Хроника смертельного лета - Юлия Терехова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она кивнула, и он увидел, как расцвело ее лицо от его теплых слов. И от прозвучавшей в его невнятном бормотании заботы. Пусть даже такой ничтожной и вымученной.
…Он выскочил на улицу. Стояла изматывающая жара, столбик термометра брал на абордаж отметку в тридцать пять градусов. Контраст с кондиционированным помещением был разительным. Он позвонил Катрин. Никто долго не брал трубку, но потом он услышал ее печальный голос.
– Это я.
– Серж? – она замолчала.
– Можно, я зайду к тебе? – решительно спросил Булгаков, с надеждой ожидая ответа.
– Нет, – отрезала Катрин, – я теперь никого не принимаю у себя.
Итак, она боялась. Боялась всех, и его в том числе. Он – никакое не исключение.
– Ты и Орлова не принимаешь? – спросил он с вызовом и проклял себя за него.
Она не ответила.
– Прости, – раскаяние в его голосе прозвучало искренним.
– Чего тебе, Серж? – холодно спросила она. – Я никого не хочу видеть.
– Может быть, все же сделаешь для меня исключение? – спросил он. – Мне необходимо с тобой увидеться. И если ты не хочешь, чтобы я пришел к тебе, давай встретимся на нейтральной территории. Я приглашаю тебя поужинать.
– Поужинать? – растерялась Катрин. – Почему поужинать? Ведь сейчас полдень.
– Тогда я приглашаю тебя на ланч, – сказал он как можно более бодро, хотя это стоило ему определенных усилий.
– Ланч… – протянула она. – Да, я есть хочу. Я давно не ела…
– Почему?! – воскликнул он.
– Не могу есть… Я несколько дней из дома не выходила.
– Я заеду за тобой через час, – заявил Булгаков и отключился, прежде чем она успела сказать «нет». Он уже открывал дверь машины – из салона его обдало таким жаром, словно он отодвинул печную заслонку. До руля было невозможно дотронуться.
По дороге Сергей заскочил в магазин и купил еды, которой могло бы ей хватить на неделю. Он заехал еще в одно место, по делу, которое отняло у него полчаса…
Катрин встретила его в дверях, жалкая и растерянная, сильно похудевшая, в нелепом ситцевом халатике.
– Ты почему не оделась? – сердито спросил Булгаков. – Пока ты будешь красоту наводить, действительно время ужинать подойдет.
– Мне не нужно наводить красоту, – покачала головой Катрин. – Сейчас натяну джинсы… Серж, пожалуйста, подожди меня внизу, – жалобно попросила она.
Даже в квартиру его не впустила. Сжав зубы, он сунул ей сумки и быстро сбежал по лестнице.
Он ждал ее в машине ровно пять минут. Она спустилась, как и обещала, в джинсах и длинной белой майке-алкоголичке, в пляжных шлепанцах… Каштановые волосы высоко зачесала в длинный хвост, спускавшийся до талии, а на лице – ни следа косметики. Даже губы не потрудилась накрасить, только темные очки на нос нацепила. Катрин сидела, прямо глядя перед собой, а он вел машину и думал о том, что выдернуть ее из этого состояния будет очень и очень сложно. Казалось, подле него – ледяная дева, без чувств и страстей, замороженная злой ведьмой.
Он привез ее в паб «Вильям Басс» в районе Полянки.
– Ты будешь пиво? – спросил он, предвидя ответ.
Разумеется, Катрин отказалась. Она вытянула перед собой руки, подняла очки на лоб – ее глаза были темны и равнодушны.
Он сделал заказ и подождав, пока официант отойдет подальше, накрыл ее ладонь своей. Это нежное и мягкое движение вызвало у нее совершенно бешеную реакцию. Ее затрясло, она резко отдернула руку и отшатнулась от него.
– Прошу тебя, – с видимой неприязнью поморщилась она, – не трогай меня. Что тебе надо? Что вам всем от меня надо?!
Булгаков возмутился. Да как она смеет так с ним разговаривать?
– Кому это – всем? – еле сдерживая гнев, поинтересовался он.
– Всем, – мертвым голосом повторила Катрин. Несколько мгновений он пытался унять огненную волну в груди. Наконец, ему это удалось, и Булгаков решил все же кое-что для себя прояснить, хотя разговор явно не клеился.
– Предположим, я могу понять, что от тебя чего-то хочет Орлов… Хотя с ним я разобрался – вроде бы, – раздраженно произнес он. – Но кого ты имеешь в виду, говоря «вы»?
Ее плечи нервно дернулись, и она повела рукой, словно отгораживаясь от неприятных воспоминаний. Официант поставил перед ней тарелку и налил в бокалы минеральную воду. Катрин сделала несколько жадных глотков.
– Ешь, – твердо сказал Сергей и вложил вилку ей в руку. Он коснулся ее пальцев, холодных, как лед, несмотря на убийственную жару. – Ешь, – повторил он.
Катрин стала медленно, без аппетита, жевать пищу.
– Я хотел поговорить с тобой, – превозмогая себя, начал Сергей, – но теперь не уверен, что и начинать следует.
– Тебе пора приступать к делу, – сухо произнесла она, – у меня нет желания сидеть здесь до бесконечности.
– Хорошо, – кивнул он, стараясь не показывать, насколько он уязвлен ее пренебрежением. – Я прошу тебя позволить мне позаботиться о твоей безопасности…
Не дав ему закончить, Катрин с грохотом швырнула вилку.
– По какому праву ты лезешь в мои дела? – воскликнула она, но заметив, что посетители паба поворачиваются в ее сторону, понизила голос: – Оставь меня в покое, слышишь?
– Уверен, ты прекрасно понимаешь опасность, которая тебе угрожает, хотя, может, и недооцениваешь, – он ощутил, как дергается его правая щека. – Не можешь не понимать – ты же не дура, – он еле мог заставить себя говорить с ней. – Но принять помощь ниже твоего достоинства. Или ты не принимаешь ее исключительно от меня? Скажи, я один у тебя в такой немилости? Или все на свете, включая Орлова?
Он был вынужден замолчать, увидев, как исказилось ее бледное лицо.
– Прости, – тряхнул он головой, словно отгоняя гадкие мысли, – я хотел сказать, что самой тебе трудно оценить…
– Зато ты все оценил, – с гневом констатировала Катрин. Ее темные глаза смотрели негодующе и упрямо. – Ты все оценил и решил, что здесь есть чем поживиться?
– Ты не сумеешь оскорбить меня, – глухо сказал Сергей. – Я не слышу, что ты говоришь. И я не дам тебе увязнуть в этом кошмаре.
Катрин посмотрела на него озадаченно. Воспользовавшись паузой, он вынул из кармана шорт нечто величиной с сигаретную коробку и положил на стол.
– Это тебе, – проговорил он твердо. Она не смогла выдержать его взгляда и потупилась.
– Что это? – тихо спросила она.
– Guardian. Устройство личной безопасности. Носится на руке, как часы. Вот пятизначный код активации, но никому его больше не сообщай. Даже Орлову. Кроме тебя, код знаю только я. В устройство вмонтирован передатчик, соединенный с моим мобильным номером. Я сразу получу сигнал, – он положил перед ней бумажку, – запомни код прямо сейчас.
– Зачем? – Она явно растерялась. – Зачем все это? Чем ты сможешь мне помочь, если даже вдруг что-то случится? Ну, поступит сигнал тебе на телефон – дальше-то что?
– Guardian настроен на GPS. Через три минуты после введения кода к тебе прибудет наряд милиции, где бы ты ни была в пределах Москвы. Кроме этого, теперь ты можешь в любую минуту со мной связаться. Будь уверена, я буду его брать с собой даже в туалет. Дай мне знать при малейшей угрозе, и я брошу все.
– А в операционную? – усмехнулась Катрин, глядя, как он открывает коробку.
– Туда ты тоже будешь ходить с телефоном? И что потом? Бросишь больного на операционном столе?
– Нет, не брошу. И в операционную брать подобные девайсы нельзя. Но в мире, знаешь ли, нет ничего совершенного.
Катрин не отрывала взгляда от его светловолосого затылка, пока Сергей надевал ей на руку металлический браслет.
– Прости меня, – вырвалось у нее, – я веду себя, как последняя дрянь. Ты прав – мне страшно, и этот страх лишает меня разума. Со мной что-то происходит – я словно в вакууме, а за пределами этого вакуума – боль и ужас. Прости меня.
– Не надо извиняться, – Булгаков помрачнел. – Мог бы я рассчитывать получить вразумительный ответ на один вопрос?
– Я знаю, что ты хочешь спросить, – грустно уронила Катрин и добавила: – Говорить об этом невыносимо для меня. Думаю, для тебя тоже.
– И все же, – настаивал он. – Кого ты подразумевала под «всеми нами»?
– Серж, – взмолилась она, – не мучай меня! Человек, которого я на протяжении многих лет считала другом, приходит и унижает меня жестоко и бессмысленно! И ты думаешь, почему он это делает?..
– Довольно, – перебил ее Булгаков. – Кто он? Рыков?
– Мигель! – она закрыла руками пылающее от стыда лицо.
Катрин не стала рассказывать Сергею все в подробностях. Она только плакала, и эти слезы красноречивее слов свидетельствовали об унизительных воспоминаниях, терзавших ее.
– Он говорил мне страшные вещи и обвинял во всех смертных грехах, словно я вавилонская блудница, не меньше…
– Ублюдок, – вне себя рявкнул Булгаков, – он приставал к тебе?
Катрин мотнула головой:
– Нет. Не приставал. Но то, как все это происходило – не менее отвратительно, чем если б он…