Наследник - Марк Арен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Было столкновение?
– Не думаю. Скорее всего, швартовка. Георгу проломили голову, а тело положили так, будто он ударился виском о стойку леера.
– Но я слышал, что на стойке нашли его кровь.
– Да. Нашли. Но никто не смог объяснить, откуда она взялась там на стойке. Кровь не могла брызнуть из раны в момент удара. Она потекла, когда он уже лежал на палубе. Так решили эксперты.
– Значит, убийство?
– А ты сомневался?
Михаил застегнул сумку и встал, накинув ее ремень на плечо.
– Я отойду недалеко. Если замечу чужих, вернусь на берег.
– Подожди. Ты помнишь лицо парня, которого убил в Париже?
– Я убил, чтобы не убили меня, – сухо ответил Михаил. – И не желаю больше говорить об этом.
– Ты правильно сделал. Но лицо его помнишь? – Андрей откатился на своем кресле к компьютерному столу и коснулся клавиатуры. – Это он?
На мониторе, сменяя одна другую, появлялись фотографии одного из тех двоих, кто снились Михаилу, пока он не сходил исповедаться в церковь. Грех убийства остается грехом, чем бы ты его ни оправдывал.
Ему уже пришлось когда-то через это пройти. В Косово, вывозя семью сербской учительницы, он попал в засаду. Проводника сразу же убили. Михаил взял его автомат и остался жив. Потому что убил тех, кто хотел его смерти.
Но тогда была война, и он по несколько раз на дню сталкивался со смертью в самых тягостных ее проявлениях. Он оттаскивал разлагающиеся трупы с дороги, чтобы проехать. Хоронил друзей. Участвовал в обмене убитыми. Вот и самому пришлось кого-то отправить в траурный список. Там это было в порядке вещей.
Но убить человека накануне Пасхи… И не одного, двоих…
Конечно, он запомнил их лица. Когда с трупов сняли маски…
– Тот самый, – сказал Михаил. – Установили личность?
– Пока еще нет. Эти снимки я получил по нашим каналам. У нас его зовут «филиппинцем», потому что он впервые попал в поле зрения во время манильских событий. Помнишь студенческие волнения, перешедшие в восстание? А этот стрелял с крыши посольства. Сначала в полицейских, потом в студентов, из трех разных винтовок.
– Как вы об этом узнали?
– Он был не один. Но это неважно. Важно, что против тебя работал «специальный оператор». Гордись, нас уважают.
Михаил опустил сумку на пол и сел в кресло напротив Андрея.
– Не пойму, к чему ты клонишь. Меня хотели убить? Эка невидаль! Да всю нашу семью хотят убить уже сто лет! И убивают! И что теперь? «Специального оператора» уже, как я понимаю, кремировали, и прах развеяли. Его напарника зарыли в тот же день, до заката. Вторую такую парочку наспех не соберешь. Так чего же мне опасаться?
Андрей молча указал пальцем на один из мониторов. Там на фоне мерцающей синевы моря белел силуэт прогулочного катера.
– Они появились ночью. Легли в дрейф. Выставили удилища. Но ни разу не сменили наживку.
– Спят, – предположил Михаил. – Пьянствуют. Занимаются любовью. Мало ли зачем люди отправляются в море?
Андрей кивнул.
– Не спорю. Теперь вернемся к тому, с чего начал. Зачем Катя не взяла с собой телефон?
– Могла и забыть. – Михаил потер лоб. – Когда я иду в церковь, то его выключаю. Она, наверное, тоже. И потом зачем там мобильник? Он не работает в пещерах.
– Вот именно. А от нас сигнал проходит, верно?
– Ты о чем?
– О том, что мобильник можно использовать как радиомаяк.
– Паранойя. Катя оставила телефон здесь, потому что в пещерах он бесполезен. Ей могут позвонить отец или сестра, и я бы ответил…
– Тот, кто определит наши координаты по ее мобильнику, не станет звонить, – сказал Андрей. – Он придет без звонка.
– Паранойя.
– Я знаю, что говорю. Катер – это корректировщик. Маяк установлен. Думаю, к полудню, когда мы сядем за стол, на горизонте появится самолет. Или вертолет. И к нам в окно залетит ракета.
– Я ошибся, – спокойно сказал Михаил, – у тебя не паранойя. У тебя запущенная паранойя.
Рация в жилете Андрея заморгала красным. Он поднес ее к уху.
– Понял тебя, вертолет с юго-запада. – Андрей улыбнулся Михаилу: – Я тоже ошибся. Они не стали дожидаться обеда.
– Но вертолет… Они тут постоянно летают!
– Конечно, летают. И катера постоянно тут ходят. И телефоны люди забывают в чужих домах. Правда, я перенес Катин мобильник в другое место. Подальше. И знаешь почему? Потому что не люблю, когда во время обеда ко мне в окна влетают ракеты. И вообще на взрывы предпочитаю смотреть издалека. Пойдем посмотрим?
Они вышли во двор и встали в тени старой акации. Звук вертолета приближался, но пока было не ясно, с какой стороны, ибо его рокот эхом отражался от скал. Но вот за стрекотом мотора стал различим свист лопастей, и тут же из-за вершины показалась сверкающая капля вертолета. Яркий оранжевый «Робинсон», поблескивая выпуклыми стеклами, пронесся над островом.
Андрей схватил Михаила за локоть:
– Смотри!
От вертолета отделился какой-то предмет. У Михаила предательски засосало под ложечкой. Пролетев по дуге, он вдруг превратился в пестрое облачко. Донесся хлопок. И все небо над островом расцвело сотнями разноцветных парашютиков!
Несколько таких «одуванчиков» опустились во двор, один – прямо под ноги Андрею. Он поднял его и прочитал: «Голосуйте за партию либертинцев. Наш номер – 69».
Михаил расхохотался, хлопнув себя по колену. А Андрей невозмутимо смотрел вслед вертолету, который уходил к соседним островам.
Ближе к полудню Михаил спустился к монастырским пещерам, чтобы встретить там Катю. Он думал, что она уже вышла наружу, и рассчитывал встретить ее на тропинке, петляющей между скал. Но встретил не ее, а одну из монахинь. Он прежде не видел ее и удивился, когда она к нему обратилась.
– Михаил Федорович, а я к вам, – сказала она по-русски. – Вы не ждите Катю сегодня.
– Что случилось?
– Ничего страшного. У нее кризис. Она хочет пережить его в спокойном месте, вдали от дома. Ей нужно время, чтобы вернуть душе мир.
– Простите… – Михаил оперся рукой о замшелую скалу, вдруг ощутив смертельную усталость. – Она осталась в монастыре?
– Она попросила об этом. У матушки Серафимы не нашлось причин для отказа. Но вы не волнуйтесь. К нам многие приходят на какое-то время. Мы принимаем паломниц, они живут у нас, пока не сделают выбор. Возвращаться в мир или оставаться у нас. И многих
