Хроника времён царя Бориса - Олег Попцов

Нельзя сказать, что в тот момент Ельцин разгадал замысел Горбачева. Просто он действовал в единственно возможном для себя режиме - он наступал на Горбачева, и неважно, что в тот момент олицетворяет Горбачев: партию или Центр. Сейчас трудно сказать, что дал бы период длительного противостояния с Центром, не случись августовских событий, но одно неоспоримо: временная длительность давала, как я уже заметил, возможность сформировать более отлаженный и близкий демократическим убеждениям управленческий аппарат. Этого не произошло. У партии не выдержали нервы, и она решилась на путч. Почему именно август? Рейтинг Горбачева упал ниже допустимых пределов. Это позволяло сделать вывод, что перестройка захлебнулась. Кстати, именно этот тезис был главенствующим во всех воззваниях ГКЧП. И вот тут чрезвычайно важно понять, не пропустить одну особенность. По-прежнему на площадях буйствуют в полуобморочном состоянии Анпилов, Макашов, обвиняя в продажности, предательстве национальных интересов, в жидомасонстве Президента и правительство. И толпы пенсионно-люмпенизированной ориентации скандируют: "Долой! В отставку!" Почему именно пенсионеры, люди преклонного возраста столь непримиримы к реформаторам? Проще всего сказать - это самая социально незащищенная возрастная группа. На первых порах, подчеркнем, на первых, уровень пенсионного обеспечения был несопоставим со скоростью инфляционных процессов. Все это так. И тем не менее главной причиной их озлобленности является совсем иное. В нашем благословенном обществе старость живет не поступлениями от вложенного капитала, а сбережениями. Именно этих людей реформы ударили наотмашь, в одночасье превратив их денежные накопления, которые они так старательно скрывали, стыдясь показаться богатыми в обществе, где бедность являлась принципом классовой чистоты, - в пыль. Эпитет "богатый" в этом случае звучит достаточно смехотворно. Это ж надо себе представить, у него 20 тысяч рублей на книжке! Богатый человек! Он может купить сразу две автомашины!.. И вдруг некто Гайдар мгновенным инфляционным маневром лишил их всего. И никакие 40 процентов индексации вкладов уже ничего спасти не могут.

Казалось бы, размер пенсии внушительно меняется, а неприятие демократической власти не ослабевает. Вернуть симпатии пенсионеров возможно, лишь восстановив значительность их сбережений, а по сути, признав ненапрасность их нелегкой жизни. Что же касается идеологических догм, разрушение которых противно их слуху, то это питательная среда гнева пенсионного меньшинства, наиболее идеологизированной в прошлом, привилегированной партийной номенклатуры, из числа тех самых кадров, которые решают все. Они не приемлют никаких реформ. При любом раскладе это угасание коммунистической идеи. Сложилась ситуация, когда в подавляющем большинстве пенсионеры - постоянный актив правых сил. Для коммунистов, которые в данный момент не выбирают сотоварищей по блоку, а объединяются с теми, кто готов принять их союз (в данный момент они особенно дружны с национал-патриотами), эта разбуженная масса крайне политизированных и действительно обедневших, озлобленных людей, как бы она ни называлась: "Трудовая Россия", "Единство", - ведомая вперед осатаневшими Анпиловым, Макашовым, Скурлатовым, удобна. На их фоне партократические бизнесмены, вчерашняя кадровая надежда КПСС и РКП, будут выглядеть вполне пристойными либералами социалистического толка. Что особенно беспокоило КПСС стремительный рост популярности Ельцина и возможный союз между Горбачевым и Ельциным во имя разгрома КПСС.

Но был и второй вариант поведения Горбачева. Он объединяет свои силы с КПСС во имя превосходства над Ельциным. КПСС тоже устала бороться на два фронта: и против Горбачева, и против Ельцина. Путч подводил черту под Горбачевым, его политической и государственной карьерой, независимо от того, знал Горбачев о путче или не знал. Путч имел и другой резон. Он поднимал РКП и всю оппозицию внутри России против Ельцина, он объединял прокоммунистические национал-патриотические силы. Идея великой империи как бы возвращалась в старое обрамление: "Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь". Лучше ближе к Сталину, чем к Горбачеву и Ельцину.

Мы вернулись к разговору о путче не для того, чтобы вспомнить подробности августа, а чтобы точно очертить главную, итоговую мысль власть, её масштабы оказались неизмеримо больше возможностей демократических сил России. Назвав себя преемницей Союза, а не назвать было нельзя, России ничего не оставалось, как незамедлительно натянуть на себя все властозначимые одежды, и неоперившейся демократической власти было уже не до тактических и стратегических вариаций. Надо править громадной страной. Должен ходить транспорт, продаваться хлеб, работать водопровод, зажигаться свет в квартирах. Должны звонить телефоны, выдаваться пенсии. Жизнь продолжалась. И все это как бы помимо и вне реформ. А это невозможно вне громадного чиновного аппарата. Таким образом, о чистоте помыслов пришлось забыть уже в августе. И весь союзный и, отчасти, партийный аппарат, боровшийся против демократов, ненавидящий их, был вовлечен в процесс исполнения. Сознательно, собственными руками демократы ввели силы, боровшиеся против них, в коридоры власти. Вот почему так мучительно идут реформы.

Был ли выбор? Возможность маневра существовала до августа 1991 года, и силаевское правительство правомерно считать правительством коалиционным, но, будем справедливы, начать реформы это правительство не смогло. И не заставившие себя ждать отставки Явлинского и Федорова лишь подтвердили неестественность союза реформаторов и староаппаратных кадров в пределах одного правительственного кабинета. Но именно тогда бытовала формула о невыгодности взятия власти, одним из её авторов был Гавриил Попов. Идея, кстати, была не так наивна - окрепнуть в оппозиции, нарастить её ряды уже не в уличном варианте, а присутствуя значительно в депутатском корпусе, сформировать образцовый теневой кабинет и т. д. Правда, в этой ситуации не очень вырисовывался образ самой власти: судьба Ельцина, за которого боролись в момент избрания его Председателем Верховного Совета. Победа Ельцина на президентских выборах дала возможность с опережением заявить о демократическом правлении в России, хотя, по существу, его не было. Появление нескольких заметных политических фигур демократического вероисповедания есть признак демократии, но не её победа. Не брать власть было нельзя. Ельцин возглавил борьбу против ГКЧП, путч провалился. Значит, восторжествовали силы, победившие путч. Непримиримо против путча боролись прежде всего демократы. Их состояние было первично. Отсутствовал опыт власти, как, впрочем, и опыт демократии, культуры отношений. Демократы оказались заложниками своей победы. Всегда лучше немного какой-то власти, чем очень много никакой. Демократам пришлось работать именно по второму, неблагодарному сценарию. Такова плата за вынужденность победы. Когда мы, бичуя нынешнюю власть, говорим о чванстве, коррупции, невыполнении законов, указов, решений правительства, мы должны знать, что все эти беды хрестоматийны, они - плата за поспешность свершившегося. У демократии в России, в силу её кратковременности, не выработался иммунитет к профессиональным порокам власти. Своего навыка не родили, не выпестовали. Воспользовались уже сложившимся, противным по сущности, но умеющим исполнять, согласовывать, отказывать, ставить на учет. Иначе говоря, переваривать громадную массу людей, которые и есть народ, аттестующийся всевозможными справками, доверенностями, документами, записывающийся на прием, стоящий в очереди. У ворот власти непременно кто-то должен сидеть. Таких ворот миллион. Он, сидящий у ворот, ещё не сама власть. Он её атрибут, персонаж, и он сверхзначим потому, что именно он закрывает ворота в 19 часов и открывает их в 8 утра. Он может не пропустить, задержать. Вот эти самые, стоящие у врат, и есть главное зло, олицетворение губительного образа аппарата. Коммунисты понимали и не понимали, что, лишаясь власти чисто внешне (речь идет о персоналиях, проигравших на выборах, отстраненных в силу одиозности), они в целом, в скрытном варианте эту власть удерживают в руках. Они дважды выиграли. Власть называется демократической, и, находясь в её нутре пусть не на самых главных ступенях, их люди имеют неоспоримую возможность парализовать действия этой власти, а значит, дискредитировать её демократическую суть в глазах общества. Еще раз повторюсь - никакого демократического правления в России не было. Избранный всенародно Президент-демократ, бесспорно, с точки зрения либеральных принципов победил основательно, но условия, в каких он избран, и все, что случилось потом, лишь подтверждает вывод: у демократов был выбор оставаться в оппозиции и обеспечить себе сочувственное существование - либо подобрать власть, рухнувшую к ногам. Не возьми они её, а как было сказано, в спорах эта идея возникала не раз, и тотчас вырисовывается образ народа, который не простит. Ох уж этот народ, не прощающий, лишенный чувства благодарности. Горбачев и по сей день обижен на народ, который не оценил его. Увы, таков удел всех реформаторов: от слепого обожания к слепой ненависти. Пообещать легко - воплотить трудно. Не всегда один реформатор успевает сделать и то, и другое при жизни. Этот разрыв особенно характерен для России.