Лёха - Николай Берг

– Похоронить мы их не можем, но мы могли бы туда сходить, поискали бы бумаги, откуда убитые, потом сообщили бы… – Под взглядами товарищей речь усохла и кончилась.

– Там документов не было. И бумаг вообще. Никаких, считай. Нагажено, правда было, но там какая-то немецкая газета. Нужна тебе пользованная немецкая подтирка? – хмуро спросил дояр. Менеджер пожал плечами.

– Кому какая надобность была все бумажки собирать? Мы же когда шли в колонне, мертвецов валялось до дури, и рядом с каждым – бумажонки из карманов. Немцы ума лишились? Они ж не китайцы, те вроде все бумаги подбирают.

– Не немцы, – уверенно сказал бурят. Потом, явно работая на публику, достал свои курительные принадлежности, многозначительно показал Лехе квадратик бумажки и ловко свернул цигарку. Закурил, держа ее в кулаке, чтоб огонек не был виден, пыхнул дымком.

– Если не немцы – то тогда кто? – не понял менеджер.

– Местные селяне, богоносцы и хранители, – иронично отозвался артиллерист.

– Да ты гонишь! – удивился Леха.

– Тебе ж Жанаев наглядно показал. Без бумажки не покуришь, а козью ножку из чего-то сворачивать надо. Газет-то в деревню нынче никто не потащит. Деревенские – они жадные и рачительные. Нашел кто-то тутошний место побоища и сгреб себе всякое. В хозяйстве все пригодится.

– И бумажки?

– И бумажки, – кивнул Середа уверенно. – Помянутый хитрый селянин соскучился явно по куреву. И что-то не нравится мне это.

– Мне тоже, – признался нехотя Семенов.

– А я думал, ты своих защищать будешь, – удивился артиллерист.

– Да какие они мне свои… – пожал плечами колхозник.

– Ну ты ж тоже из сельской местности, – подначил Середа.

Бурят внимательно поглядел на говорившего. А Леха понял, что на нервах не только он, его бойкий сосед чувствует себя так же погано, вот его и разбирает словесный понос.

– Это у вас, городских, все на блюдечке с голубой каемочкой, булки на деревьях растут, – ввернул в отповедь слышанное как-то Семенов.

– А у вас? – подначил его Середа.

– А у нас – шиш. Из деревни все только драть горазды. И раньше не шибко богато было, а сейчас и тем более: хрен ты где мануфактуру найдешь. А военное – что одежка, что обужа – все крепкое, качественное, надолго хватит. А потом можно перелицевать. Перешил – и носи снова. Это только перед войной стало жить хорошо, а до того-то – всякое бывало. Я вот – голодал. Ты ж небось не жрал такие лакомства, как вареный корень лопуха или там щи из крапивы, а?

– Не, мы лебеду ели, – усмехнулся Середа.

Дояр только махнул рукой: напоминал ему этот языкатый парень покойного Петрова, только этот был добродушный и не бесил.

– Нам надо еды на первые два-три дня. Потому как нашумели мы тут, надо подале убежать. Жрать готовить будет просто некогда. Надо, значит, не меньше фунта хлеба на человека в сутки. Это на нас четверых – два больших деревенских каравая. Муки бы неплохо и крупы. Их готовить можно быстро. Считай, на ходу. Крупу водой залил, идешь себе, а она в котелке разбухает, через час недолго поварил – и кушай кашу. Кроме крупы можно и муку взять, из нее болтушку с салом варить. Сало, кстати, тоже очень бы пригодилось. Сперва в котелке муку слегка обжарить, затем залить водой или молоком и варить на малом огне четверть часа, добавив сало на посредине. Пальчики оближешь.

– Кончай тут ресторанные речи, и так слюни потекли, кулинар ты столичный, – осек Семенова артиллерист.

– Просто мука – дело на все руки. Нам вон старшина Карнач показывал, как лепешки на саперной лопатке жарить. Говорил, что и блины можно так печь.

– Риск слишком большой. А я продолжаю настаивать, что менять лошадь на другую еду – глупо, тем более имея в составе отряда бурят-монгола, умеющего готовить конину. Дурь получается: это как найти ящик водки, продать, а деньги пропить, – твердо сказал Середа.

– Чтобы из этой лошадки мяса наготовить – надо неделю потратить на лежку в чаще, коптильню и работу. Да и потом жевать то мясо – не пережевать. Ты конину ел?

– Ел я конину, вполне себе вкусное мясо, на мой взгляд, баранина уступает в разы. Жестковатое, да, – кивнул головой артиллерист.

– Где и когда? – заинтересовался Жанаев.

– Здесь. Недавно. Когда нашу батарею ополовинили, побили пушки и тягло, кроме конины и жрать было нечего, – точно ответил Середа.

Бурят кивнул.

– Варить конину долго, вялить – и подавно. Коняшка немолодая, жизнью траченная, жевать ее мясо – занятие на любителя, – уперся дояр.

– Ну хорошо, Семенов, раз ты тертый деревенский, крапиву-лебеду ел, может, все же не пойдешь в деревню? Корешков нароем. А крапивы я тут недалеко видал цельную плантацию.

– Да некогда нам этим заниматься. Корень лопуха и корень камыша лучше варить. Брюхо лучше принимает. И долго варить, это не каша. Да и крапива хороша только когда молодая. А тут она уже заматерелая. В твой рост будет. Из такой крапивы уже мешки плести можно. Кстати говоря, то же касается и конины. Мясо старой лошади о-о-очень такое, знаешь, сложно жующееся, – хмуро, но терпеливо ответил дояр.

Середа вздохнул. Видно было, что он не переубедился.

– Гробить коняшку ради ста кил мяса, которое еще хрен сохранишь – дни еще теплые, – жалько. Вот барана или козла если выменять – да, прямой расчет. А коняшку – жалко. Лучше уж шмат сала, мешок муки и крупы. Вопрос в соли. Жрать конину без соли – то еще удовольствие. Сохранить без соли – тоже. А соли у нас нетути.

– У нас есть трофейная соль от немцев, вроде как немецкий паек – двадцать пять грамм соли на солдата. На скотину точно не хватит, пакетиков соли было три штуки, – заметил к слову Леха.

– Итого – заготовленная конина пропадет. И еще – прибить и разделать скотину – это весь день точно уйдет. Все будут по уши в крови, а мыло у нас есть? – кивнул колхозник.

Середа поморщился.

– Тут товарищи говорили, что жрать захочешь – и подметку прожуешь, – ответил он.

– Только вот нам надо сразу запастись алоэ и маслом для лечебных клизм, после того как та конина картечью выходить будет. Читал я такое, было дело, что у азиатов-китайцев вроде такая казнь была, когда осужденного кормили только мясом, и у него мясо вызывало такой запор, что палкой не пробьешь. И дох такой преступник от кишечной непроходимости в китайских муках, – заметил Леха. Ему не улыбалось жевать непонятно какую конину.

– Нелепость какая! Ну сколько тебе еды дадут? Пуда два, больше-то не унесешь! Два пуда это – тридцать два кило, а лошадь весит больше двухсот всяко, выгодный обмен-обман, да! Плюс хвост. И от мертвого осла уши впридачу. Кулацкие настроения какие-то, – заворчал артиллерист. Как и положено украинцу, он очень туго поддавался на переубеждения в споре.

– А нам выбор невелик. Так ить деревня-то на еде всегда сидела, она и условия ставила. Менять-покупать – это все в пользу деревни. Тем более время поджимает не деревню, а нас. Над ними-то не каплет, а вот над нами… Оно, конечно, мы можем явиться с пулеметом наперевес и реквизировать, что на глаза попадется. Хотя деревня – она тоже гадости делать умеет. Можем и не уйти, зароют на огородах в виде компоста, – терпеливо пояснил Семенов, чем удивил Леху.

Середа выразил мимикой, жестами и прочими телодвижениями категорическое несогласие и потом предложил пойти всем вместе. Но осторожный дояр и здесь не уступил:

– Мне одному сподручнее. А если что пойдет наперекосяк? Я-то ночью в лесу не потеряюсь, а как вас потом искать? Нет уж, сидите тут, отсыпайтесь. А я сейчас тронусь потихоньку, мне еще у деревни надо будет посидеть, пооглядываться. Мало ли.

– Винтовку с собой не бери, лучше вон у Лехи пистолетик возьми, по ночному времени и в избе удобнее будет. И еще пусть на толокно меняют, и шмат сала, на край – бутыль с льняным маслом. Яйца тоже вполне в обмен, вареные, они долгонько хранятся, если на жаре не держать. Или меду еще можно бы, – стал подавать дельные советы артиллерист, убедившись, что не видать ему конины как своих ушей, а не менее упрямый Семенов все же пойдет в деревню.

– Масло-то нам зачем? – удивился менеджер.

– Пожарить чего. Вкусно будет, – на манер Жанаева ответил артиллерист, похоже и сам задумавшийся, зачем им масло.

– Кого жарить-то? Нам вон только один еж попался! – занудел Леха.

– Видчепись![85] Да хоть что пожарить! Хоть пиявок!

– Ну это ты дал!

– Польский национальный деликатес – пиявки на гусиной крови, между прочим. И чехи такое жрали.

– И как готовить?

– Это когда у гуся ощипывается грудка, на нее садятся пиявки, а когда наберут крови – снимаются и жарятся на масле, и получается королевский деликатес! – гордо заявил Середа.

– Ну если нам гусь подвернется, мы и без пиявок обойдемся! – засмеялся тихонько Семенов.