Тучи над страной Солнца - Рава Лориана

Наконец, Старый Ягуар заговорил, и его голос прервал могильную тишину:

-- Зачем ты обидел нас, жестокий человек?Ты не хуже нас знаешь, что твои слова -- грязная ложь. Манко отнюдь не держал зла на своего покойного брата, и никогда не говорил о нём дурно. Что ты, чужестранец, можешь знать о том, что якобы таилось в его сердце? Но даже если там и была кое-какая обида на Атауальпу, всё равно он не стал бы мстить ни в чём не виноватому городу и его жителям. В дни моей молодости я видел Манко, когда он приезжал в едва начавший отстраиваться после войны Тумбес. Как он был непохож на тебя, каким достоинством и благородством веяло от него. Я рад, что нынешний Первый Инка многое унаследовал от своего деда, - старый Ягуар вздохнул, - видно, он и помыслить не мог, что ты, пользуясь его указом, посмеешь так грязно оскорбить его великого предка. Но обо всём, что случилось сегодня, он непременно узнает, и тогда он может отменить свой приказ. Пока же... я данной мне властью старейшины лишаю тебя права произносить публичные проповеди за нанесённое нам оскорбление. Пока твоя судьба не решена, можешь жить в нашем городе, тебя будут кормить, и никто не запрещает тебе разговаривать с жителями, но проповедей на площади больше не будет, и даже говорить с тобой, скорее всего, никто не захочет. Проповедуй камням и стенам, а мы больше не будем тебя слушать.

И Старый Ягуар развернулся, и ушёл. Народ на площади стал расходиться. Джон Бек, поняв, что потерпел самое сокрушительное фиаско, крикнул напоследок Инти:

-- Ну что, потомок Тиранов, казни меня, что тебе мешает.

Инти холодно ответил:

-- Я могу лишь повторить, что у нас карают не по произволу, а по закону. Бессудных расправ у нас не бывает. Обо всём, что случилось, я сам лично расскажу Первому Инке, и тогда решим, что с тобой делать. А сегодня было сказано достаточно.

Заря уходила с площади одной из последних. Краем глаза она проследила за выражением лица Джона Бека после столь громкого провала, пытаясь понять ход его мыслей. На лице проповедника по прежнему светилась презрительная улыбка, в которой как будто говорилось: "Глупцы, дурачьё, ну мы ещё посмотрим". На что рассчитывал Джон Бек? Для девушки было очевидно, что он, похоже, изначально не планировал привлечь большую аудиторию, иначе говорил бы по-другому. Вероятно, он хотел вычислить тех, кому его слова, так резко противоречившие всему, что было дорого для тавантисуйцев, западут в душу. Да, сегодня никто не поддержал его публично, но это не значит, что ни у кого ничего не шевельнулось в глубине души. По крайней мере, кого-то он мог озадачить. А поскольку публичных проповедей теперь не будет, то нужно будет следить за ним в частном порядке, а для этого нужно поддерживать знакомство. Учитывая, что общаться с ним будет мало желающих, то с этим, вроде, не должно быть проблем, вот только... если бы Заре предложили сейчас выбор -- общаться с Джоном Беком или разгрести голыми руками кучу дерьма, она бы без колебаний выбрала второе. С каким наслаждением этот негодяй был готов оплевать всё самое святое и чистое! Нет, не Манко, а он сам ненавидел умиравших от голода и жажды жителей Кито, да и вообще всех тавантисуйцев, хоть живых, хоть мёртвых.

Даже когда Джон Бек уже вошёл в свой дом, а Заря вернулась к себе, перед её глазами как назло стояла его презрительная и высокомерная улыбка. Наверное, вот с такими же улыбками белые люди когда-то посадили на цепь молодого Манко и его маленького сына, били их и всячески издевались над ними. Такие же христиане пытали, наверное, Тупака Амару и его товарищей... Честно говоря, Джона Бека ей теперь уже хотелось просто придушить.

Лишь на следующий день она успокоилась. В конце концов слова, какими бы гадкими и противными они не были, это всего лишь слова. А каково было самому Манко идти на поклон к испанцам? Гордый потомок Солнца был вынужден был притворно смириться, честный и прямодушный, он был вынужден лгать. Но увы, это был единственный способ спасти страну, а значит, он был ДОЛЖЕН пойти на это. Да, ради родины порой приходится идти не только на смерть, но даже и на унижение, а это для многих страшнее.

И всё-таки вести себя с Джоном Беком так, как будто ничего не случилось, Заря не смогла. Когда она в следующий раз увидела его в столовой, то подошла к нему и после приветствий спросила:

-- Всё-таки скажи, зачем ты оскорбил нас. Если ты изучал наши законы, то должен знать, что имя Великого Манко священно для нас, и что тому, что ты сказал про него, всё равно никто не поверит.

-- Во-первых, будучи христианином, я не могу не считать инков тиранами, а самым священным для человека должны быть Бог и Священное Писание.

-- Конечно, я понимаю, что Первый Инка не может быть для вас святыней, но я слышала, что даже у вас, христиан, почитают героев, спасших родину, а значит, и у вас клеветать на них сочли бы дурным делом. Так что вы тут можете понять нас.

-- Видишь ли, безбожная, языческая родина и родина христианская -- совсем не одно и то же, -- ответил Джон Бек, -- разница как между христианским мучеником за веру и языческим жертвоприношением.

-- И какая тут разница? -- спросила сбитая с толку девушка.

-- Христианский мученик жертвует собой добровольно и сознательно, а у языческой жертвы нет выбора. Так и у ваших людей не было выбора -- защищать эту страну, или выбрать себе другую.

-- Но как это можно -- выбрать себе другую Родину? Разве можно выбрать себе других отца и мать?!

-- А вот так -- если плохо тебе в твоей стране, то можно переехать в другую, и твоя родина не будет тебе в этом препятствовать. Впрочем, это долгий разговор, который требует более спокойной обстановки. Ты же не можешь сейчас бросить всё, и уйти, чтобы побеседовать со мной.

-- Что ж, мне и впрямь любопытно. Я попробую договориться, чтобы меня отпустили, -- сказав это, Заря уверенно направилась с грязной посудой на кухню.

Отпроситься днём само по себе не представляло проблемы, ибо большинство девушек имело ухажёров, с которыми хотелось бы погулять вечером, а Заре было всё равно когда дежурить. В крайнем случае Заря могла сказать Картофелине, что это нужно для её основной работы, и тогда бы её отпустили без разговоров. Но к этому последнему средству прибегать не понадобилось, обмен дежурствами прошёл без сучка и задоринки.

Заря, однако, не хотела, чтобы о её близком общении с подозрительным чужестранцем знал весь город, и потому попросила его для долгого разговора выйти с ним на природу. Джон Бек отнёсся к этому на удивление с пониманием.

-- Так вот, по поводу родины, -- сказал Заря, -- когда они вышли за городские ворота, -- Так, как рассуждаете вы, может рассуждать только человек, который не чувствует себя обязанным родной стране чем-либо. Возможно, для вас, белых людей, это естественно, так как в ваших странах о вашем воспитании и образовании заботятся исключительно ваши родители, которые, если у них есть деньги, платят учителям. Но наша родина вскармливает нас как ласковая мать, и потому логично, что когда мы вырастаем, мы должны отдавать все свои силы ей, а не какой-либо другой, чужой земле. А беглецов у нас не зря считают предателями. К тому же я не могу понять, как какая либо другая страна может нравится больше, чем та, где ты провёл детство и юность.

-- Однако Господь вывел избранный им народ из Египта и привёл в Землю Обетованную. Может случиться там, что люди достигают большего блага и лучше выполняют Божественный Замысел о своей судьбе не на родине.

-- Божественный замысел?

-- Да, мы, христиане, верим, что по поводу каждого человека у Господа есть некий замысел. Если судьба человека сложилась благополучно, значит, он угоден Господу.

-- А если нет? Значит ли это, что человеку изначально уготовано дурное, или он просто наказан за невыполнение того, что ему поручалось?

-- Сложно сказать, видимо, может быть и так, и так. Во всякому случае, человек должен пытаться изменить свою судьбу, в том числе и попытав счастья в чужих краях.

-- А может, вы просто не любите свою родину так, как любим мы свою? И потому не можете понять нас, как Дон Жуан не способен понять верного семьянина?

-- Ты знаешь о Доне Жуане?

-- Ну, слышала, что это был такой человек, который всю свою жизнь тратил на то, чтобы соблазнять женщин. Его порой приводят в пример того, до чего способна довести праздность.

-- Праздность есть результат отсутствия глубокой веры. Тот, кто много читал Библию, понимает, что жизнь надо провести в труде. Ведь единственный способ не грешить -- это заниматься делом, а не развлечениями.

-- Насчёт труда наши амаута говорят то же самое, однако мы не читаем вашего Священного Писания.

-- Но ведь нельзя сказать, что вы живёте праведно. По праздникам вы предаётесь безудержному веселью, носите не вполне скромную одежду, да и работаете вы не очень усердно.

-- Разве не усердно?

-- Ты просто не знаешь, как человек может выкладываться по полной. Ничего, я тебе со временем всё объясню.