Секретный фарватер - Леонид Платов

Непонятная цифра «семь» означала бы тогда номер дома, только и всего. Возможно, что там, в ожидании своего «последнего пассажира», жили офицеры и матросы «Летучего Голландца», разумеется, сохраняя строжайшее инкогнито. А сама подлодка была спрятана в надежном месте, где-то в гавани.

Если дом № 7 на Фридхофштрассе уцелел и в нем сохранились следы пребывания Цвишена и его людей, то он стал бы важным «перевалочным пунктом» на пути к Винете.

С помощью Селиванова Виктория поспешила раздобыть несколько, разного масштаба, карт Пиллау и углубилась в их изучение. В старом городе были улицы: Церковная, Колокольная, Башенная, Могильщиков и даже Первого Причастия. Однако на всех картах, как ни странно, Кладбищенская улица отсутствовала.

Виктория покосилась на голубое пятно залива рядом с городом. Да, множество бухт, заливчиков, вероятно, заросших камышом, в общем самых разнообразных укромных уголков! И все же Борис в день штурма прорывался не к заливу, а к гавани!

Виктории пришло на ум, что полезно было бы восстановить на карте его путь.

Здесь Борис высадился на берег с командой затонувшего катера. Повернул налево, пробился с боем по косе к каналу. Потом переправился через него вплавь и, перебегая дворами, быстро продвигался вдоль набережной.

Отметив двор почты крестиком, Виктория с помощью линейки протянула пунктирную линию дальше. Как и следовало ожидать, та пересекла гавань и уперлась в море.

Можно надеяться, что где-то на этой линии — искомая Винета. Придется удовольствоваться пока такой не очень надежной «прокладкой курса».

Да, вот еще что! Ластиков рассказывал, что, проверяя себя, капитан-лейтенант выглянул на мгновение из-под арки ворот, будто ища над крышами домов известный ему ориентир. И он увидел его, потому что, обернувшись к своим матросам, широко, удовлетворенно улыбнулся. Но так и не успел ничего сказать — почти сразу же был смертельно ранен…

Что это за ориентир? Маяк? Нет. Маяк оставался в стороне.

Стараясь с пунктуальной точностью повторить всё, что делал Борис в Пиллау, Виктория пришла на двор почты и долго вглядывалась из-под арки в окружающие руины. Ориентиром для Бориса мог служить шпиль на крыше вон того высоченного красного дома, который чудом каким-то устоял среди всеобщего разрушения.

К предполагаемому ориентиру вела улица, обсаженная дубами. Деревья были обезглавлены. Залпом начисто снесло их кроны. Остались только почерневшие, будто сбрызнутые дегтем стволы.

Дом со шпилем одиноко стоял посреди пустыря. Чуть поодаль белела стена, пялясь на Викторию пустыми глазницами окон. Со стены свешивался огромный желтый якорь. Сверясь с картой, Виктория поняла: это вывеска излюбленного моряками ресторана «Цум гольденен Анкер»[42]. А еще дальше торчали прямо из земли покосившиеся мачты и трубы. Там был канал с ковшами, куда ставили на ремонт суда небольшого тоннажа. Сейчас все они лежали на грунте.

Сверху Викторию позвал скрипучий резкий голос. Она подняла голову. На шпиле сидел золотой петушок. В крыше дома зияло круглое отверстие от снаряда, но петушок был по-прежнему бодр и деятелен и продолжал себе качаться на своем насесте, откликаясь скрипом на каждый порыв ветра.

Флюгер этот не умолкал, наверное, почти никогда — ветры редко стихают в здешних местах. И сейчас он вертелся, как одержимый, трещал, лязгал, будто силился подсказать, втолковать Виктории что-то очень важное.

Ему-то, конечно, хорошо, петушку! Оттуда, со шпиля, вся гавань, как на ладони. Одним взглядом он может окинуть это печальное кладбище кораблей.

Кладбище?..

Но вот же оно, это недостающее слово, так долго ускользавшее! Кораблей, кораблей! Ну, конечно, кладбище кораблей! В записке Цвишена стояло: «кладбище кораблей»!

Виктория медленно призвала себя к спокойствию и рассудительности. Рано ликовать!

Ведь вся гавань, по существу, представляет собой кладбище кораблей. Попробуй-ка в этой куче металлолома подлодку Цвишена.

Но тут-то и должна помочь цифра «семь».

До штурма Пиллау гавань его, несомненно, выглядела по-другому. Между тем уже тогда было в ней место, которое Цвишен, с полным на то основанием, обозначил как кладбище кораблей. Надо думать, речь шла о затоне-ковше (под номером 7!), куда стаскивали непригодные к плаванью, безнадежно покалеченные в бою посудины.

Погруженная в раздумье Виктория шла вдоль канала. По ту сторону его вытянулась шеренга розовых домов, которые случайно пощадил смерч разрушения. Красные черепичные крыши отражались в светлой глади. Пейзаж был задумчивый, мирный, совсем как на картинах голландских художников. Засмотревшись на дома, Виктория споткнулась о какой-то кабель. Ее тотчас же окликнули, на этот раз снизу.

— Эй! Осторожней, девушка!

На дне канала лежал притопленный буксир. Над водой торчали только часть надпалубной надстройки, труба и медный свисток, сверкавший в лучах заходящего солнца. Рядом покачивался бот с водолазным снаряжением. Три матроса приводили его в порядок, закончив работу.

Они выпрямились, как по команде, и, подняв, почти молитвенно, красные, улыбающиеся лица, откровенно залюбовались снизу Викторией, точнее, стройными ее ногами в туго натянутых чулках.

— Не повредили бы вы себе ножки, товарищ лейтенант! — медовым голосом сказал один из матросов. (Виктория была майором, но, не видя погон, он титуловал ее наугад.) — Зализяк этих тут, проволоки всякой колючей! А такие ножки, я считаю, даже у нас на Краснознаменном Балтийском — редкость. Правильно я говорю? — обернулся он к товарищам.

— Правильно! — грохнули те в ответ.

И как ни занята, ни озабочена была Виктория, все же она усмехнулась этому бесхитростному коллективному комплименту.

— А мне как раз туда, где зализяк больше всего, — сказала Виктория. — Ковш номер семь. Знаете о таком?

— До седьмого руки у нас еще не дошли, товарищ лейтенант. Пока третий расчищаем. И, говорят, заминировано там. Сначала, значит, саперов туда, а за ними уж и мы.

Заминировано? Вот как!

— Идти всё прямо к ковшу?

— До узкоколейки. Не пересекайте ее, сверните по ней налево. Метрах в пятидесяти упретесь в шлагбаум, а дальше увидите этот самый ковш. Обнесен колючей проволокой. И сеть маскировочная висит над ним…

Шлагбаум! Маскировочная сеть!

Водолазы с удивлением переглянулись в своем боте. Не дослушав, лейтенант со стройными ножками круто повернулась и быстро пошла, почти побежала в обратном направлении.

Виктория вспомнила о субординации, то есть о капитане второго ранга Селиванове!

Селиванов, надо ему отдать должное, не колебался и не упрямился. Интересы дела были важнее мелочного самолюбия, и сообщение Виктории не могло не обрадовать его.

Позвонив командиру порта, он попросил немедленно выслать охрану к ковшу № 7 и оцепить его. К сожалению, темнело по-осеннему рано, поэтому разминирование и осмотр ковша решили отложить до утра.

Телеграммой доложено было в Москву о том, что Винета — предположительно —  найдена. Ответ не замедлил: «Вылетаю. Рышков».

Селиванов и Виктория встретили свое начальство на аэродроме. Оказалось, что с адмиралом прилетел и Грибов.

— Значит, все-таки удалось? — сказал он, пожимая Виктории руку.

— Моей заслуги здесь нет. Я шла за Борисом след в след.

— Поздравляю от всей души.

— Рано еще поздравлять, Николай Дмитриевич. А вдруг это не Винета? Волнуюсь ужасно…

Саперы уже вынули взрывчатку из каменных стен ковша, когда к нему подъехали на машинах Рышков, Грибов, Селиванов, Виктория, командир порта и еще несколько офицеров.

Ковш выглядел уныло, как лес в ноябре.

Торчащие вертикально или в наклонном положении мачты напоминали деревья, лишенные листвы. Иллюзию дополняла маскировочная сеть, которая была натянута над мачтами. Она была похожа на осеннюю дымку или легкий сероватый туман, запутавшийся между стволами деревьев.

Под сетью, покорно ожидая своей участи, жалось друг к другу около десятка кораблей: две баржи, речной пассажирский пароходик, три буксира, несколько щитов-мишеней. К стенке привалился бортом небольшой танкер с развороченной кормой.

Видимо, немцы стаскивали сюда эти корабли, готовясь отправить их на слом. Но не успели. Помешало наступление наших войск.

— Но почему ковш не подорван?

— Что-то помешало. Подвела хваленая немецкая аккуратность.

Сеть, натянутая над мачтами, была разорвана во многих местах, кое-где провисала до самой воды. Потревоженные чайки с бранчливыми криками носились над нею.

— Меня давно удивляла эта сеть, — сказал командир порта. — Помните, немцы в шхерах прятались под рыбачьими сетями от авиации? Развесят у берега, будто для просушки, и ставят под них свои катера или подлодки. «Но здесь что прятать? — думал я. — Какой летчик позарился бы на такой хлам?»