Роковая кукла. Сборник фантастических романов - Клиффорд Саймак

— Ну отвечайте, отвечайте! — настаивал доктор. — Чему вы собираетесь учиться?

— Точно не знаю, — сказал Джим. — Я интересуюсь Ареографией,[1] хотя мне нравится и биология. Может быть, я стану планетарным экономистом, как мой старик.

— Это серьезная дисциплина. Тебе придется покорпеть над ней не один год. А ты, Фрэнк?

Френсис слегка смутился.

— Хм, черт… Я по-прежнему хотел бы стать космолетчиком.

— Я думал, что ты уже вышел из этого возраста.Ареография: эквивалент земной географии. “Аресом” называли Марс древние греки.

— А почему бы и нет? — ответил Фрэнсис. — Нормальная профессия.

— Тебе решать. В связи с этим, вы, молодые люди, поедете в колледж еще до миграции колонии, не так ли?

Поскольку земляне в спячку не впадали, колонии необходимо было мигрировать два раза в год. Летом жили в Чараксе, всего тридцатью градусами севернее Южного Полюса, а теперь колония готовилась переселиться в Копайс, находившийся в почти столь же высоких северных широтах в Утопии. Там предполагалось провести половину марсианского года, что примерно соответствовало одному земному.

Существовали также немигрирующие поселения рядом с экватором: Нью-Шанхай, Марспорт, Малый Сёртис и некоторые другие, но они не были колониями в полном смысле слова: здесь Работали, в основном, служащие Марсианской Компании. По контракту и в соответствии с уставом Компания была обязана давать марсианским колонистам высшее образование, отвечающее земным стандартам. Компания сочла, что только Малый Сёртис пригоден для этой цели.

— Мы отправляемся в следующую среду, — сказал Джим. — Почтовым скутером.

— Уже?

— Да, поэтому-то я и решил позаботиться о Виллисе. Что же делать, док?

Услышав свое имя, Виллис вопросительно посмотрел на Джима и его голосом повторил:

— Что же делать, док?

— Заткнись, Виллис.

— Заткнись, Виллис, — голос доктора Виллис воспроизвел не менее успешно.

— Вероятно, лучший выход из ситуации — это взять его наружу, найти подходящую норку и сунуть туда. А знакомство ты возобновишь, когда он проснется.

— Но, док, в этом случае я его потеряю! Он выберется намного раньше, чем я вернусь из колледжа. Ведь он проснется, видимо, даже прежде, чем вернется колония.

— Возможно, — Макрей задумался. — Вряд ли ему без тебя станет хуже. Теперешний образ жизни не естествен для него, Джим. Кроме того, он — личность, а не чья-либо собственность, ты сам это знаешь.

— Конечно. Он — мой друг.

— Никак не пойму, — вмешался Френсис, — чего Джим так носится с ним? Ну да, он умеет болтать, но ведь в основном просто повторяет, как попугай. По-моему, это маленький придурок.

— Тебя никто не спрашивает. Виллис, ты ведь любишь меня, а? Ну иди к папе.

Джим протянул руки, маленький марсианин подпрыгнул и теплым, пушистым, слегка пульсирующим шаром устроился на коленях. Джим погладил его.

— А почему ты не спросишь какого-нибудь марсианина? — посоветовал Макрей.

— Я пытался, но никто из них даже не обращает на меня внимания.

— Ты хочешь сказать, что тебе не хватило терпения дождаться. Марсианин заметит тебя, если ты терпелив. Ладно, но почему бы тебе не спросить его самого? Он сам может все объяснить.

— А о чем его спрашивать?

— Я попробую. Виллис!

Виллис двумя глазами посмотрел на доктора; Макрей продолжал:

— Хочешь выйти на улицу и найти местечко поспать?

— Виллис не сонный.

— Станешь сонным снаружи. Холодно, хорошо. Найдешь норку в земле, свернешься и будешь спать долго-долго. Что ты об этом думаешь?

— Нет!

Доктор быстро взглянул в сторону, чтобы убедиться, не Джим ли это; если Виллис не передразнивал кого-либо, он говорил голосом Джима. Звуковоспроизводящая диафрагма Виллиса обладала собственным тембром не более, чем динамик радиоприемника. Она вообще очень напоминала диафрагму громкоговорителя, с той только разницей, что являлась органом живого существа.

— Ответ ясен, но попробуем спросить иначе. Ты хочешь оставаться с Джимом, Виллис?

— Виллис остаётся с Джимом, — сказал Виллис и добавил задумчиво: — Тепло!

— Вот причина твоей притягательности, Джим, — сказал доктор сухо. — Ему приятна температура твоего тела. Но ipse dixit — держи его при себе. Я не думаю, что это ему повредит. Возможно, он проживет лишь пятьдесят лет вместо ста, зато получит вдвое больше удовольствий.

— Они обычно живут до ста лет? — спросил Джим.

— Кто знает? Мы слишком мало живем на этой планете, чтобы ответить на такой вопрос. А теперь, валяйте, выметайтесь отсюда. Меня ждет работа.

Доктор задумчиво посмотрел на свою постель, которую не убирал уже неделю, и решил, что теперь она может подождать и до Дня стирки.

— Что значит «ipse dixit», док? — спросил Фрэнсис.

— Это значит: «Он все сказал».

— Док, — предложил Джим, — почему бы вам не пообедать с нами сегодня? Я позвоню маме. А ты, Фрэнк?

— Я — нет, — сказал Фрэнк. — Я лучше не буду. Моя мать и так говорит, что я слишком часто ем у вас дома.

— Моя мать, будь она здесь, несомненно, сказала бы то же самое, — согласился доктор. — Позвони своей маме, Джим.

Джим подошел к телефону, отстроился от двух местных кумушек, болтавших о своих детках, и с трудом дозвонился домой на вспомогательной частоте. Когда лицо его матери появилось На экране, он сообщил ей о своем желании.

— Рада видеть доктора у нас, — ответила она. — Скажи ему чтобы поторопился, Джимми.

— Сейчас, ма!

Джим отключился и взял свою уличную экипировку.

— Не надевай ее, — посоветовал Макрей. — На улице прохладно. Мы пойдем по переходам.

— Так вдвое дольше, — возразил Джим.

— Пусть Виллис решит. Что ты предпочитаешь, Виллис?

— Тепло, — важно сказал Виллис.

II

ЮЖНАЯ КОЛОНИЯ, МАРС

Южная колония была спроектирована наподобие колеса, в центре которого ступицей стояло административное здание. Над разбегающимися от него во всех направлениях туннелями находились остальные постройки. Концы спиц предполагалось замкнуть еще одним туннелем-кольцом, восьмая часть которого была уже завершена.

За исключением трех лунных лачуг, построенных при основании колонии, а теперь заброшенных, все здания имели одинаковую форму. Каждое представляло собой полусферу из силоксанового пластика, добытого из марсианской почвы и здесь же надутого. Собственно говоря, каждая постройка была сделана как двойной пузырь, внешнюю оболочку которого обычно надували до тридцати—сорока футов в поперечнике. Когда она затвердевала, по туннелю пробирались в это новое здание и там надували еще одну — внутреннюю оболочку — немного меньшего размера. Внешняя оболочка «полимеризировалась» — иначе говоря, застывала и отвердевала под действием солнечных лучей; а установка из ультрафиолетовых и обогревательных ламп укрепляла поверхность внутренней. Стенки двух пузырей разделяла воздушная прослойка толщиной около фута, которая являлась защитой от жестоких ночных холодов.