Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии - Хьюстон Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конфуцианская программа
Предположим, что продуманные традиции, которые стремился сформировать Конфуций, имелись в наличии. Какой казалась бы китайцу жизнь, встроенная в их рамки?
Она привлекала бы как бесконечная программа самосовершенствования с целью стать в большей мере человеком. В рамках конфуцианского замысла хороший мужчина или женщина – человек, который всегда стремится стать лучше.
Эта программа осуществляется не в вакууме: речь идет не о йогах, удаляющихся в горные пещеры, чтобы обрести Бога в себе. Совсем напротив: конфуцианец, настроенный на самосовершенствование, ставит себя точно в центр постоянно меняющихся и нескончаемых перекрестных потоков людских взаимоотношений и не желает, чтобы дело обстояло иначе; праведную жизнь в уединении Конфуций считал бессмысленной. Суть не только в том, что человеческие взаимоотношения приносят удовлетворение; конфуцианское утверждение имеет более глубокий смысл. Скорее, в отрыве от взаимоотношений с людьми нет своего «я». Это «я» и есть центр взаимоотношений. Оно создается в процессе общения «я» с другими людьми и определяется совокупностью его социальных ролей.
Это представление о «я» настолько отличается от западного индивидуализма, что нам понадобится уделить ему абзац. Конфуций считал человеческое «я» узловой точкой, а не сущностью; это место, в которое сводится жизнь. В этом оно подобно морской анемоне, представляющей собой ажурную сетку, сквозь которую проходят приливы и течения, оставляя наносы, образующие ту самую толику вещества, принадлежащую растению. Но несмотря на некоторую точность, этот образ слишком пассивен, так что лучше нам переключиться с морских течений на воздушные потоки, поддерживающие орла в полете. Эти потоки воздействуют на орла, но он пользуется ими, чтобы менять высоту, регулируя наклон крыльев. Подобно орлу в полете, наша человеческая жизнь тоже пребывает в движении, и в этом случае человеческие взаимоотношения можно сравнить с атмосферой, сквозь которую она пробивается. Конфуцианская программа представляет собой овладение искусством менять угол наклона крыльев, чтобы вознестись к ускользающей, но достижимой цели человеческого совершенства. Или, как сказал бы Конфуций, к цели стать в большей мере человеком.
В этом сравнении пять постоянных взаимоотношений Конфуция представляют собой относительно стабильные потоки в атмосферных условиях, которые в других случаях могут интенсивно меняться. Мы уже видели, что все пять видов взаимоотношений асимметричны: поведение, уместное для одного человека из каждой пары, не идентично уместному для другого человека. Эта асимметрия подразумевает ролевую дифференциацию и определяет ее специфику.
Ключевой вопрос в данном случае – нарушает ли предложенная Конфуцием специфика баланс в отношениях, ставя одного человека в паре выше другого. В каком-то смысле безусловно нарушает. Конфуций считал совершенно естественным то, что дети должны смотреть снизу вверх на своих родителей, жены – на мужей, подданные – на правителей, а младшие друзья, братья и сестры – на старших, ибо последние, как правило, будучи старше по возрасту, обычно более опытны и служат естественным примером для подражания. Но именно в этом случае угол наклона крыльев требуется регулировать как можно точнее, так как расхождения на волосок достаточно, чтобы отправить конфуцианскую программу в крутое пике. Особенно велика опасность в каждой паре для «верхнего» партнера, у которого может возникнуть соблазн считать, что его положение подразумевает некие дополнительные права и льготы помимо тех, которые следует заслужить. Безусловно, человеческая натура такова, что китайцы поддавались этому искушению – не подсчитать, в какой степени, но достаточно, чтобы составить темную сторону конфуцианского замысла. Однако сам Конфуций пытался предотвратить злоупотребления, утверждая, что авторитет – положенный авторитет – не возникает автоматически: его требуется заработать. Преданность, которую должна выказывать мужу жена, зависит от того, является ли он мужем, заслуживающим и инстинктивно внушающим такую преданность, и в отношениях остальных четырех видов дело обстоит подобным образом, хотя в каждом случае преданность имеет свои нюансы. Так, в отношениях между правителем и подданным у правителя сохраняется «небесный мандат» – его право на преданность подданных – лишь до тех пор, пока их благо на самом деле остается его основной заботой и он обладает необходимыми талантами, чтобы способствовать этому благу. Более чем за два тысячелетия до появления Великой хартии вольностей и Декларации прав человека, за две тысячи лет до того, как на Западе отделили право помазанника Божьего от королевского сана, китайцы (в лице Конфуция и его учеников) прочно встроили право на революцию в свою политическую философию: «Небо видит так, как видит народ; Небо желает так, как желает народ». Согласно конфуцианской программе, пособничество незаконной власти отнюдь не требуется, а является ошибкой со стороны человека.
В качестве метафоры конфуцианской программы мы ввели образ орла, меняющего угол наклона крыльев, чтобы ловить потоки воздуха – аналог пяти постоянных взаимоотношений, – и подниматься все выше. Если мы доведем эту метафору до логического завершения, задавшись вопросом, что означает набор высоты в данном случае, то найдем начало ответа в предыдущем разделе. Это означает стать цзюнь-цзы, полностью реализованным человеческим существом, посредством безграничного роста сочувствия и эмпатии. Китайский иероглиф, обозначающий это сочувствие и эмпатию – синь. Графически синь представляет собой стилизованное изображение человеческого сердца, но по смыслу означает и разум, и душу, ибо в конфуцианстве познание их обоих идет рука об руку: порознь мысль иссушается, чувства становятся неуправляемыми, и конфуцианская программа стопорится. Что же до роста этого сердца и разума, то есть синь, он расширяется концентрическими кругами, которые начинаются с самого человека, распространяются от него и последовательно охватывают его семью, сообщество, народ и наконец все человечество. Смещая центр своего неравнодушия с самого себя на своих близких, человек превосходит эгоистичность. Переход от семьи к сообществу преодолевает кумовство. Переход от сообщества к народу преодолевает провинциализм, а ко всему человечеству – противостоит шовинистическому национализму.
Этот процесс расширения сопровождается углублением, потому что когда выше говорилось о том, что Конфуций воспринимал «я» как совокупность его социальных ролей, это утрирование, как если бы предполагалось, что он отрицал наличие у «я» внутреннего, субъективного ядра. Его неоднократные призывы к познанию самого себя и рефлексии, как правило, свидетельствуют о том, что он не только признавал наличие у «я» внутренней стороны, но