себя счастливую жену, раздающую советы и направляющую свою неудачливую одинокую подругу. Фионе приходилось прикусывать язык. Ей хотелось спросить: «Что ты вообще об этом знаешь? Правила знакомств изменились с тех пор как ты встретила Марка». Но она этого не делала, потому что хоть и чувствовала себя приниженной, обиженной, она также отчасти надеялась, что Ли действительно знала больше нее и могла магическим образом провести ее к счастливому концу. Но Ли оказалась лгуньей. Она только притворялась счастливой женой. Ли была далека от идеальной жены, матери и подруги, которой она прикидывалась. У нее не было права раздавать советы. Ее жизнь была обманом. Она причинила столько боли, создала такую путаницу.
Как она могла так поступить и не сказать Фионе? Они должны были быть лучшими подругами. Все эти годы. Вся эта ложь. Подумать только, ей было стыдно, что она утаивала свою интрижку с Дааном несколько месяцев. Спать с мужчиной, который уже предположительно занят, едва ли было нарушением морали в сравнении. Она даже не планировала скрывать это вечно, только до тех пор, пока их отношения немного не укрепятся. Не станут достаточно устойчивыми, чтобы выдержать скептицизм и пренебрежение Ли.
Даан. Что теперь она должна о нем думать? Секс с ним, проведенная в его постели ночь, были ошибкой, это снова помешало ей мыслить здраво. Ночевка была намного более интимным делом, чем секс. Теперь она знала, как у него пахнет изо рта по утрам (все еще привлекательно, что раздражало), потрясающе было чувствовать его теплое, ритмичное дыхание на ее шее, когда он спал.
И все же ей нужно было посмотреть на факты. Даан не верный муж. Стоит ли ей рассказать об этом детективу Клементс? Имеет ли это значение? Она не хочет ввязываться в это болото. Но если это поможет полиции составить профиль Даана, ей нужно рассказать.
Одно ей было совершенно ясно – Марк не должен встретиться с Дааном. Марк сейчас справляется с чем-то невероятно болезненным, шокирующим и жестоким. Она понимает – лучше кого бы то ни было – насколько жутко его это ранило. Если боль разрывает ее на куски, то что может разрушить боль Марка? Если бы между двумя мужчинами произошла стычка, это бы только сделало хуже.
Фиона не возвращается к Марку сразу. Ей нужно немного времени подумать, что делать дальше. Она звонит ему, говорит, что зайдет позже, ближе к вечеру. Она покупает еще продуктов, заметив, что полки похожи на рот семилетнего ребенка, у которого выпали молочные зубы, на них зияют черные пробелы. Фиону охватывает возмущение человеческим эгоизмом. Всего хватило бы, если бы никто не загребал больше, чем нужно. Она решает пару повседневных задач, возвращается домой принять душ и, хоть сегодня и воскресенье, звонит начальнице, чтобы подтвердить, что будет в обозримом будущем работать из дома. Ее начальница не возражает, меньше интересуясь трагическим исчезновением лучшей подруги, чем можно было ожидать, потому что локдаун в городе кажется неизбежным. Все только об этом и говорят. Больницы готовят к наплыву пациентов, полицию тренируют перед потенциальными протестами и грабежами. Все ресурсы брошены на это.
– Береги себя, ладно? – говорит начальница. Это сказано застенчиво, но искренне.
У Фионы тревожно сводит живот. Что будет значить локдаун для Ли? Она знает, ей нужно сделать еще несколько звонков. Да, очевидно, измена это еще далеко не готовность навредить своей жене. Фиона не говорит, что он на такое способен, она предоставит решать это полиции. Она может лишь дать им информацию.
34
Детектив-констебль Клементс
Воскресенье, 22-е марта
Несмотря на выпущенное в четверг объявление, сообщений о том, что кто-либо видел Ли Гиллингэм, не поступало. Ни одного. Это необычно. До коронавируса население было намного больше заинтересовано в исчезнувших людях. Клементс не уверена, искренним ли было их беспокойство или исходило из убеждения проныр, что они могут выполнять их работу лучше самой полиции, однако обычно кто-нибудь – множество людей – звонили сообщить, что видели пропавшего, а это могло подтвердиться или оказаться ложной тревогой, но Клементс хотя бы не ощущала бы себя так, словно кричит в пропасть. Теперь
