Мертвая зыбь - Лев Никулин

Власов перебирал эти облигации, он был глубоко тронут.

Иветта молчала и только смотрела на него нежно и грустно.

Все было по-старому в этой комнатке, где он бывал столько раз восемь лет назад. Те же фотографии: Дюваль в форме пехотинца, его родители и Иветта. И только на камине снимок в рамке - черноволосый моряк в форме помощника капитана коммерческого флота с двумя полосками на рукаве.

- Муж?

Иветта кивнула и отвернулась.

- Где он? В плавании?

Она не ответила.

- В Индокитае, - ответил за нее брат. - Ты, конечно, обедаешь у нас? Иветта, дай мне малютку и марш на кухню!

- Друзья мои... Как это ни грустно, но есть обстоятельства... Я уезжаю завтра, и, клянусь вам, я не могу долго оставаться у вас. Не надо меня ни о чем спрашивать.

- Понимаю, - подумав, сказал Жан. - Это хорошо с твоей стороны, что ты нашел время заглянуть к старым друзьям. Правда, Иветта?

Власов простился с Жаном. Иветта проводила его до станции метро. Они спустились к кассам. Шли молча. Перед тем как уйти, Власов обнял Иветту и пожелал ей счастливой жизни. Люди проходили не оглядываясь, они привыкли видеть в метро встречи и прощания влюбленных, но это было прощание навсегда.

Иветта поцеловала Андрея и быстро побежала к выходу. Он стоял неподвижно, пока еще слышался стук ее каблучков. Вздохнул и вышел на перрон. В вагоне немного пассажиров, подозрительных не было. На всякий случай, чтобы запутать след, Власов вышел на следующей станции, пропустил поезд, сделал две лишние пересадки, потом вышел на площади Оперы. Там он взял такси и поехал в гостиницу. Он размышлял о том, как себя держать при встрече с Марией Захарченко. Решил изображать сконфуженного подгулявшего провинциала.

В холле сидела Захарченко и делала вид, что углубилась в журнал. Он поздоровался, подошел немного ближе, чем следовало, так, чтобы она почувствовала запах вина.

- Где шлялись, сударь?

- Париж, понимаете, закружился.

Она посмотрела на него злыми глазами:

- Мы еще поговорим! Вы будете шляться по борделям, а мне вас покрывать!

"Поверила, - подумал Власов и успокоился. - Слежки не было".

В Москве он все рассказал Артузову. Тот нахмурился:

- Легкомысленно... Впрочем, все кончилось благополучно. А то, что за нас рабочий класс Франции, - это очень хорошо.

68

Вернувшись в ноябре 1926 года в Москву, Власов сообщил:

"Кутепов показал мне Николая Николаевича с целью доказать, что "великий князь не какая-нибудь развалина", как говорил мне сам Кутепов. Николай Николаевич выразился так: "Если бог и русский народ пожелают меня видеть у власти, я готов". В общем, разговор был бессодержательный и короткий. По желанию Кутепова я встретился с группой галлиполийцев. Общая численность всех этих групп 200-300 человек. Почти все шоферы. Остальные (несколько сот) работают на заводах. Держатся спаянно. Каждый месяц собрания по воинским частям, полкам, дивизиям. Присутствие на собраниях обязательно. Верят Кутепову. О жизни России знают мало. Их тянет в Россию, и это беспокоит Кутепова. Ненавидят французов, хозяев: "Сантимники", сами жрут, а мы плохо живем". Ненавидят Милюкова, Струве, Маклакова. Злобно говорят о Гучкове, Терещенко и Керенском. Кутепов уверил их в скором падении советской власти. Надеются на выступления изнутри. Срок выступления - год, полтора. После переворота намерены закрыть границы, не подпускать на пушечный выстрел всех спасавших свою шкуру за спиной белой армии. Будет крепкая монархическая власть. Галлиполийцы интересовались Красной Армией, ее бытом, крупными военспецами, одобряют террористические акты. Кутепов часто бывает у Николая Николаевича, посвящает его в план переброски наиболее нетерпеливых галлиполийцев в Россию, используя их как террористов. Двоих уже перебросили. Смущает материальный вопрос".

Мария Захарченко вернулась в Москву вместе с Власовым. В Париже, у Кутепова, она продолжала интриговать против Якушева и Потапова. Стауница она рекомендовала с лучшей стороны: "Настоящий человек, активный, энергичный, жаждет деятельности".

Она привезла личное письмо Кутепова Стауницу:

"...Много слышал о вас как о большом русском патриоте, который живет только мыслью, чтобы скорее вырвать нашу родину из рук недругов... Задуманный нами план считаю очень трудным. Для его выполнения следует подыскать людей (50-60 человек). Ваш Усов".

Речь шла о террористическом акте большого масштаба, который произвел бы ошеломляющее впечатление за рубежом и послужил бы сигналом к мятежу.

69

С осени 1926 года, как было условлено во время переговоров Кутепова с Якушевым, в Россию стали прибывать деятели эмиграции для участия в террористических актах. Прибыли офицеры Дроздовской дивизии Сусанин, Коринский, Андреев - все парижские шоферы из "Союза галлиполийцев". Приехали они с ведома "Треста". Поместили их в Ленинграде, чтобы изолировать от Марии Захарченко и Радкевича. Сусанин настаивал, чтобы ему поручили разведывательную работу. Этим типом пришлось заняться основательно. Его свели со Старовым. Самая внешность Старова - коренастый, хмурый, говорил так, что в его словах чувствовалась воля, упорство, производила впечатление. Старов превосходно разыгрывал роль убежденного контрреволюционера-монархиста. Сусанин доверился ему, рассказал, что работал в Сюртэ, парижской тайной полиции, и ему известно, что в советском учреждении в Париже работают тайные агенты Сюртэ.

Эти сведения были очень важными.

Сусанин со своей жаждой деятельности был опасен, но Коринский и Андреев проявляли вялость. Это устраивало "Трест". Кутепов хвастал, что у него есть свои люди в России.

Опаснее всего было настроение "племянницы". Возвратившись из Парижа, она заговорила о том, что Якушев ведет двойную игру. На квартире Стауница происходили долгие разговоры по поводу работы "Треста".

Мария Захарченко ходила из угла в угол, курила, содрогалась от нервного возбуждения. Стауниц слушал ее, мрачно уставившись в пол.

- Я тебе говорю: Якушев ведет двойную игру, для меня это ясно как день.

- Двойную игру? С кем же он связан? Неужели с ГПУ?

- С кем-нибудь из оппозиционеров!

- Он не так глуп, чтобы, создав "Трест", подчинить его Троцкому. Оппозиционеры его используют и вышвырнут. Вернее всего, он работает на себя. Он мыслит себя руководителем восстания, будущим премьер-министром, это вернее.

- Хорошо! Но почему же он медлит? Почему сдерживает наших людей?

- Ты опять о терроре?

- А ты разве против? - Она остановилась и, закусив губу, смотрела на Стауница неподвижным взглядом, в упор. В этом смертельно-бледном лице, в расширенных зрачках было что-то пугающее и гипнотическое, подавляющее волю человека. Стауниц понял, почему Гога Радкевич смотрел на нее преданными глазами верной собаки.

- Кто тебе сказал, что я против террора? О терроре мы поговорим после... Надо разобраться в Якушеве. Ты сама говорила, что он твердо верит в падение советской власти. Мне кажется, что он просто не считает нужным ускорять события, и знаешь почему? Потому что рассчитывает, что за это время сойдут на нет претендующие на власть эмигрантские зубры и "Трест" все возьмет в свои руки. С Кутеповым он думает сговориться, Якушев нужен Александру Павловичу для внешних сношений...

- А мы должны сидеть сложа руки? Нет, милый!

Она вдруг бросилась к нему и схватила за плечи:

- Ты что же? Его оправдываешь?

- Сумасшедшая! С какой стати? Я не из тех, кого устраивают бесконечные оттяжки. Ты, кажется, меня узнала. На кой черт я занимаюсь коммерческими комбинациями, превращаясь в нэпмана? Нужна мне моя контора на Болоте! Или игра в карты по ночам! Ну, коммерческие комбинации - куда ни шло. Ты, знаешь, это хорошо маскирует меня от ГПУ. Но, честно говоря, я просто не знаю, куда девать энергию! Что меня ждет, даже в случае удачи переворота? Якушев! Он - на коне! Он создал "Трест", он его душа.

- А ты?

- Я - за кулисами. Я ни на что не могу рассчитывать. Я не государственный деятель, самое большее, на что я могу надеяться, - это должность начальника тайной полиции, да и меня вытеснит старый полицейский волк Климович.

- Какая скромность! Если хочешь знать, ты должен руководить "Трестом", а не этот питерский чиновник Якушев. И я это говорю не потому, что ты мне по душе. Я умею оценивать людей, несмотря ни на что! Я спрашиваю тебя - ты против террора?

- Подожди... Представим себе, что покушения и диверсии не удались, не вызвали восстания. Всегда надо предвидеть неудачу, тем более что Гучков лгун и никаких газов нет. Скрыть участие "Треста" невозможно, чекисты перевернут все вверх дном и найдут ниточку, которая ведет к такой большой тайной организации. Это чудо, что мы до сих пор существуем. Тогда Якушев должен будет уйти в подполье, а ничего для ухода в подполье не подготовлено. Он это знает и потому против террора.

Она все еще шагала из угла в угол, потом остановилась. По телу ее прошла судорога. "Тигрица, - подумал Стауниц, - такая кого хочешь застрелит, не задумается".