Сивилла - Флора Шрайбер

— И мальчики тоже? — спросила Клара.

— Да, вы все, — ответила доктор.

— Что именно? — допытывалась Клара. — Пойти в церковь? Ведь завтра суббота.

— Нет, я не прошу вас идти в церковь, — решительно ответила доктор. — Просто поспите подольше, а потом скажите Сивилле, что причина, по которой она не может делать все то, что ей хотелось бы, состоит в том, что ей мешают осложнения, вызванные ее болезнью.

Клара, которая во время этого диалога продолжала расхаживать, резко остановилась.

— Но, доктор, — запротестовала она, — вы сказали Сивилле, что она сможет учиться, несмотря на болезнь, хотя анализ отнимает у нее массу времени.

— Да, — пояснила доктор, — я и в самом деле так говорила. Но это было до того, как я поняла, с каким количеством боли придется столкнуться. В то время я считала, что основной травмой было горе из-за смерти бабушки, что именно поэтому Сивилла диссоциировала в другие «я». И я думала, что рана все еще свежа, потому что Сивилла, отсутствовавшая два года, не имела возможности погоревать и наплакаться. Я не знала тогда, сколько других тяжелых переживаний выпало на ее долю и насколько сложны причины ее болезни.

— Знаете, — доверительно ответила Клара, — Сивилла беспокоится по поводу того, что потеряла несколько лет, и боится, что вы узнаете об этом.

— Это смешно, — удивленно возразила доктор. — Сивилла ведь знает, что мне известно о потерянных годах.

— Она продолжает оживлять прошлое, — сообщила Клара. — Она все еще думает, что ее мать как-то навредит ей. — Клара помолчала, потом добавила: — Я рада, что у меня никогда не было матери.

Доктор оставила последний комментарий без внимания, сказав только:

— Мы постараемся освободить Сивиллу от прошлого.

— Да, она хочет освободиться, — с готовностью подтвердила Клара. — Она хочет забыть обо всем и не сталкиваться ни с чем из прошлого.

— Ей придется столкнуться со всем этим для того, чтобы освободиться от него, — ответила доктор. — Но она способна это сделать. У нее есть упорство и есть смелость. Они есть у каждой из вас.

— Смелость? — саркастически переспросила Клара. — Она ни на что не способна. Она ни с чем не может справиться. И вы называете это смелостью?

— У нее большие способности, и она одарена во многих областях, — убежденно ответила доктор. — Когда мы разрушим стену гнева, она сможет реализовать себя.

Клара печально покачала головой:

— Нет такого инструмента, которым можно было бы это сделать.

— Мой инструмент способен сделать это, но при одном условии.

— Условии? — Клара была озадачена.

— Мы сможем обрушить эту стену, Клара, — твердо сказала доктор, — если вы все будете работать вместе со мной.

Клара посмотрела на нее с еще большим удивлением.

— Завтра, — продолжала доктор, — когда вы заговорите с Сивиллой о сегодняшнем сеансе, начните рассказывать ей о тех вещах, о которых вы знаете.

— О вещах? О каких? — неуверенно спросила Клара.

— О том, что вы знаете, чувствуете, помните… — терпеливо пояснила доктор.

— Я помню очень многое о церкви, — сообщила Клара. — Все происшествия в церкви Уиллоу-Корнерса стоят передо мной как наяву.

— Расскажите о них Сивилле.

— А что толку? — пожала плечами Клара. — Сивилла не умеет слушать. Понимаете, все дело в этой большой стене.

— Мы собираемся разрушить стену, — ответила доктор. — Все вместе, действуя дружно. — Доктор пристально взглянула на Клару. — Тогда Сивилла обретет способность делать то, чего вы хотели бы от нее. Она больше не будет мешать вашему ученью.

— Я все равно не хочу помогать ей, — упрямо ответила Клара. — Зачем мне это?

— Тогда почему бы вам не объединиться с остальными? — настаивала доктор Уилбур. — Вы сможете делать все, от чего получают удовольствие они. Вы можете заниматься этим вместе.

Клара встала и вновь начала расхаживать по кабинету. Потом она с кислой улыбкой обратилась к доктору.

— Вы в жизни не видели такого сборища индивидуалистов, — сказала она. — Все они хотят делать все по-своему.

— Попробуйте! — возобновила доктор свои уговоры.

Клара рассмеялась:

— Слышали бы вы, как мы ссоримся. А я их и сейчас ощущаю. Обе Пегги так просто кипят.

— Клара, послушайте. — Доктор подошла к пациентке. — То, о чем я прошу вас, нужно сделать ради вашего же блага. Ради всех вас. Я уже говорила об этом с некоторыми другими. Все вы должны работать вместе. Все вы должны попробовать установить контакт с Сивиллой. Это, Клара, единственный способ убедить Сивиллу поступать так, чтобы это не мешало вашей собственной самореализации. Неужели вы не понимаете, каковы ставки? Может, вы все-таки попытаетесь понять?

Комната наполнилась угрозой, когда Клара ответила:

— Сивилле не следует жить!

На следующий день в кабинете доктора Уилбур оказалась Нэнси Лу Энн Болдуин. Шум уличного движения казался Нэнси ужасным отзвуком взрывов, поскольку она жила на переднем краю страха.

— Я не люблю, когда что-то взрывается, — заметила Нэнси. — Всегда что-то взрывается. Когда ты маленький и мать бросает в тебя кубики, то это для тебя все равно что бомба; предметы бьют тебя, ты теряешься, у тебя начинает кружиться голова и вокруг появляются маленькие точечки. И шум, ужасный грохот, который хуже бомбы, когда ты маленький. Самое ужасное во всем этом то, что мать не умерла.

— Ваша мать похоронена в Канзас-Сити. Сейчас нет никаких взрывов, которые могли бы повредить вам. — Уверения доктора звучали как заклинание.

— Не понимаю, откуда вы это знаете, — запротестовала Нэнси. — Мать может быть похоронена в Канзас-Сити, но все равно взрываться в моем мозгу. Кроме того, я могла бы назвать много всяких других взрывов, и я не понимаю, как бы вам удалось предотвратить их. Вы не можете удержать газовую горелку или плиту от взрыва.

— В вашем доме нет газовой плиты. — Доктор пыталась успокоить страх Нэнси при помощи реалистических, практических замечаний.

Губы Нэнси дрогнули в короткой усмешке, и она дурашливо ответила:

— Ну, она, наверное, здорово пшикает, когда взрывается. — Страх вернулся к ней, и она добавила: — Но нельзя удержать от взрыва весь мир. Вот тогда пшикнет по-настоящему.

— Мир не собирается взрываться, Нэнси, — сказала доктор Уилбур.

— Зачем же тогда строят убежища по программе гражданской обороны? — тут же парировала Нэнси. — Почему везде видны знаки конца? Сатана разрушит этот мир, а Бог заново отстроит его, сделав совершенным, так что больше не будет греха. Во время последней войны — Армагеддона — все будет разрушено, как написано в Пророчествах.

— Это время еще не наступило. — Доктор Уилбур была полна решимости освободить Нэнси от ее навязчивых идей.

— Перед концом света, как учат нас Пророчества, — продолжала Нэнси, не обращая внимания на то, что ее прервали, — реки пересохнут и станут подобны крови. Пророчества говорят нам также, что перед концом к власти придут католики, которые будут контролировать правительство и сознание людей. На наших глазах происходит именно это. Каждый день мы читаем о загрязненных реках. Эти загрязнения и есть та «кровь», о которой говорят Пророчества. А поскольку долго без воды не проживешь, все мы умрем, как говорится в Пророчествах. Пророчество о католиках тоже сбылось. Католики начали давно — с постройки школ и колледжей. Но до тысяча девятьсот тридцать шестого или тридцать девятого года — я точно не знаю — они не могли сделать больше. Во всяком случае, они не могли сделать больше до тех пор, пока Ватикан не признали свободным государством с правом высказываться. И вот с этого времени католики стали более могущественными. Настанет время, доктор Уилбур, когда, если вы не будете почитать их священников, кардиналов и пап, вам будет житься, как евреям при нацистах. Католики собираются захватывать все больше и больше власти. И если бы у нас было хоть немного соображения, мы бы не позволили никакому католику баллотироваться в президенты. Если они доберутся до власти, то захватят контроль над образованием. Католический комиссар по образованию для них даже важнее, чем президент. Они знают, что, контролируя детей, смогут контролировать и родителей. Они не упустят ни единого шанса, чтобы поработить нас.

Нэнси тревожно металась по комнате. Обернувшись к доктору, она заявила:

— Я никогда не стану католичкой. Я никогда-никогда не буду делать то, что они мне прикажут, и я боюсь того, что они станут творить. Я не хочу, чтобы меня бросили в тюрьму. Но все равно не буду делать то, что они потребуют от меня.

Скрытые симптомы истерии вышли наружу. Мощное крещендо сильных эмоций заполнило небольшое помещение подобно звукам большого оркестра. Нэнси без сил упала на кушетку.

— Доктор, — она с трудом шевелила языком, — иногда я так боюсь всего этого, что мне хочется умереть прямо на месте.