Колесо Фортуны - Николай Дубов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тьфу! — сплюнул Кологойда и отошел.
— Скелет, пожалуй, действительно, того… — смущенно сказал Аверьян Гаврилович. — Он даже и не музейный, не экспонат, это из второй школы меня попросили починить — ребятишки поломали, у них же все в руках горит.
Хотя, с другой стороны, в мастерской, кроме меня, никто не бывает… А насчет хомута вы напрасно! Это превосходная кустарная работа! Вы посмотрите…
Кологойда жестом остановил его. Лицо Семена оставалось таким же бледным, но в нем началось как бы некое движение, потом ресницы задрожали, веки открылись, и Семен уставился на яркую лампочку под потолком. Бессмысленный взгляд его постепенно оживал, он повернул голову и увидел Кологойду. Глаза Семена округлились от ужаса, и он отчаянно зажмурился.
— Не, хлопче, — сказал Кологойда, — я тебе не приснился, я на самом деле. Так что давай открывай глаза и вставай.
Даже опытный вор не пойдет воровать, если предполагает, что его поймают. Наоборот, он уверен в том, что его не поймают, он ускользнет безнаказанным. Поэтому никто заранее не обдумывает, как держаться, что говорить в случае провала, и потому не бывает к нему готов.
А что уж говорить о незадачливом Семене Версте. Жмурясь изо всех сил, он лихорадочно спрашивал себя — что говорить? что делать? Его привычной мудростью было врать. Ничего не знаю, ничего не делал! Хотел? Пускай докажут, чего он хотел!..
Семен приподнялся, почувствовал в голове ноющую боль и нащупал огромную шишку.
— Добряча гуля? — спросил Вася Кологойда. — Скажи спасибо, хомут низко висел, мог и дух вышибить…
Семен покосился на лежащий рядом хомут, и его пронзила щемящая жалость к самому себе. Каким же надо быть невезучим, чтобы попасться из-за какого-то хомута, будь он проклят!.. А Смерть? Вон она… Теперь, при электрическом свете, пожелтелый скособоченный скелет был совсем не страшен.
— Погоди, погоди! — сказал Кологойда, присматриваясь к поднявшемуся Семену. — Что ты не чугуновский — это факт, только я тебя все равно знаю. А откуда?..
А оттуда, что ты с моего участка… из Ганышей. Правильно? Коров там пасешь. И фамилия твоя — Бабиченко…
Семен сонно смотрел в сторону и молчал.
— Видали, товарищ директор, до чего кадра сознательная? — сказал лейтенант. — Чтобы уполномоченному не было лишней мороки, он паскудить сюда приехал, можно сказать, с доставкой на дом… — Он сел за рабочий стол директора. — Ну, раз ты такой сознательный, иди сюда и выкладывай.
— Шо выкладывать? — самым сонным голосом, на какой только был способен, спросил Семен.
— Все, что у тебя в карманах.
— А шо? Шо такое? — Семен хорошо знал, что в карманах у него ничего нет, и потому мог хорохориться. — Я шо, украл, да?
— Это мы увидим. Так что ты не "шокай", а выкладывай. Все равно уже не спрячешь.
— А шо мне прятать? Нате, смотрите! — с некоторой даже долей нахальства в голосе сказал Семен, предвкушая свое торжество, сунул руки в карманы и разложил перед Кологойдой их содержимое: погашенный автобусный билет, билет с дневного киносеанса и входной музейный, карманный ножик и три затертых рублевки.
Все сказанное до сих пор о Чугунове может привести к мысли, что это какой-то необыкновенный, идеальный город. К сожалению, а может быть, к счастью, вовсе нет.
Идеальных городов, как и людей, не бывает, и Чугуново, наряду с неоспоримыми достоинствами и достижениями, имеет свои недостатки. Истина, как известно, познается в сравнении, а для того, чтобы проводить сравнения и сопоставления, наука и техника вооружили нас самым могучим средством современной связи — телевидением.
Некоторые даже считают, что только теперь культура и может стать массовой и что телевидение является подлинным рассадником массовой культуры. И в самом деле: наверно, нет, в нашей гигантской стране уголка, где бы над жилыми домами не торчали самодельные или заводского образца антенны, а жители этих домов не садились бы каждовечерне перед ящиком со стеклянной передней стенкой.
И тут, перед этим ящиком, — все равны. Никаких привилегий, никакого там разнобоя в зрелищах и мнениях.
Конечно, кто-то болеет за "Спартак", а кто-то за "Динамо", но футбол есть футбол, а хоккей есть хоккей… И от Чопа до Уэллена, от Таймыра до Кушки все смотрят, как непрерывно растущее поголовье добрых молодцев во всяких ансамблях работают ногами на всю катушку, а если симпатичный попугай Петруша сипловатым, как бы слегка пропитым баском говорит: "Здравствуйте, товарищи!", то в ответ ему от Балтики до Тихого океана раздается дружное, можно сказать, всесоюзное "га-га" зрителей…
Естественно, что самое массовое средство связи успешно продвигает самое массовое искусство — кино. По телевидению показывают кинофильмы и телефильмы, чернобелые и цветные, односерийные и многосерийные… И так как кинофильмы с неба не падают, с кондачка не делаются, они, стало быть, отображают нашу жизнь. Раньше большая часть фильмов отводилась изображению того, как необразованных и отсталых директоров, начальников и председателей сменяют передовые и образованные. Такие картины мало-помалу перевелись, зато все больше фильмов о шпионах, разведчиках, уголовниках и о том, как надлежащие органы ведут с ними успешную борьбу.
Поскольку искусство является отражением жизни, а таких произведений появляется все больше, то можно подумать, будто борьба с преступлениями выдвигается чуть ли не на первое место. Она становится изощренней и оснащенней — что верно, то верно. Вот тут уж есть на что посмотреть. Ах, как там дерутся! Долго, смачно и как разнообразно. Можно подумать, что актеры и режиссеры закончили какую-то высшую школу хулиганских наук и теперь с блеском демонстрируют полученное образование, передают свое мастерство самым широким массам, и массы — в порядке самообразования — мастерство это осваивают. А мудрые и тонкие капитаны и майоры, которые ведут следствие и наперебой рассказывают преступнику, как он совершил преступление! А чего стоят эксперты — всезнающие очкарики, обольстительные криминалистки!.. По волосу с головы преступника они могут определить, что образование у него неоконченное высшее, по совместительству он шофер, а по специальности шпион.
По пыли, выбитой из пиджака преступника, в точности скажут, какая погода была месяц назад в Казахстане, когда преступник в то время отирался в Крыму, в КамышБуруне, и что тетя его была скупой, в детстве кормила его овсянкой… А погони? На бешеной скорости вылетают одна машина, другая… десятая, завывая сиренами, заносясь на поворотах, они мчатся вдогонку, бросаются наперерез, обходят, обкладывают бегущего, как зверя, а моложавый, но уже обязательно посасывающий нитроглицерин генерал, не выходя из кабинета, дает указания, которые и доводят дело до победного конца — преступник посрамляется, берут его, голубчика, тепленьким… Дух захватывает!
А в Чугунове ничего этого нет. Никак нельзя сказать, чтобы преступность стала основным занятием жителей, а милиция — самым главным учреждением города, не знает ни сна, ни отдыха и безошибочно вылавливает всех преступников до единого. В основном чугуновцы работают, занимаются хозяйством, любят своих детей и, как умеют, воспитывают их, по вечерам ходят в кино, а у кого есть — включают телевизоры. То же самое в неслужебное время делают и милиционеры, если только они, подобно Щербаткжу, не учатся заочно. Дерутся здесь по старинке и очень примитивно: ну, дадут друг другу в ухо, обменяются зуботычинами, поставят пару фонарей, и дело с концом. Моложавых генералов и даже полковников нету — отделением руководит, капитан Егорченко, в его распоряжении на все про все единственный "козел", да и тот без радиопередатчика. И это к счастью, потому что будь у участковых рации, их пришлось бы таскать на собственном горбу, что, в общем, удовольствие маленькое, но раций нет, как нет и автомобилей — оперативные работники передвигаются на попутных или на своих двоих. Правда, и у преступников не бывает "бенцов", "ягуаров" и "поршей". И, уж конечно, нет никаких лабораторий, обольстительных экспертов, и участковым приходится распутывать всякого рода дела по старинке, опираясь на знание обстоятельств местной жизни и собственную смекалку.
Вот почему Вася Кологойда, поймав злоумышленника "на горячем", хотя пока и не было известно, в чем, собственно, это "горячее" заключалось, решил ковать, не откладывая, не ожидая, пока все остынет.
— Это все? — спросил Кологойда.
— Не верите, да? Нате, обыскивайте!
Семен вывернул карманы и растопырил руки, изображая готовность подвергнуться обыску, а значит, и полную свою невиновность в чем бы то ни было.
— Надо будет — обыщем. А теперь рассказывай.
— Шо рассказывать?
— Зачем в музей залез?
— А я залезал? Я посмотреть пришел… Не имею права, да? Вон билет, я за него деньги платил…