Сивилла - Флора Шрайбер

Когда Сивилла рассказала о том, как с ее точки зрения вы глядел период со второго по седьмое января 1958 года, проведенный в Филадельфии, доктор решила, что хорошо было бы выяснить у Пегги Энн и Пегги Лу, каков их взгляд на эту историю. Однако на данной стадии анализа было невозможно вызвать Пегги. Доктору оставалось только ожидать их спонтанного появления. Это произошло лишь через месяц.

Между тем Сивилла вернулась к занятиям. Но она продолжала жить в страхе из-за того, что могло случиться или даже случилось в Филадельфии. Она не принимала и не могла принять уверения доктора Уилбур в том, что эти существа внутри ее не способны на зло. С тех пор как начался анализ, они увозили ее не только в Филадельфию, но и в Элизабет, Трентон, Алтуну и даже в Сан-Франциско. Куда они отвозили ее до начала анализа, она зачастую просто не знала. Эти «другие» распоряжались ее кошельком, ее телом, действуя вопреки ее воле. О том, что натворили «другие», она всегда узнавала только после происшедшего. И всегда боялась, что произошло нечто гораздо более ужасное, чем рассказала ей доктор Уилбур.

Даже если «другие» не делали ничего плохого в юридическом или криминальном смысле, их действия постоянно вступали в противоречие с тем, что намеревалась предпринять Сивилла, заставляя ее изменять и перестраивать свои планы, — эти «другие» были победителями, выступавшими в свете прожектора ее отчаяния.

Затем, спустя месяц после возвращения Сивиллы из Филадельфии, настал день, когда доктор сказала:

— Я записала высказывания Пегги Лу и Пегги Энн на магнитофон. Когда вы услышите, чем они занимались в Филадельфии, вам станет значительно легче.

Доктор произнесла это как бы между прочим, сильно сомневаясь, что после всех упорных, настойчивых отказов слушать «других» Сивилла вдруг согласится. Основной проблемой было заставить ее просто послушать.

Зрачки Сивиллы расширились от страха.

— Итак? — спросила доктор.

Сивилла молчала.

— Это может стать поворотным пунктом всего анализа.

— Не понимаю, каким образом, — еле слышно ответила Сивилла: у нее сдавило горло.

— Лишь познакомившись с «другими», вы сможете заставить их стать частью себя, сделать их переживания своими переживаниями, их воспоминания — своими воспоминаниями.

— Я не хочу участвовать в этом. Доктор, зачем вы меня терзаете?

— Если бы речь шла о соматическом заболевании, — объяснила доктор, — вы бы не стали рвать рецепт на лекарство, способное помочь вам преодолеть кризис и выздороветь.

— Неуместная аналогия, — упрямо сказала Сивилла.

— Более уместная, чем вам кажется, — возразила доктор. — Эти иные «я» являются не вашей болезнью, а ее симптомами. Они завладевают вами, ошеломляют вас, мешают вашим намерениям и устремлениям. Только став ближе с «другими», вы сможете сделать шаг к более нормальной жизни.

На губах Сивиллы заиграла ироничная улыбка.

— Это звучит так просто, — заметила она, — но мы с вами знаем, доктор, что все совсем не так просто.

— Никто и не говорит, что просто, — ответила доктор. — Но я уверяю вас в том, что выздоровление станет гораздо более сложной задачей, если вы не согласитесь узнать — и принять — этих «других».

— Случай в Филадельфии доказал мне, что я никогда не поправлюсь, — мрачно произнесла Сивилла.

Она встала с кресла, подошла к окну и стала рассеянно смотреть в него.

— Сивилла, — окликнула ее доктор, — сопротивление не принесет вам пользы.

Сивилла повернулась к ней:

— Опять это неприятное слово.

— Все пациенты оказывают сопротивление, — заверила ее доктор.

— Но я не просто пациент, — ответила Сивилла, усмехнувшись. — Я — пациенты. — Ударение на последнем слоге прозвучало с пугающей интонацией. — По крайней мере, вы мне так говорите. И предполагается, что я буду слушать их и смиряться с тем фактом, что я урод.

— Сивилла, Сивилла, — возразила доктор, — вы искажаете истину. Эти «другие» являются частью вас самой. Личность любого из нас состоит из разных составляющих. Ненормальность вашей ситуации заключается не в наличии такого разделения, но в диссоциации, амнезии и в ужасных травмах, которые стали причиной возникновения «других».

— Какой-то эвфемизм, — печально ответила Сивилла. — Под «другими» вы имеете в виду других людей. Я не хочу знакомиться с ними. Зачем мне это?

— Я уже объясняла зачем, — настаивала доктор. — Объясню еще раз. Выслушивание их действительно принесет пользу. Это решающий шаг к выздоровлению.

Сивилла молчала, и доктор поняла, что задача оказалась еще труднее, чем представлялось.

— Рано или поздно это должно произойти, — вновь начала доктор. — Так почему не сейчас? В конце концов, вы дали мне разрешение вести звукозаписи. Они предназначены не только для меня.

— Я боюсь, — призналась Сивилла.

По ее телу пробежала дрожь.

— Прослушивание уменьшит ваши страхи.

— Да неужели то, что я послушаю, остановит мои выпадения из реальности? — с отчаянием вопросила Сивилла.

— В конечном итоге — да, — решительно ответила доктор. — Чем лучше вы будете узнавать другие «я», тем ближе мы подойдем к вашей интеграции в единое целое.

Сивилла упала в кресло и исподлобья посмотрела на доктора. Зрачки ее глаз расширились еще больше. Она вцепилась в кресло и, полностью осознавая возможные последствия своего решения, пробормотала:

— Хорошо, я согласна.

Доктор встала со стула, стоявшего у изголовья кушетки, сунула руку в ящик стола и, держа в одной руке бобину с лентой, а другую руку положив на магнитофон, взглянула на Сивиллу:

— Можно запустить эту ленту?

На миг повисло молчание. Потом Сивилла кивнула.

Доктор пощелкала клавишами магнитофона. Бобины закрутились. Сивилла, которая теперь сидела съежившись на краешке кушетки, думала: «Эти колеса катятся на меня».

Голос с ленты произнес: «Я услышала звон стекла в химической лаборатории. Это напомнило мне про Лулу и про блюдо для пикулей. Я просто должна была побежать к двери вместе с Сивиллой».

— Голос моей матери! — вскрикнула Сивилла. — Откуда вы раздобыли голос моей матери?

Она бросилась к окну. На мгновение доктору показалось, что Сивилла превратилась в Пегги Лу, но, когда голос с ленты произнес: «Я побежала к двери вместе с Сивиллой и пошла с ней к лифту», Сивилла повторила своим собственным голосом, без каких-то физических изменений, которые говорили бы о присутствии Пегги Лу:

— Это голос моей матери. Выключите его, я не выдержу. Вы сведете меня с ума. Я не готова.

Доктор выключила магнитофон. Сивилла отвернулась от окна, вновь уселась в кресло и уставилась в пространство.

— Это голос не вашей матери, — тихо сказала док тор. — Это голос Пегги Лу. Разрешите, я еще раз включу, чтобы вы удостоверились?

И хотя Сивилла ничего не ответила, доктор вновь привела ленту в движение.

Голос Пегги Лу произнес: «Я чувствовала, как Сивилла прижимает к себе нашу папку на молнии. Она сходила с ума, потому что лифт не приходил. Тогда выступила я. Это я вошла в лифт. Да, я!»

— Что все это значит? — в отчаянии спросила Сивилла. — Выключите эту штуковину. — Доктор послушно выключила магнитофон. — «Наша папка на молнии», — пробормотала Сивилла, начиная расхаживать по кабинету. — Она считает, что владеет имуществом наравне со мной. Ах, доктор Уилбур, доктор Уилбур, что же мне делать?

— Давайте просто послушаем, — предложила доктор, и бобины вновь стали вращаться, принося пугающие откровения вместе со словами Пегги Лу, льющимися в комнату.

«Я ушла из лаборатории, — говорила Пегги Лу, — потому что не хотела, чтобы меня ругали за то, что я разбила эту посудину. Я ее не разбивала. Но ведь я ничего не разбивала и тогда, когда Лулу сказала, что я это сделала. В тот раз меня наказали. Да, наказали. Это было нечестно».

— Выключите, выключите эту штуковину, — взмолилась Сивилла.

В наступившей тишине Сивилла, ошеломленная ощущением нереальности происходящего, стала тихо вспоминать:

— Я уже много лет и не думала об этом блюде для пикулей, а теперь вспомнила. Да, мать действительно наказала меня, хотя разбила его Лулу. Но откуда эта Пегги Лу знает про блюдо?

— Пегги Лу является частью вас. Она защищала вас от гнева, который вы ощущали в связи с несправедливым наказанием, — ответила доктор.

— Я не просила ее защищать меня. Я не хочу иметь с ней ничего общего, — резко сказала Сивилла.

— Сивилла, — предупредила доктор, — вы проявляете такое сопротивление, что это не принесет вам ничего хорошего.

— Опять это неприятное слово. — Сивилла попыталась улыбнуться, но без особого успеха.

— Именно из-за блюда для пикулей, — объяснила доктор Уилбур, — Пегги Лу носится с идеей битья стекол.

— Знаете, лучше бы она остановилась, — раздраженно ответила Сивилла. — Ведь за стекла, которые бьет Пегги Лу, приходится платить мне. Эта Пегги Лу мне не по карману.