Эмансипированные женщины - Болеслав Прус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Пустое. Это актеры, они в городе поиграть хотят, показать комедию. Всем хочется жить, милая панночка... Пожалуйста, заходите, - говорила хозяйка, открывая дверь.
Мадзя остолбенела. Посредине комнаты она увидела молодую женщину, которая, закрыв глаза не первой чистоты платочком, заливалась слезами. Слезы всегда производили на Мадзю тяжелое впечатление, а на этот раз потрясли ее до глубины души. Она подумала, что эта плачущая женщина, наверно, очень несчастна, ей показалось даже, что она знает эту чужую женщину, что она как бы сродни ей и должна ее утешить.
Она подбежала к плачущей женщине и, схватив ее за руки, воскликнула:
- Что с вами? Что случилось?
Старая еврейка вышла в сени и закрыла дверь.
Незнакомка испугалась; но, увидев нежное личико Мадзи и полные слез серые глаза, успокоилась. Это была молодая худенькая блондинка с измятым лицом и голубыми глазами. Она посмотрела на Мадзю и ответила с наивной непосредственностью:
- Ах, у нас большая беда, сударыня! Мы хотели дать здесь концерт. Но, там, откуда мы приехали, Франек... то есть пан Ришард, вынужден был заложить виолончель, а здесь мы не можем достать фортепьяно.
- Да ведь фортепьяно есть в городе, - прервала ее Мадзя.
- Я знаю, час назад я даже побывала у пани заседательши и просила ее дать нам на время фортепьяно. Но она, - тут женщина снова заплакала, она... велела мне выйти вон.
- Заседательша? - в изумлении повторила Мадзя.
- Ах, какая она нехорошая женщина! Нищего и то нельзя выгонять из дому, не то что... - рыдая, говорила незнакомка. - Я еще сделала глупость и сгоряча рассказала все Франеку... пану Ришарду, который грозится разделаться с заседательшей. Если он скажет хоть слово, концерт, конечно, пропал, и я, право, не знаю, что мы будем тогда делать...
Мадзя обняла ее и усадила на ободранный диванчик.
- Успокойтесь, моя дорогая! - заговорила она. - Концерт состоится, непременно состоится! Я дам вам наше фортепьяно, папа устроит зал в монастырской трапезной, и все обойдется. Я Бжеская, дочь здешнего доктора, хочу открыть маленький пансион...
- А я Стелла, а зовут меня Марта Овсинская, - ответила незнакомка. - Я пою, а Фра... пан Ришард аккомпанирует мне на фортепьяно; потом он играет на виолончели, а я ему аккомпанирую. Дела наши плохи, раньше ему больше везло, он ведь знаменитый декламатор...
В эту минуту с шумом распахнулась дверь и вошел господин в темном потертом пальто и шейном платке. Когда он снял посреди комнаты шляпу с широчайшими полями, Мадзя увидела бледное лицо, черные глаза и темные волосы, которые пышными кудрями ниспадали на шейный платок.
Господин шел через комнату трагическим шагом, свысока глядя на Мадзю и играя грязной перчаткой. Наконец он остановился, поглядел на Стеллу пылающим взором и спросил сдавленным голосом:
- Qui est cette demoiselle?*
______________
* Что это за барышня? (франц.)
- Бедная учительница, - сказала Мадзя, сама не зная, откуда это пришло ей в голову.
- Что и говорить, вы очень кстати сюда попали, сударыня! - просипел господин.
Стелла вскочила с диванчика и торопливо сказала:
- Франек, это дочь здешнего доктора.
- Да? - небрежно бросил он.
- Она даст нам на время фортепьяно.
- О-о-о! - просипел господин.
- Она говорит, что нам удастся устроить концерт.
- А-а-а! - И он низко поклонился Мадзе, прижав руку к сердцу, как актер на сцене.
- Пан... пан Франтишек Копенштетер, - в крайнем смущении представила его певица.
- Собственно, Сатаниелло, - хрипло прервал ее господин. - Сатаниелло, пианист, виолончелист, преподаватель декламации и в свое время известный поэт...
Он еще раз поклонился, описав при этом ногой в воздухе полукруг, и, заметив, что Мадзя смотрит на него с удивлением, продолжал:
- Но вы, сударыня, не беспокойтесь, я умею быть добрым товарищем! В конце концов, - прибавил он со вздохом, - я никогда не был гордецом, ну, а теперь, когда мне приходится мыкаться по провинции... Провинция - это могила талантов. Я охрип, виолончель забрали евреи, все реже навещает меня вдохновенье... Ну, как, - вдруг обратился он к Стелле, - обед есть? Насмешка, ирония судьбы, а не обед! Три яйца на двух человек!
Увидев испуганное лицо Стеллы, Мадзя кивнула головой великому артисту, а его подруге шепотом сказала:
- Проводите меня, пожалуйста...
Когда они обе вышли в конюшню, она стала просить и молить Стеллу взять у нее рубль взаймы.
- Вы отдадите мне после концерта, - уговаривала она Стеллу.
Певица сперва смутилась, а потом согласилась взять деньги. А через каких-нибудь две минуты, когда Мадзя в поисках хозяйки постоялого двора снова прошла мимо двери актеров, она услышала в комнате веселый смех Стеллы и такой шум, точно пара кружилась там в вальсе.
"Они забавляются, как дети!" - подумала Мадзя.
Мадзя полагала, что ей уже много довелось пережить, но никогда еще она не испытывала такого волнения, как в эту минуту.
Неслыханное дело, кто бы мог поверить, что ей, Мадзе Бжеской, которую панна Говард называла иногда ребенком, что ей... предстоит заняться устройством концерта! Притом настоящего концерта настоящих артистов!
- Стелла и Сатаниелло! - прошептала Мадзя. - Забавные у них имена, но красивые. Она премиленькая, он вполне приличный мужчина, даже интересный. А как он на меня посмотрел!..
Она покраснела, то ли от быстрой ходьбы, то ли от воспоминания о том, "как он на нее посмотрел". Загадочно посмотрел, недаром его зовут Сатаниелло...
"Нет, не хотела бы я встретиться с ним в лесу", - подумала Мадзя, супя густые брови.
Она тоже была увлечена. Ей казалось, что весь городишко смотрит на нее, что она сама не просто бежит, нет, что через минуту она взовьется под облака, как этот вот голубок. Так она торопилась, так была захвачена важностью дела. Она, ничтожество, нуль, устраивает концерт двум беднякам и великим артистам, которым нечего есть; ее призвало провидение на этот подвиг, как некогда рыбарей и мытарей на проповедь евангелия.
Вернувшись домой, она влетела в кабинет к отцу. Доктор принимал больных и был очень удивлен, когда увидел, что Мадзя, с пылающим личиком, задержала очередного пациента.
- Что случилось? - с тревогой спросил он.
Мадзя вполголоса, торопливо и бессвязно начала рассказывать о Стелле, о Сатаниелло, о трапезной, фортепьяно, концерте, пане Круковском, матери и Ментлевиче. Прошло несколько минут, прежде чем доктор, поняв наконец в чем дело, начал задавать ей вопросы и узнал, что Мадзя хочет дать на время фортепьяно какому-то Сатаниелло и какой-то Стелле.
- Так попроси об этом маму.
- Ни за что, папа! Только вы можете сказать об этом маме. И вы должны помочь им с трапезной.
- Да на что же им трапезная?
- Я говорила вам, для концерта.
- Какого концерта? - в отчаянии спрашивал доктор.
- Да я же говорила вам, папочка, для концерта Стеллы и Сатаниелло! Они живут на старом постоялом дворе. Вот сходите к ним и сами увидите, как они бедны... Я вам говорю, папа, у них сегодня не было денег даже на обед. Но мне сейчас некогда, я иду к пану Круковскому.
Доктор схватился за голову.
- Да погоди же ты, сумасбродная девчонка!
- Честное слово, папочка, мне некогда, я еще должна поговорить с паном Ментлевичем и ужасно боюсь, как бы мама не узнала обо всем раньше времени, она запретит мне тогда...
Отец удержал ее за руку.
- Тра-та-та, тра-та-та... и мне некогда! - передразнил он дочь. - Нет, ты скажи мне, какие это парты ты заказываешь столяру?
- Видите ли, папочка, - сказала она, понизив голос, - мы с Фемцей хотим открыть здесь школу...
Доктор поднял брови и развел руками.
- Да на что же тебе школа? Есть дома нечего, что хочешь у других кусок хлеба отнять? - спросил он.
- Как так? - удивилась Мадзя. - Вы с мамой работаете, Здислав работает, а я буду бездельничать? Да я с тоски тут пропадаю, я просто в отчаянии оттого, что ничего не делаю.
- Да на что же тебе работа?
- Как на что? Разве я не самостоятельный человек, разве у меня нет никаких обязанностей, разве я не имею права служить обществу, не могу трудиться ради общего блага и прогресса, ради счастья молодых поколений и освобождения женщин от рабства?
Голос у нее задрожал, серые глаза наполнились слезами, и на душе у доктора от этого стало теплей. Он взял дочь двумя пальцами за подбородок, поцеловал ее и сказал:
- Ну-ну, будет тебе и фортепьяно, и трапезная, и школа, только не реви, ведь пациенты ждут... Ах ты, ты, эмансипированная!
Когда Мадзя услышала из уст отца слово "эмансипированная", словно кто двери перед нею настежь распахнул. Это слово в такую минуту приобрело для нее особенный смысл; но времени у Мадзи не было, и она не стала над ним задумываться. Она бросилась отцу на шею, поцеловала ему руки и тайком ускользнула в город, чтобы не встретиться с матерью.
Глава девятая
Деятельность Мадзи
Судьба благоприятствовала ей, послав тут же на площади Ментлевича.