Альфа и Омега (СИ) - Сейд Анна

И все же мне здесь было не по себе. Я с детства испытывала какую-то необъяснимую тревогу в отелях или сдаваемых посуточно квартирах. Не могла не думать о тех, кто был здесь до меня — и о том, чем они тут занимались. Иногда мне казалось, что следы их присутствия похожи на слои грязи, что остаются на стенах и вещах. И чем больше в одной комнате побывало постояльцев, тем грязнее она ощущалась. Как бы усердно работники клининга ни скоблили стены и пол, сколько бы раз горничные ни пропаривали белье, эта грязь никуда не девалась, она въедалась лишь плотнее и глубже, становясь неотъемлемой частью подобных мест. И поэтому я старалась ничего не трогать лишний раз и занимать как можно меньше места в пространстве, забравшись на одну из кроватей с ногами и прижав колени к груди.

Пицца исчезла в мгновение ока — одну из них Йон заглотил в одиночку, грозно порыкивая на всякого, кто пытался покуситься на его коробку. Честно говоря, глядя на то, как он уплетает за обе щеки, я почти забыла о том, что сама была голодна. Интересно, за счет истинной связи мы могли насытиться оба, если бы поел только один? Или настолько изощренным образом она не работала?

— А теперь рассказывай, — приказала Джен, ткнув последним куском пиццы в сторону Макса. — После того, что сегодня было, я хочу знать все от и до.

— Это… не самая короткая история, — неуверенно заметил он, покосившись на меня с Йоном. Они с моим альфой едва ли перебросились парой слов с тех пор, как мы спасли его из заточения в собственной спальне. Я даже не была уверена, что они представились друг другу, но сейчас уточнять это было бы как-то странно.

— А у нас полно времени, судя по всему, — ничуть не смутилась та. — Вся ночь впереди.

Он медлил, то ли собираясь с духом, то ли решая, какую часть правды нам все-таки стоит знать.

— Я пристрастился к игровым автоматам, когда мне было пятнадцать, — наконец начал свой вымученный рассказ Макс.

Во время своей довольно долгой речи он иногда вставал, начинал ходить по комнате, подходил к окну, приоткрывая наглухо задернутые шторы и выглядывая в затянутую дождем темень снаружи. Мы не перебивали, хотя судя по лицу Джен ей иногда очень хотелось это сделать. Йон же, раздобревший и расслабившийся после душа и еды, выглядел совершенно невозмутимым и как будто даже понимающим. Словно ему уже не раз приходилось не то что слышать подобное, но и самому так или иначе становиться частью таких историй. Мы с ним сидели рядом, и, хотя мне безумно хотелось залезть к нему на колени, обнять и закутаться в его объятиях, как в теплом пледе, я понимала, что сейчас это будет неуместно, поэтому мужественно сопротивлялась своим порывам.

— Сначала я просто заходил поиграть после школы на деньги, оставшиеся с обеда. Потом начал тратить брать у друзей в долг. Я редко сильно проигрывался, и мне казалось, что я прекрасно себя контролирую. Это было своего рода… хобби, наверное. Другие мальчишки залипали в интернет-кафе или тратили деньги на кино, а я играл. Мне нравилась размеренность, с какой прокручивается барабан, прежде чем остановиться на каком-то конкретном символе, нравилось, как становилось теплее в груди, если вдруг символы начинали совпадать. Это был… чистый восторг и адреналин, который сложно с чем-то сравнить. — Лицо Макса на мгновение просветлело от приятных воспоминаний, а я ощутила неприятное покалывание в груди. Было что-то пугающее в том, как зависимые люди говорили о предмете своей одержимости — с таким благоговением, словно совсем не понимали, что она убивает их. Или же, напротив, приветствовали этот неизбежный финал с восторгом и трепетом. Интересно, я выгляжу так же, когда говорю или думаю о Йоне? — Когда у меня появилась первая работа, я стал играть чаще. Мог проводить часы в зале игровых автоматов, просто слушая звук, с которым они работают — как падает внутрь монетка, как вращаются барабаны, как что-то внутри них отсчитывает мои шансы, возводя их в абсолют или стирая в порошок. Звук, с которым выигрыш сыпался в лоток, до сих пор… один из моих любимых. Это стало чем-то вроде… ритуала. Если я хотя бы раз в день не заходил туда, я чувствовал себя неспокойно, словно что-то было не на своем месте, словно чего-то не хватало. Зато когда я оказывался на табурете перед слот-машиной, все сразу становилось хорошо и правильно. Я ходил туда не для того, чтобы выиграть, но потому, что это было… важным само по себе. Когда я говорю это вслух, звучит не так… не так, как было на самом деле. Но это сложно объяснить тем, кто никогда с подобным не сталкивался. И я не заметил, как перешел черту.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он на какое-то время замолчал, словно ожидая, что мы набросимся на него с упреками или осуждением. Но мы молчали. Не знаю, о чем думали Джен и Йон, а я размышляла о том, как обманчива бывает иллюзия того, что мы знаем кого-то. Мы с Максом были знакомы не первый год, он был одним из тех немногих, с кем у меня завязались дружеские отношения после переезда в Восточный город. Да, мы не слишком часто общались, но я была уверена, что знаю о нем тот необходимый минимум, что составляет костяк любой полноценной взрослой личности. А выходит, я совсем ничего о нем не знала, а все то, что казалось мне фундаментальным и важным, было лишь маской, своего рода персоной для посторонних, за которой пряталась его истинная натура — тревожная, полная губительной тяги и не способная ей противостоять. И это, как оказалось, было лишь самое начало его истории.

— Я стал проигрывать больше, чем мог себе позволить. Сам не заметил, как влез в большие долги, которые перестало получаться покрывать за счет зарплаты. Я чувствовал, что качусь в пропасть, и, наверное, бы в итоге там и оказался, если бы не Алан.

Алан был его другом — тем самым, что разбился на мотоцикле и на чьих похоронах Макс щеголял в цилиндре. Это все, что я о нем знала, потому что сам он не любил о нем рассказывать даже будучи под градусом. Джен говорила, что это больная тема, но, кажется, я и не представляла себе насколько.

— Алан меня вытащил из этой ямы. Сперва очень помог деньгами, а затем, день за днем, помогал справиться с зависимостью. Он был рядом, когда больше никого не было. Он не осуждал и не навязывался, но словно бы воплощал собой идею о том, что в мире есть другие источники радости и удовольствия, кроме игры. Думаю, глядя на него, я сам захотел завязать. Стать лучше. Стать тем человеком, которого он бы не постыдился назвать своим другом. И я старался. Правда старался. Думал, что справлюсь и что оставил автоматы в прошлом. Но… — Он стиснул зубы, и на его щеках заиграли желваки. Чувствовалось, что мы подошли к той самой части истории, что давалась ему сложнее всего. — Вы помните, как пару лет назад открылось то большое казино? С красной лилией на фасаде? Тогда еще много споров было на эту тему, этично ли открывать подобное заведение в самом центре города. Оно было помпезно вызывающим, таким… ярким, красочным и манящим, как новенькая карусель.

Красная лилия. Паззл потихоньку начал складываться. Я пока далеко не все понимала, но, судя по всему, все это было взаимосвязано — казино, бандиты с татуировкой в виде цветка, наркотики и Сэм, которого Йон так отчаянно и тщетно пытался разыскать. Я заходила все глубже в лабиринт, и мне уже чудился отзвук копыт мифического зверя, что охранял его центр.

— Я сказал Алану, что просто хочу посмотреть. Уговорил его пойти со мной, чтобы он своими глазами убедился, что я не стану играть. Он отказался. Сказал, что у него другие дела, но… я по его взгляду понял, что он мне не верит. Не верит, что я смогу сдержаться. Это меня задело. Я не давал ему повода сомневаться во мне! У меня не было ни одного срыва за несколько месяцев. Я просто хотел… посмотреть — ну или мне так казалось. Я… наговорил ему всякого, а потом швырнул в лицо свой кошелек. Сказал, что мне даже деньги не понадобятся, потому что я не собираюсь играть. Он меня молча выслушал и ничего не сказал. Позволил уйти. Я… до сих пор не понимаю, почему он отпустил меня в тот вечер. Почему не надавал по роже, не привязал к батарее, не потребовал выбрать между нашей дружбой и этим проклятым казино…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})