Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена

Ей и в самом деле удалось провалиться в сон до того, как Леон поднялся в номер. Разбудил Эжени странный звук. Она села на постели, потрясла головой, спросонья не понимая, где находится и почему её спальня выглядит столь непривычно. Осознав, что она ещё не у себя дома, а в захудалой гостинице, Эжени вздохнула и уже готова была снова уронить голову на подушку, когда звук повторился. Это было нечто среднее между стоном боли и скулением собаки, и сначала она даже подумала, что это какая-то бродячая шавка воет на улице, но вот звук донёсся снова, и она вздрогнула.

Леону дю Валлону снился кошмар. Он метался на кровати, его светлые волосы рассыпались по подушке, а изо рта вырывался тот самый протяжный стонущий звук, похожий на скулёж. Прислушавшись, Эжени смогла разобрать что-то вроде «Нет! Я не хотел!», «Отец!» и полное боли «Анжелика!». Слушать это не было никаких сил, поэтому она решительно спустила ноги с кровати, прошла босиком по полу, морщась от холода, и, присев рядом с Леоном, потрясла его за плечо.

— Леон! Проснитесь!

— Я не хотел… Я не знал… — сбивчиво застонал он, мотая головой. Эжени потрясла сильнее, надеясь, что он, находясь в плену сновидений, не примет её за врага и не ударит — в его силе она могла убедиться после схватки с Абелем Турнье или Луи де Матиньи, да и по лесу во время побега от лесных духов он тащил её с лёгкостью.

— Леон, очнитесь! Это я, Эжени!

Она хотела похлопать его по щеке, но не решилась и вместо этого просто погладила — провела ладонью по виску, по скуле, при этом ощутив пальцами что-то мокрое — похоже, это были слёзы. Леон слабо застонал, вздрогнул и потянулся за её рукой, потёрся о неё щекой. Эжени огляделась в поисках огнива, но его нигде не было, поэтому она, на мгновение сосредоточившись на одиноко стоявшей на подоконнике свечке, зажгла её щелчком пальцев свободной руки. Кровать Леона стояла как раз возле окна, и теперь слабый золотистый свет озарил его бледное лицо с заострившимися чертами.

— Анжелика… — его ресницы дрогнули, глаза медленно открылись, но в первые мгновения смотрели сквозь Эжени, не узнавая её.

— Это не Анжелика, это я, Эжени де Сен-Мартен, — негромко позвала она, всё ещё не отнимая руки. — Просыпайтесь, Леон.

— Эжени? — он моргнул, прищурился от света свечи, кажущегося чересчур ярким после сна. — Где… Что случилось?

— Вам приснился кошмар, и я вас разбудила, — она убрала руку, и Леон снова вздрогнул, словно только сейчас сообразив, что девушка гладила его.

— Я что, кричал?

— Я бы скорее сказала, что вы стонали, — ответила Эжени, борясь с внезапно возникшим желанием снова погладить капитана, ощутить под пальцами его горячую кожу, стереть блестящие на лице дорожки слёз, откинуть со лба влажные от пота волосы. С последним, впрочем, Леон справился сам — просто мотнул головой, отбрасывая свою светлую гриву назад, и сел на постели.

— Простите. Я, должно быть, вас напугал?

— Нет, что вы, совсем нет! — заверила она, отводя глаза от его лица и невольно опуская их к вырезу рубахи. Грудь Леона тяжело вздымалась после недавнего кошмара. — Если хотите, можете рассказать мне, что вам приснилось.

— Нет, не хочу, — он затряс головой, и золотистые пряди снова упали на лоб. — Очень не хочу.

— Есть такое поверье: если рассказать кому-нибудь кошмарный сон, он не сбудется.

— Мой уже сбылся.

— Боже, да вы весь дрожите! — только сейчас Эжени увидела, что Леона бьёт крупная дрожь. — Вы не заболели? У вас нет жара?

— Вроде нет, — растерянно ответил он, но девушка уже протянула руку и коснулась его лба ладонью. Кожа была горячей, но не пылающей, и на этом можно было остановиться, но Эжени больше не могла сдерживаться. Она наклонилась вперёд и прижалась губами ко лбу Леона, потом скользнула ниже — по виску, по щеке, к губам, накрыла их своим ртом… Губы у него, как ни странно, были холодные, сухие и твёрдые. Леон вздрогнул, когда Эжени поцеловала его, но не отстранился — просто сидел, прикрыв глаза и вздрагивая от каждого нового прикосновения, словно впитывал в себя её поцелуи.

«Это не первый мой поцелуй», — с горечью подумала Эжени, спускаясь ниже, касаясь губами шеи Леона. «Первый украл Антуан де Лавуаль. Ну ничего, уж первую ночь любви у меня никто не отнимет». Она скользнула в вырез рубашки, и капитан вздрогнул сильнее.

— Щекотно!

— Простите, — она вернулась к его губам, одновременно обнимая Леона, одну руку запуская ему в волосы, а другую кладя на грудь. Сердце его, как она и ожидала, билось в сумасшедшем ритме, дыхание участилось, он даже приоткрыл рот, отвечая на поцелуй, но потом отстранился.

— Послушайте… Постойте… Мы не должны этого делать!

— Почему? Разве вам совсем не нравится? — разочарованно спросила Эжени.

— Мне нравится, даже слишком нравится.

— Разве может что-то нравиться «слишком»? — она всё ещё не выпускала Леона из объятий.

— Я… боюсь потерять голову, — попытался объяснить он, тяжело дыша: слова явно давались ему с трудом.

— По-моему, вы были гораздо ближе к этому во время нападения ундины или схватки с Турнье, — заметила Эжени. На неё неожиданно нашло игривое настроение, а вот Леон был совсем не расположен шутить.

— Я не об этом, — он затряс головой. — Я боюсь причинить вам боль.

— Так не причиняйте, — девушка пожала плечами. — Вы наверняка знаете, как избежать боли, ведь вы в этом деле гораздо опытнее меня, — она целомудренно опустила глаза.

— И всё же… После того, что вы пережили… Я боюсь сказать или сделать что-то не так.

— Вот уж не думала, что вы будете столь нерешительны, — недовольным тоном заметила Эжени. — И это человек, который без страха шёл к реке разыскивать ундину, спорил с лесными духами и гонялся за привидением!

— Вы думали обо мне… в этом ключе? Как о своём любовнике? — Леон удивлённо взглянул на неё.

— Конечно! Не с самого начала, не подумайте — я искала в вас помощника и защитника, не более. Но после того, как вас укусила Агнесса, и я была вынуждена промывать и перевязывать ваше плечо… — она отвела глаза и на мгновение прикусила губу. — Вы стали вызывать у меня несколько иные чувства.

— Вы тоже, — выдохнул Леон, не отрывая от неё взгляда. — С тех пор, как я увидел вас танцующей в лесу в одной рубашке.

— Значит, я вам не противна? Вы не терпите мои ласки только из жалости?

— Что вы, конечно же, нет! Но разве я мог первым выразить свои чувства… после всего, что вам пришлось испытать?

— Но сейчас я выражаю свои чувства, — прошептала Эжени, снова погладив его по лицу. — Всё хорошо, всё в порядке. Вы меня не принуждаете, я сама этого хочу. Ну же, Леон, будьте смелее. Вам всё равно надо успокоиться после того кошмара…

Она взяла сына Портоса за руку и приложила её к своей груди, слегка поморщилась, когда он чересчур сильно сжал пальцы, но потом облегчённо вздохнула. Его прикосновения через ткань ощущались так же, как если бы Леон прикасался к обнажённой коже. Эжени снова обняла капитана, скользнула ладонью под рубашку, гладя его, опускаясь ниже, ниже, ещё ниже… Леон рвано выдохнул, и она на миг испуганно отдёрнула руку, но тут же поняла, что выдох был вызван неожиданностью, а не болью, и возобновила свои движения. Леон склонился, уткнувшись лицом ей в шею, заскользил губами по ключицам, спустился к груди, повторяя недавние действия Эжени. Она со вздохом облегчения обвила его руками и утянула за собой на его же постель, как ундина утаскивает незадачливого путника на речное дно.

Леон ненадолго высвободился, но лишь затем, чтобы задуть свечу, поэтому всё дальнейшее действо происходило в темноте. Эжени никак не ожидала от него нежности, скорее уж порывистости, пылкости и страсти, но Леон был очень ласков с ней, действовал осторожно, чтобы не причинить боли, и под конец она даже позволила себе закрыть глаза и забыться, раствориться в волнах океана, в который превратилась маленькая комнатка в забытой Богом гостинице. Всё плыло и качалось перед её закрытыми глазами, фантастические образы вспыхивали и гасли в сознании, и в конце концов Эжени уже не понимала, что вокруг явь, а что — сон.