Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века - Никита Николаевич Моисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, скоро я стал им задавать столь же «умные» вопросы, но уже о теории относительности. Услышав однажды, что у каждого свое время, я спрашивал: может, время и есть Бог? И также, конечно, не получал ответа. Но это уже другая тема.
Небольшой всплеск религиозности у меня произошел после гибели отца. В тот год была очень ранняя Пасха и весь Великий пост стояла удивительная солнечная погода. Утром бывал легкий морозец, а днем начиналась бурная капель. Моя мачеха была погружена в свое горе, и всякий раз, когда у нее выпадало свободное время, ходила в церковь. Она работала в школе, и ее вспыхнувшая религиозность оказалась тогда предосудительной. У нее в школе возникли даже неприятности. Тем не менее, мачеха проводила в церкви много времени. Я иногда ее сопровождал. Мне шел уже четырнадцатый год, и я вполне сознательно хотел понять, что человеку дает молитва. Я видел благотворное влияние церковной службы на мою мачеху, она приходила из церкви просветленной, слегка успокоенной и садилась за проверку тетрадей. Но молиться сам я не научился. Несмотря на то что горе сковало нашу семью (вскоре умер и дед), и мы погрузились в пучину бедности и несчастий, я ничего не научился просить у Бога. «Если Ты есть, то помоги мне в Тебя поверить» – вот, пожалуй, единственное, что мне тогда хотелось у него попросить. Мое желание поверить в Бога всю жизнь было очень искренним. Но ничего не получалось.
И на фронте я тоже, не в пример многим, не молился в минуты опасности и не призывал Бога на помощь.
Пожалуй, все же один раз такое со мной случилось. В силу совершенно нелепых обстоятельств я вместе с техником из батальона аэродромного обслуживания лейтенантом Бененсоном, смешным маленьким евреем из Белоруссии, попал на минное поле. Мы шли с ним по заснеженному лугу, и вдруг взорвалась мина. Мы остались живыми, только осколок прошил мой валенок и слегка царапнул кость. Ничего страшного, хотя крови было много. Когда мы пригляделись, то увидели, что кругом были мины. Случилось как-то так, что мы прошли метров десять или двадцать, не задев ни одной мины. Вернее, задев лишь одну – тоже удивительное везение. Мы замерли; каждый шаг вперед или назад грозил смертью. Валенок затек кровью, в глазах рябило. Бененсон все время повторял: «Только не теряй сознания, поешь снега». Вот тут я впервые произнес про себя: «Господи, помоги, если Ты можешь, а я заслуживаю». И еще не один раз в те страшные минуты я повторил про себя эту кощунственную молитву.
Я действительно должен был бы поблагодарить Бога, но уже за другое, за то, что на моем факультете авиационного вооружения мне преподали кое-какие зачатки минного дела. Я опустился на колени, разгреб снег и убедился, что это были те самые русские мины образца то ли десятого, то ли пятого года, на которых нас обучали тому, что такое мина, как ее ставить и снимать. Еще одно удивительное везение и еще одно Благодарение!
Одним словом, через несколько минут, которые нам с Бененсоном показались часами, мы выбрались со злополучного луга. Меня отправили в санчасть, где сразу же сделали прививку против столбняка и сменили белье. А милый, смешной и очень домашний Бененсон, который так боялся, что я потеряю сознание, погиб на следующий день, угодив то ли под случайный снаряд (они нет-нет, да к нам залетали), то ли под бомбежку, которые происходили довольно часто и совсем не случайно.
Принцип Лапласа
В конечном счете я не стал верующим, но и не превратился в атеиста. Мне казалось, что любые категоричные утверждения в этой сфере, лежащей за границей разума, – неуместны. Недоказуемо всё. Никакая логика не поможет в решении этого вечного вопроса. Каждый человек решает его самостоятельно.
И с этим чувством я спокойно жил многие годы. Считал себя православным, но не по религиозным убеждениям, а по принадлежности к той традиции, в которой меня воспитала семья. Будучи в праздничные дни за границей, не упускал возможности сходить в православную церковь, если она там была, но не столько из-за богослужения, сколько из любопытства – хотелось увидеть людей, которые собираются в церкви, послушать их разговоры, почувствовать дыхание их мира. Там иногда завязывались интересные знакомства.
Я понимал, что я человек вне конфессий, что я «не теист». Однажды я прочел историю, которая случилась с Лапласом. В начале XIX века он написал свою знаменитую книгу с изложением перовой космогонической гипотезы, известной ныне как гипотеза Канта – Лапласа. Эту книгу он подарил Наполеону, а император ее прочел. (Странные были времена: то ли книг было мало, то ли делать императорам было нечего, а может быть, императоры были другие?) Наполеон не только ее прочел, но и имел с Лапласом разговор, содержание которого дошло до нынешнего времени. Наполеон сказал примерно сле дующее: «Граф, я прочел твою книгу, она интересная и остроумная; но я в ней не увидел Бога». На это Лаплас ответил весьма лаконично: «Мой император, этой гипотезы мне не потребовалось». Лаплас не был атеистом, но он и не был теистом. Для успеха конкретной деятельности он мог обходиться без каких-либо сакральных представлений. Вот такая позиция мне казалась вполне естественной для математика и достаточно удобной в наш всклокоченный век. Я ее принял и перестал думать о Боге и религиозных вопросах.
Но однажды мне все же пришлось о многом задуматься. И уточнить свою позицию. Для себя самого, разумеется.
Мои занятия биосферой, эволюционизмом вывели меня на проблемы человека. Он состоит из плоти и крови, он возник в результате немыслимо сложной эволюции живого вещества. Но у него в отличие от всех других существ есть еще и духовный мир. И человек, следуя его зову, может задавать вопросы, сознательно ставить цели и стремиться к их достижению. В сознании человека всегда возникают два кардинальных и очень отличных друг от друга вопроса. Первый из них – это вопрос «как?» Как происходит то или другое, как летит стрела, пущенная из лука, как из отдельных атомов образуется то или иное вещество и т. д. И из попыток ответить на бесчисленное количество непрерывно возникающих вопросов возникает наука – величайшее творение человеческого гения.
Но, вероятно, в зачатке подобный вопрос появляется и у высших животных. Обезьяна, сбивая яблоко палкой, решает
