Моя семья: Горький и Берия - Сергей С. Пешков

Конечно, папа видел, что он живет совсем в других условиях, чем большинство его товарищей. Однажды их экономка княгиня Такташвили попробовала объяснить ребенку, что он имеет на это полное право, так как является потомком княжеского рода (фамилия родителей Бубы – Гегечкори). И действительно, Бубина мама – Чиковани – принадлежала к знатному мингрельскому роду. Узнав об этом, Буба категорически запретила такого рода разговоры и объяснила папе, что такое неравенство и стало причиной революции, а фешенебельная по меркам того времени квартира, дача, машина отца и прочее – не их собственность, а все принадлежит государству. Пользоваться всем этим они могут, пока Л.П. занимает ответственный пост.

В остальном папа, по его словам, ничем не отличался от мальчишек своего возраста. Да и у улицы свои законы, там положение родителей не учитывается. По крайней мере так было в то время. Ценилось умение постоять за себя и своих друзей. Приходилось участвовать и в драках, и в различных проделках.

Как и множество других пионеров, папа посещал кружок «воинствующих безбожников», и однажды ребята забросали чернильницами лютеранскую церковь. Чувствовали себя героями. Пастор, вместо того чтобы учинить скандал и требовать наказания, собрал детей и пригласил их послушать органную музыку. Умный человек, он сумел, не наказывая, заставить их испытать чувство стыда за свой поступок. Еще несколько раз папа навещал пастора, и тот ненавязчиво, не делая попыток обратить в свою веру, объяснил ему множество вещей, от которых папа, как и большинство советских детей, был очень далек. Позже он узнал, что Л.П. пришлось выделить средства на реставрацию испорченных церковных стен.

Переезд в Москву

В 1938 году папу перевели в русскую школу – немецкую должны были закрыть. Летом с ним дополнительно занималась литературой и языком лицейская учительница его мамы. Никто тогда не предполагал, что вскоре все круто изменится и Л.П. получит повышение, будет переведен в Москву на должность замнаркома внутренних дел, а затем и заменит наркома Николая Ивановича Ежова. Как мог, Л.П. сопротивлялся этому назначению – в архивах, папа был уверен в этом, должны быть материалы и по этому поводу. Он вовсе не хотел уезжать из родной Грузии, где успешно занимался хозяйственной деятельностью и чувствовал себя на своем месте, не хотел снова возвращаться на работу в органы, тем более что очень хорошо представлял себе, чем может закончиться такая карьера. В своем нежелании ехать в Москву он был абсолютно искренен, что отмечали даже его будущие враги. Тот же Н.С. Хрущев вспоминал: «Берия сказал: я не принимаю поздравлений, мне лучше было бы остаться в Грузии». Но Сталин принял решение, провел его через политбюро, и возражать было бесполезно.

Почему же вождь выбрал на пост наркома именно Л.П.? Отец объяснял это так: 1938 год – страна находится в тяжелом состоянии, все более реальной становится внешняя угроза, внутри страны растет недовольство, и, несмотря на страх, его выражают не только отдельные партийные руководители. Механизм «чисток», запущенных Ежовым, становится неуправляемым. Политбюро ЦК практически было не в состоянии контролировать работу НКВД. Сталин решил исправить ситуацию, показав, что положительные изменения исходят от него. Он давно уже следил за карьерой Л.П., еще со времени восстания в Грузии, отдавал должное его организаторским способностям, умению отстаивать свое мнение, даже если оно шло вразрез с мнением вышестоящих партийных органов. Так что, для того чтобы «поиграть в либерализм» и «выпустить пар», лучшей фигуры Сталину было не найти.

Вот что об этом назначении писал арестованный в июне 1938 года заместитель наркома внутренних дел Казахской ССР Михаил Шрейдер: «Меня радовало известие о том, что Берия назначен во главе НКВД. Я думал, что если Сталин выбрал на этот пост своего соотечественника, то можно надеяться, что он исправит созданную Ежовым ситуацию». Позже Константин Михайлович Симонов напишет об этом: «Назначение Берия выглядело так, как будто Сталин призвал к выполнению суровых связанных с такой деятельностью обязанностей человека из Грузии, которого он знал, которому он, очевидно, доверял и который должен был там, где не поздно, поправить содеянное Ежовым».

Разговоры же о том, что Сталин рассматривал, например, кандидатуру Героя Советского Союза знаменитого летчика Валерия Чкалова, лишены основания. Можно ли серьезно рассуждать о том, что во главе НКВД, да еще с целью его реорганизации, Сталин готов был поставить пусть выдающегося летчика, пусть любимца всей страны, но человека, не имеющего не только чекистского, но и серьезного управленческого опыта вообще, без специальных знаний, без команды, на которую тот мог бы опереться.

Как в свое время Ежов, он бы быстро стал марионеткой в руках многоопытных сотрудников аппарата. Сталин сделал стопроцентно верный выбор и совсем не потому, что Берия – грузин, его соотечественник. Л.П. соединял в себе способности организатора, позволившие ему за несколько лет вывести отсталую Грузию в ряды передовых республик СССР, с многолетним чекистским опытом и возможностью заменить кадры Ежова хорошо знакомыми ему чекистами из Закавказья.

Поначалу Л.П. не собирался забирать с собой семью, тем более что Буба категорически отказывалась уезжать из Тбилиси. Но когда Сталин узнал об этом, тут же прислал начальника своей охраны Николая Власика, и в 24 часа всех, кто был в доме – и бабушку Марту, и тетю Анетту – посадили в вагон и отправили в Москву. Кажется, и кошку не забыли. Папа даже не успел забрать в школе документы.

Место жительства Л.П. определили в известном Доме на набережной. Квартира была большая, пятикомнатная: одна комната родителям, одна – моему папе и Элле, одна – бабушке Марте и Анетте, рабочий кабинет Л.П. с библиотекой и гостиная. В доме были свой кинотеатр, спортзалы, кухня. Вскоре после обустройства их посетил Сталин. Опять остался недоволен – тесновато, надо бы переселить вас в Кремль. В Кремле в то время жили большинство руководителей Советского Союза. Но Буба категорически отказалась жить в полной изоляции, «как в тюрьме». Сталина мысль о полной изоляции позабавила, но настаивать он не стал.

Через некоторое время по его распоряжению их все равно переселили в отдельный особняк на углу Малой Никитской улицы, построенный в XIX веке для одного из московских градоначальников. Это послужило основанием считать, что Л.П. пользовался некоторой свободой, и он отчасти вышел из-под контроля. На деле же свобода и отсутствие контроля состояли в том, что все комнаты особняка были оборудованы микрофонами.

За домом был небольшой закрытый двор, где в редкие часы отдыха Л.П. играл с охраной в футбол. Эту игру Л.П. очень любил – в молодости он несколько раз выступал