Фантастика, 1979 год - Сборник

Она говорила, что сегодня у нее отгул, а он оставил книгу домa. Она и вчера и позавчера любопытствовала, чем он так увлекся” и наверняка сейчас эту проклятую фискальную “Книгу жизни” читает!

Петру Квантовичу на минуту стало так не по себе, что он прислонился к коридорной стене. “Как же это я оплошал, не унес с собой? Что теперь делать? Скорей!… Может, еще не поздно”.

Он заскочил в лабораторию, схватил пальто и шапку, одеваясь на ходу, выбежал из института, помчался к стоянке такси. “Если она только начала читать, - соображал Петр Квантович, тихо злобствуя на водителя, который осторожно вел машину по оледенелой улице, - то отберу, вырву из рук. Пусть лучше такой скандал, чем… Л если она уже прочитала все? Или хоть большую часть? Тогда конец…” Петр Квантович лихорадочно перебирал в памяти, что писала книга о его затянувшейся и после женитьбы связи с Валькой, о мимолетных утехах. И дело даже не в самих этих грешках, - она узнает, что совершал он их не по сердечному влечению и не потому, что ото ему было позарез нужно, а для бахвальства перед собой и другими, чтобы небрежно молвить потом в мужской компании: а вот, мол, у меня было… Узнает.

Тогда все. Презрение до конца дней. Разрыв. Такого не прощают.

“Выходит, развод? Так сразу, вдруг? Из-за того, что черт догадал меня купить эту книжку в Москве с лотка…” Петр Квантович ощутил прилив лютой злобы на автора, скрывшегося за псевдонимом “Неизвестных”, на лоточника, на всех, кто устроил эту дьявольскую затею и сокрушил налаженную машину его жизни. “Ну, попались бы вы мне!…” В квартиру он вошел с замиранием сердца и слабой надеждой: может, и ничего не случалось, жена забыла о книге из Москвы, занимается хозяйством? Но из гостиной в прихожую донеслось слезливое сморканье. “Так и есть. Плохо дело…” Петру Квантовичу захотелось повернуть обратно.

Кот Лентяй сидел на стойке для обуви, смотрел на Петра Квантовича. По выражению глаз кота было ясно, что он видит Петра Квантовича насквозь и что ему, Лентяю, он тоже противен. “Все бы выкручивался, - брезгуя собой, подумал Петр Квантович. - Умел так жить, умей и ответ держать. Другие ни при чем, автор своей жизни ты сам. Что ж… чем фальшивить друг перед другом еще долгие годы, лучше объясниться, да и концы!” Он шагнул в гостиную.

Сын, к счастью, еще не вернулся из школы. Жена сидела на кушетке в халатике, на коленях книга, в руке дрожала дымком сигарета. “Совсем плохо”, - подумал Петр Квантович. Глаза у Людмилы Сергеевны покраснели, набрякли, нос разбух - вид был настолько непривлекательный, что Петр Квантович не ощутил даже жалости.

Не решаясь что-нибудь произнести, он разделся, переобулся в домашние туфли, сел за стол. Несколько минут прошли в тягостном молчании.

– Я все-таки не понимаю, - услышал он наконец сырой вибрирующий голос жены, - как же это так? Что это все означает? И откуда вдруг это все? Почему?! Очень мило с твоей стороны, ничего не скажешь. Ты мог бы со мной сначала поговорить… мог бы хоть предупредить! А не так - камнем на голову. Как же это все! Как нам теперь жить?! И… как ты мог?! О-о-о. - Она зарыдала, пригнувшись к валику кушетки.

Петр Квантович закурил, молчал. Ему хотелось подойти, погладить вздрагивающую спину жены, но он не решался.

“Может, удастся как-то объясниться? - соображал он. - Но что сказать, что придумать? Что теперь скажешь! В том и штука, что теперь все яснее ясного: произнесены слова, смысл которых не затемнить другими словами”.

– Ну, успокойся, будет, - молвил он наконец. - Что же теперь поделаешь. Я, право, не хотел…

– Что - не хотел? Что?! - вскинулась Людмила Сергеевна. - Не хотел излишних объяснений, поэтому подсунул мне эту… это?! - Ока схватила книгу, потрясла, отшвырнула. - Если ты не хочешь жить со мною, то можно было бы и без этого… без собирания сведений, без хлопот с типографией!… (“Любопытный поворот темы, - ошеломленно подумал Петр Квантович. - Кто это собирал сведения, хлопотал с типографией - я, что ли?”) Да и зачем все в кучу валить: и то, что я травилась спичками в школьные годы, и что меня не любил отец… и мама тоже -не очень, и как меня подловили на продаже золотого кольца. До этого-то тебе какое дело? Зачем копаться!

Только теперь Петр Квантович начал понимать, что жена вовсе не нападает на него, а защищается.

– Если хочешь развестись, достаточно было сказать - и все, и пожалуйста, и дело с концом! Незачем было собирать… “обличающий материал”! - Она рассмеялась нервно и зло. - А Андрюшку я тебе все равно не отдам. Если ты думаешь использовать… про Иннокентьева, то… во-первых, у меня с ним ничего такого не было, а во-вторых… во-вторых… все равно не отдам! И все! - Она снова заплакала.

– Погоди, Люсь, о чем ты? - пробормотал Петр Квантович. - Спички какие-то, папа с мамой, Йннокентьев да там ничего этого нет!

– Как нет? Как это нет! - Она схватила книгу, перелистала страницы и прочитала с утрированно драматическими интонациями: - “Она была средней дочерью, и родители не слишком любили ее. Мать любила сына и отца, отец - сына, младшую дочь и одну женщину на стороне… Не ценили учителя - посредственна. Не пользовалась успехом у мальчиков, потом - у парней. Постепенно зрела обида на жизнь: ведь не хуже других, просто всем везет, а ей нет… Когда исполнилось шестнадцать лет, пыталась отравиться спичками: просто так, от скуки и неудовлетворенной мечтательности. Но не получилось, только испортила на год желудок…” - Она захлопнула книгу. - Ах, как это все увлекательно и безумно интересно! Как важно зто тебе было узнать! И о том, что вышла замуж за того, кто взял, - за тебя… Ну вот - узнал. Удовлетворен, да? Эх, какой нее ты все-таки… -И жена отшвырнула книгу, как будто швыряла не книгу.

– Постой, Люсь. - Петр Квантович все более овладевал собой. - Ты в своем непременном стремлении во всем винить меня явно перегнула палку. При чем здесь ты? Ведь книга… книга-то не о тебе. Вот смотри, - он поднял книгу, раскрыл на первой странице, - здесь же написано: “Жил-был мальчик…”

– Какой мальчик, при чем здесь мальчик! Там написано: “Жила-была девочка…” И ранее, чем Петр Квантович окончательно понял, что к чему, он почувствовал невыразимое, огромное, как счастье, облегчение. Человека осудили и приговорили, сейчас казнят: оглашен приговор, делаются последние приготовления; покуривает, скучая, врач, готовый освидетельствовать, осужденный уже простился с жизнью - как вдруг: “Да вы что, братцы, с ума сошли! Это же наш Петр Квантович, хороший парень! Развяжите его. Вот так”.

“Так вот оно что! Вот, оказывается, какая эта штука! Ну и ну! Вот это да! А я-то, дурак…” Он сел на кушетку рядом с женой, обнял ее за плечи, притянул к себе. Людмила Сергеевна попыталась вырваться, но не настолько энергично, чтобы в самом деле вырваться.