Нищета. Часть первая - Луиза Мишель

— Да, да, в логове! — ничего не разобрав, заорали крестьяне. Большинство из них знало о республике только то, что при ней можно себе все позволить. Они видели в этом позднем отблеске Великой революции[83] лишь возврат к тем временам, когда делили земли аристократов. Вот почему перспектива проникнуть в дом, обитатели которого слыли богачами, весьма соблазняла всех носивших серые блузы. Они единодушно стояли за то, чтобы немедленно нагрянуть с обыском, и уже сорвались со своих мест, намереваясь бежать на Собачью улицу.

Мадозе, ринувшись к трибуне, остановил толпу. Престиж богача помог ему: люди, не желавшие внимать красноречивому Артона, замолкли, слушая выскочку.

Мадозе хотел явиться к маркизе, предварительно заручившись своего рода полномочиями, которые бы открыли перед ним двери таинственного дома на Собачьей.

— Граждане! — начал он. — Будучи кандидатом в депутаты, я собирался изложить вам свои взгляды, но лучше действовать, чем говорить. Сообщение гражданина Бурассу заставляет меня перейти к более важному вопросу. Пребывание в нашем городе претендента на престол — опасность, которую мы, безусловно, должны предотвратить. Но, граждане, чтобы захватить такую ценную дичь, надо не вспугнуть ее. Идти туда всем скопом было бы крайне неблагоразумно. Поручите мне разузнать прежде всего подноготную, и тогда мы приступим к делу.

— Браво, браво! Идите и возвращайтесь поскорее!

— Итак, вы уполномачиваете меня обследовать дом на Собачьей улице?

— Да, да!

— Нет! Нет! Мы пойдем сами! — орали крестьяне.

Однако большая часть собравшихся доверяла Мадозе, и последний при голосовании одержал верх.

— Берегитесь, чтобы эти аристократишки не обмишурили вас! — крикнул чей-то голос.

Мадозе лукаво и многозначительно ухмыльнулся.

— Еще до конца собрания вы сможете решить, что следует предпринять.

С этими словами он раскланялся и покинул зал.

— Ура, Мадозе! Да здравствует республика! Долой аристократов! Долой крыс! — таковы были возгласы, провожавшие его до дверей.

Выйдя на площадь, Артона стал прохаживаться под деревьями перед помещением клуба, вслушиваясь в яростные крики, доносившиеся из этой странной школы политической мудрости. Глаза его были влажны, сердце сжималось от тоски.

— Ну что, хватит с тебя? — спросил язвительный голос и чья-то рука опустилась на плечо бывшего председателя клуба. — Все люди безумны, черт меня побери!

— Да, дорогой Понт-Эстрад, вы правы, — ответил Артона. — К сожалению, толпа безрассудна и эгоистична; невежество ослепляет ее, не дает людям увидеть их подлинные, интересы. Но терпение! Дайте только свету знания проникнуть в эти темные умы, и тогда вы увидите, к каким результатам приведет всеобщее избирательное право!

— Несчастный! Твое так называемое «всеобщее» право (на самом деле крайне ограниченное, поскольку женщины его лишены) не что иное, как нож в руках упрямого и вдобавок слепого ребенка. Он использует это оружие против самого же себя, вот увидишь!

— Возможно. Но в принципе…

— Оставь меня в покое с твоими принципами! Ты меня заставляешь говорить о политике, как будто я принадлежу к числу охотников запускать руку в казну, или, подобно всем вам, верю (либо притворяюсь, что верю) в возможность улучшить человеческую породу не на научной основе, ас помощью вздорных теорий, выдуманных от начала до конца всякими фантазерами и утопистами… Все дело в фонарях[84], старина! — Внезапно он остановился. — Кстати о фонарях: на улицах Иссуара почти такая же темь, как и в мозгах большинства здешних обывателей. Скажи, как пройти на Собачью улицу?

При этом неожиданном вопросе Артона вздрогнул.

— Собачью? — повторил он. — Вы хотите пойти на Собачью улицу?

— Да, мне надо предупредить жителей одного дома, чтобы они были готовы к непрошеному визиту граждан из деревни. Они, по-видимому, не прочь выпить за здоровье Генриха Пятого, но только не за свой счет, а за счет тех, чье предполагаемое богатство и таинственный образ жизни возбудили жгучую зависть и свойственное всем провинциалам дурацкое любопытство; они хотят теперь во что бы то ни стало удовлетворить его.

— Как, они говорили об этом? — взволнованно спросил Артона. — Неужели они не оставят в покое этого несчастного?..

— Кого?

— Гюстава де Бергонна.

Последовало долгое молчание. Нечаянно проговорившись, Артона остановился, словно пригвожденный к месту, в то время как Понт-Эстрад, тоже очень взволнованный, ходил взад и вперед по площади. Барон явно попал в затруднительное положение. Наконец со свойственной ему решительностью он нашел выход.

— Черт побери! Я думаю, тебе следует немедленно предупредить Валентину и ее мужа.

— Предупредите их сами, господин де Понт-Эстрад. Ведь вы собирались их навестить.

— Да… Но я не знал, что… Кто бы мог предположить? Нет, Нет! Я не пойду… Нельзя же, явившись к друзьям прямо из Индии, сразу затеять разговор о глупости и злобе людей, которых они избегают! Ты должен пойти и сообщить им о моем приезде.

— Не могу, — произнес Артона сдавленным голосом. — Повторяю вам: я рассорился с Гюставом, рассорился не на жизнь, а на смерть. Все, что я могу сделать, — это защищать со своими друзьями их дом. До маркиза Бергонна доберутся лишь через мой труп.

— Успокойся, черт возьми! Что ты вспыхиваешь, как порох? Покуда нет особых причин тревожиться: гражданин Мадозе, этот хитрец, поддерживающий у вас равновесие между партиями, взял Бергоннов под свое покровительство. Повторяю, сейчас опасаться нечего. Пожалуйста, не волнуйся. Завтра я навещу наших друзей. Пока до свидания: вернусь в клуб узнать, что еще подкинет Мадозе этой своре.

Глава 6. «Спаситель»

Пока Понт-Эстрад и Артона обсуждали вопрос, который, казалось, в равной мере волновал их обоих, Мадозе стучался в дверь таинственного дома. Сначала, как было заведено у его осторожных обитателей, приоткрылось окошечко и показалось лицо старухи, державшей фонарь. Направив луч света на посетителя и узнав Мадозе, она отшатнулась, всем своим видом выразив крайнее удивление. Делец сказал:

— Да, да, Нанетта, это я! Не бойтесь, я пришел теперь не как враг. Поверьте, меня привела сюда весьма важная причина. Дело идет ни больше ни меньше, как о жизни ваших хозяев. Мне нужно немедленно поговорить с маркизой.

Так как Нанетта не отвечала и не торопилась открывать, он добавил зловещим тоном:

— Не забывайте, у нас республика!

Хотя Нанетту и пугало это слово, имевшее роковое значение для аристократии, которой старуха прослужила всю свою жизнь, все же инстинктивно она понимала, что сейчас опаснее тот, кто пришел с предупреждением. Поэтому Нанетта продолжала молча стоять перед дерзким посетителем, вытаращив глаза и растопырив руки. Видя нерешительность служанки, Мадозе протянул ей запечатанный конверт, очевидно приготовленный им на случай, если его откажутся впустить.