Фантастика, 1979 год - Сборник

А по правде говоря, или, как это мне сейчас представляется, вся история началась, конечно, не с волчка, а со студенческих времен, с того самого вечера, когда в общежитии мы, изнывая от безделья, смотрели по телевизору инсценировку по Уэллсу. Помните, там есть у него рассказ про человека, который мог совершать чудеса. Смотрели мы и от нечего делать изощрялись в остроумии, и когда герой под конец остановил вращение Земли, и все понеслось в тартарары, и море встало на дыбы, - здорово было снято, как сейчас помню, - кто-то ляпнул: “Эх, плотину бы сюда!” Кто-то добавил: “Да турбину бы сюда”. И кто-то кончил: “Ну и чаю мы с тсбою наварили бы тогда!” Все, конечно, грохнули. Мол-сет, это само так получилось, может, чьи-то вирши припомнились, не знаю.

Я по стихам не специалист. Но эти стишки в память мне запали. Вместе с видом моря, вставшего на дыбы. И посредством этого аудиовизуального воздействия, как тогда говорили, выпала во мне в осадок четкая логическая цепь: “Остановка вращения освобождает энергию, которую можно полезно использовать”. Не от изучения маховика, хотя я его изучал, - ведь изучал же! - а от непритязательного и, собственно, не очень смешного анекдота. Так уж, видно, я устроен, что запоминаю не через обстоятельства дела, а через обстоятельства около дела. Так, значит, я с этой логической цепью и бегал, как сорвавшийся барбос, и висела она при мне без всякой пользы и употребления, но, как говорят, весомо, грубо, зримо. Как не о чем становилось думать, хоть и редко это бывало, все выводила меня память на эти дурацкие стишки. Бормотал я их, бормотал и автоматически принимался прикидывать, что бы такое крутящееся остановить да как бы получить такую волну, как там, в фильме, какую бы там приспособить плотину и турбину и в каком виде наварить означенный чай. Для пущей ясности даже кустарное начало к этим стишкам присочинил. “Твердое остановилось, жидкое бежать пустилось. Вот бежит оно, бежит, так что все кругом дрожит”. А дальше уже про плотину и турбину.

И вот как-то опаздывал я на работу безнадежно и решил часок в парке побродить, чтобы потом разыграть в проходной сцену возвращения из местной командировки. Во избежание персональных неприятностей. Бродил, бродил и добродился до того, что начал эти стишки по обыкновению повторять.

И - место я очень хорошо запомнил: такой склон, на нем здоровый пень, опилки свежие вокруг - вдруг сообразил: электрон вращается вокруг оси? Говорят, вращается. А вот если это вращение остановить, что получится? Стал дальше соображать - ничего не сообразилось. С какой он скоростью вращается? Какая энергия во вращении запасена? И спин, он, конечно, спин, - веретено, - но ведь и говорится, что все это так, формально, а по сути дела… А что по сути дела?

Да и потом спины равновероятно разориентированы. А сориентировать их можно? И стали меня мучить какие-то казарменные кошмары. Помните, там у Грибоедова сказано: “Он в три шеренги вас построит. А пикнете - так мигом успокоит”. Представляете себе картину: все валентные электроны а металлическом кубике выстроены в этакое трехмерное каре - а-ля Луи Надцатый - вертящихся веретен. А. Бадаев подает команду. Раз-два! Все веретена останавливаются - бах! - возникает всплеск освобожденной энергии, загораются лампочки, чайники кипят, троллейбусы бегают и т. д. и т, п. Отлично! А во что превращаются эти стоячие веретена, что являет собой электрон без спина? Теперь вы мне это на пальцах объясните, а тогда некому было. Человек, достойный этого дела, наверняка бы так не оставил, стал бы книжки читать, размышлять по ночам в супружеской постели. Может, темку бы открыл. А я бросил. Занялся люменами, потом на волновые аномалии перебросился, потом… Потом много всего было.

Лет пять или шесть прошло. А может, и больше. Изредка я вспоминал всю эту историю, с энергией разбирался, картинку рисовал: электрон в виде веретена, вектор спина в виде копья и две-три школьные формулы: веер Филиппова, распределение валентных спинов по Джеффрису и преобразованную мной самим матрицу Бертье - Уиннерсмита.

И вот однажды застал меня за этим занятием Оскарик Джапаридзе.

– Что это у тебя? - спрашивает.

Ну и выложил я ему всю эту альгамбру.

– Архимед, - говорит Оскарик, головой крутит и удаляется по своим делам.

Обозлился я. И задумался всерьез, как же все-таки поставить эксперимент. И вдруг пришла мне в голову ясная, отчетливая мысль. Как будто в мозгу какая-то перепонка лопнула. И все одно к одному, логично, очевидно. И выходит чудовищный результат: электрон с тормозящимся спином дает ориентирующее поле. Грубо говоря, сам по стойке “смирно”стоит и соседей заставляет. И начинается спонтанный процесс. И осуществляется видение о каре электронов.

Очумел я от этой мысли. “Наверняка, “- думаю, - гденибудь напорол. Пускай, - думаю, - полежит недельки три, угар сойдет, и поглядим”.

Хожу как в полусне, дела не делаю, функционирую через пень колоду. Как дьюар: внутри все кипит, а снаружи жестяная банка.

И вот день на третий сижу я в курилке, и вдруг влетает туда Оскарик.

– Слышь, Сань, - говорит, - я тебя ищу, ищу. Куда ты подевался? Я тут сложил балладу. Смотри, что из этого получается.

И Прямо на кафельной стенке начинает изображать.

И так у него, хитрюги, все ловко выходит. И вдруг спотык!…

И на той же плитке начинаю его сигмы разгибать.

– Ах вот как! - говорит Оскарик. - Ну как знаешь, как знаешь.

И сублимирует в неизвестном направлений.

Смотрел я, смотрел на его каракули, ничего не высмотрел и поплелся домой. Дома еще часа три ковырялся. “Нет, - думаю, - недаром тебя, Саня, отцы профессора определили по экспериментальной части. Теоретик из тебя как из шагающего экскаватора: за сто метров горы роешь, а под пяток лягушки спят”. Стал я выписывать на лист слева свои закорючки, справа - Оскариковы. До середины дописал и все понял. И где я вру, и где Оскар врет, и что должно быть в действительности. Задачка - чистая арифметика, опыт - что поленья в печку класть. Сижу смотрю, очами хлопаю, а тут звонок. Телефон. Оскарик звонит.

– Санечка, - говорит, - а это вот не купишь? - И начинает мне те же выкладки теми же словами.

– У самого есть, - говорю, - дальше вот что.

– Альгамбра, - отвечает он. - Ты, Саня, голова, и я, Саня,голова!

– А что из этого вытекает?

– А проистекает, - говорю, - то, что если ты немедленно ко мне не проследуешь, то я за себя не ручаюсь, Вплоть до ломки мебели и битья посуды. Нету никакой моей мочи перед лицом открывающихся перспектив…

По-честному, на этом вся история открытия и кончается.

Без всяких там задумчивых волчков. Ей-богу! Ведь правда же неинтересно! Ньютону хоть яблоко на голову упало - предмет, эстетичный по форме и аппетитный по содержанию.