Звездопад - Отиа Шалвович Иоселиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пора было садиться к столу, но Мака молчала.
«Если не приедет Гено, кто будет тамадой? Тамадой должен быть зять. Возможно, Тхавадзе умеет пить лучше его и может возглавить стол, но здесь не его место».
Во двор вынесли скамейки и стулья.
Гости разговаривали, собираясь группами, играли в нарды[7]. Сыну Антона Лежава кто-то приколол к пиджаку «хвост» из клочка газеты, и соседская девушка — косая Цабуния закатывалась от смеха, глядя на него. Тхавадзе сидел под грушей, на длинной дощатой скамейке. Он ни во что не играл и ни с кем не разговаривал. Для него не существовало никого, кроме единственной женщины.
Мака знала, что не должна жалеть его. Хотя тех, кого жалеют, не любят.
«Ну, что он сидит, как изгой, как отверженный. Здесь все его знают. Мог бы походить среди людей, поговорить, сыграть партию в нарды, в конце концов», — думала Мака.
В дверях показался Бичико. Мака сразу же обернулась к нему.
«С каких это пор меня волнует настроение Джумбера? Что мне за дело до него?»
— Пригнала столько народу, не заставляй теперь ждать! — бросил Бичико, проходя мимо сестры, и направился к гостям.
«Сейчас он пригласит их к столу. Все-таки не смог не доложиться. Не сумел возглавить всего. Но где тамада?..»
Она заглянула в подсобную комнату и, увидев там мать, велела ей переодеться. Потом поднялась наверх, к Мери. Когда она шла через веранду, навстречу ей выбежал Гоча и прижался к ее коленям.
Бичико предложил тамадой Тхавадзе.
Мака решила не садиться к столу. Теперь ее одинаково раздражали и брат, и невестка, и мать, и муж — все.
Заметив, в каком она настроении, Ольга хватила себя по щекам: рассеянная, сбитая с толку, теперь она совсем потерялась.
С той минуты, как рано, на рассвете, ее разбудили и к ней в комнату, прямо к ее постели привели неизвестно откуда взявшуюся невестку, именно невестку, а не невесту сына, она, как слепая поводырю, доверилась дочери и до сих пор не могла понять, во сне или наяву происходит все вокруг.
У пришедших на свадьбу беременной невесты и, кроме отсутствия Маки, которое могло быть истолковано по-всякому, было достаточно поводов для сплетен и упражнений в острословии.
— Гено не приехал… — пожаловалась Мака Марго.
— Приедет, моя радость, не волнуйся! Пойдем, Мака, пойдем к столу…
В эту минуту Марго совсем не думала о двоюродном брате. Ее мучало то, что если Мака не появится за свадебным столом, там возникнет неловкость, которую не удастся замять. Еще ее терзала тревога о своих близнецах, оставленных на попечение больной свекрови, но, кроме нее, с Мери не было никого из родни, и, разумеется, Марго не могла оставить бедняжку.
Мака встала, провела рукой по волосам и с шумом распахнула дверь из соседней комнаты. Все невольно обернулись к ней. Она подошла к столу и, удивленно разведя руками, спросила:
— Что же вы? До сих пор не выпили за жениха и невесту?
— Выпили!
— Поздравили!
— А как же!.. В первую очередь! — послышалось с разных концов стола.
— И так тихо, что я даже в соседней комнате ничего не расслышала? Ну-ка, подайте мне сосуд, из которого пил тамада!
— Подайте ей рог!
— Ай да молодчина, Мака! Так их! Чего куксятся!
Ей передали черный, полированный, без чеканки по ободку турий рог.
«Тхавадзе его принес. У нас никогда не было такого, и у соседей не помню. Больше пить не стану, но этот выпью до дна. Турий рог только на вид велик, а вмещается в него не так уж много…»
Вино застревало в горле, пилось с трудом, по все смотрели на нее, и отступать было поздно. Наконец она осушила его и, чтобы рассеять сомнительное молчание за столом, с улыбкой стряхнула рог об мизинец. Этот жест вызвал общий восторг.
— Вот это я понимаю!..
— Мака молодчина!..
— Знай наших!
Антон Лежава, к этому времени уже порядком подвыпивший, вскочил, оттолкнул стул, вскинул высоко свой стакан и торжественно объявил:
— Моя племянница Мака — настоящая Лежава! Что с того, что у нее отличный муж? Все равно по духу она Лежава!
За столом оживились, загалдели, повеселели. Мака опять оказалась в центре внимания.
Марго и вовсе растаяла от восторга.
— Ты не женщина, а солнце! — шептала она, стоя за спиной у Маки. — Царица Тамара ты, вот кто!..
Тхавадзе молчал.
«Мне станет жалко его, — подумала Мака. — Какого черта я выпила вина? Теперь мне станет его жалко. Всю жизнь он любит меня и никогда не сможет забыть».
Она встала. Вино давило на сердце. Ей было скверно, но она не ушла с балкона, а только позвала сына, игравшего во дворе около машины.
Услышав голос матери, Гоча послушно взбежал к ней. Мать подвела его к столу, посадила подле себя и объявила гостям:
— Пока приедет отец, Гоча заменит нам его.
— Да здравствует Гоча!
— Выпьем за Гено!
— Правильно, Мака! Правильно, золотко ты мое!
Мальчик сперва удивленно глазел на шумное застолье, потом пообвык. Начали говорить очередной тост, и его забыли. Он потянулся к торту. Не дотянувшись, опрокинул чью-то рюмку. Мать пришла ему на помощь, наложила сладостей в тарелку, наполнила лимонадом маленький стакан и поставила перед ним.
— Скоро придет папа, и я отпущу тебя! — шептала она сыну.
— Папа?
— Да, наш папа…
Мальчишка некоторое время посидел за столом, но потом вспомнил, что на дворе солнце, высокая трава, а в траве стоят две машины, сполз со стула и убежал.
Вскоре и Мака вышла во двор, к радости сына, посадила его в «Москвич» и попросила Нодара отвезти их в сельсовет.
«Плохо, что машина Нодара такая маленькая и старая», — подумала она, проезжая мимо свежевыкрашенной, сверкающей никелированными частями светло-коричневой «Победы».
Дежурный исполнитель указал им дом секретаря сельсовета. Секретарь — бойкая веселая женщина — наскоро переоделась и, прихватив книгу бракосочетаний, села к ним в машину.
К тому времени, когда они возвратились, за свадебным столом было сказано каких-нибудь три или четыре тоста.
Мака вызвала в соседнюю комнату двух свидетелей и жениха с невестой — там они и расписались.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Вечером Мака решила воспользоваться машиной Нодара и уехать. Она вдруг всполошилась. Незнакомое ранее желание — укрыться поскорее в своем доме — овладело ею, и она даже из вежливости не удерживала порядком подвыпивших гостей.
«У Марго дети без присмотра остались. Да и я хороша: забросила дом и работу.
