Ярость - Юрий Никитин

Коломиец морщил аристократический нос:

– Вы считаете...

– Мы опоздали с терапией, – грохнул Яузов так, что на далеком окне вздрогнули жалюзи, а скрытые телекамеры явно изменили угол съемки. – Да и денег нет на лекарства, чтобы остановить гангрену. В нашем случае проще прижечь рану каленым железом, как делали наши предки, иначе дрянь поразит все тело. Конечно, достанется и здоровой ткани, останется безобразный шрам. Гуманитарии и правозащитники поднимут вой о нарушении прав. Но они видят только отдельных людей, а страны не видят. Для них Россия – только территория. Я бы их только за это...

Он умолк, поперхнувшись гневом, но огромный кулак сжался с такой силой, что окажись в нем все правозащитники, от них остались бы только шкурки, а по полу расплылась бы лужа.

Коломиец раскланялся с Мариной, церемонно пропустил министра обороны первым, то ли потому, что армия всегда идет впереди культуры, то ли потому, что в двери снова открыта только одна створка.

Пришел Забайкалов, несколько дней его не видели, все в загранпоездках, следом прошмыгнул Коган, а Краснохарев явился в сопровождении неизменно молчаливого и смирного Усачева.

После приветствий, Краснохарев раскрыл папку, брезгливо перебрал бумаги и заговорил так, словно только что сделал открытие:

– Мы привыкли, что США борется с СССР, но на самом деле вовсе не пытались разрушить Советский Союз, а всячески поддерживала его существование! Как вы, господин президент, громогласно осудив акции украинских националистов... гм... Штатам был выгоден русский гигант с загнивающей экономикой, что медленно уступал им первенство, потом уступил вовсе, но все еще бодро твердил о паритете... По-настоящему там начали страшиться нас только сейчас. У нас и природных богатств вагон и маленькая тележка, и стратегическое положение на шарике исключительное, и мозги в голове, а не там, где у американца. Если же пустим все на рельсы обычной экономики, то в самом деле дипанем, то есть, догоним и перегоним. Вот почему они, понимая это гораздо лучше нас самих, всячески придвигают свои базы к нашим границам!

– Значит, там верят в быстрый взлет России?

Я сказал осторожно, видя, как у всех загорелись глаза:

– Они предполагают и такое. У них заготовлены десятки сценариев развития России. От нынешнего президентского, до теократии... если кто не знает этого слова, тут все военные, то поясняю – правление церкви!

– Как в Ватикане? – спросил любознательный Коган.

– Как в Израиле, – огрызнулся я. – Явно предусмотрены и другие варианты. По одному из них, достаточно вероятному, а то и не по одному, Россия может в кратчайшие сроки явить экономическое чудо. А второй гигант, даже мирный, им все равно страшен. Хочется быть единственным силачом на земном шаре. Тогда американский обыватель будет спать спокойно, а главное – сыто взрыгивая, учить другие страны, как жить без забот, не сушить науками голову, расслабляться, балдеть, оттягиваться в сексуальной и бисексуальной свободе.

– Наш народ уникален, – сказал Кречет с некоторым удивлением. – Он выбрал меня, хотя знал, что я не поведу его в сладкую Америку. Знал, что прикрою порнуху на телевидении и в прессе, урежу языки лживой массмедии! Знал, что жизнь станет жестче... и все же выбрал! Почему?

Все молчали, а Коган произнес с двусмысленной улыбкой:

– Умом Россию не понять, аршином общим не измерить...

– Ну, всю понять никто и не пытается, но кое-что уяснить можно. К примеру, наш народ не может просто жить и поживать, как говорится в сказках. Ему нужна цель, нужны идеи, нужно то, к чему бы стремился всей душой, за что воевал бы до последней капли крови, за что мог бы отдать жизнь. Хорош я или плох, но я единственный, кто не обещал сложных экономических схем, постепенного улучшения экономического климата...

– А кто пообещал застрелиться, – добавил Коган серьезно. – Платон Тарасович, а не думаете, что избрали только ради этого?

Кречет фыркнул:

– Для этого надо ждать четыре года? Я всегда ездил без охраны.

– А сейчас?

Кречет смерил его сытенькую фигурку мутным недобрым взором, словно бык мальчишку в роли матадора:

– И не мечтайте.

– Да я что, я ничего, – сказал Коган поспешно. И добавил невинно. – Интересуюсь просто.

– Интересуетесь, – прорычал Кречет. – То-то я вижу из газет разные сплетни о нашей кухне. И все «из достоверных источников»! Поймаю этот достоверный источник, повешу за причинное место на кремлевской стене!.. На обозрение туристам, мол, вон вам права человека по имени Коган. Так вот, народ избрал президента, который поставит четкую и ясную цель. Укажет смысл жизни. Не отдельному человеку, конечно, я не настолько обнаглел – философы не дают ответа! – но ясную цель обществу, стране, государству.

– А это что, легче? – снова удивился Коган.

– Не знаю, – ответил Кречет, – зато дорожка накатана. У нас не было эпох, когда бы страна не жила единой идеей. То ли сбросить хазарскую дань, а потом – татаро-монгольскую, были сражения за выход к южным морям, затем – за окно в Европу, за Советскую власть, за коллективизацию, электрификацию, индустриализацию, химизацию... Последняя страстная идея, которой жила страна – освободиться от этой Советской власти!

– И что же?

– Освободилась. Но оказалось, что вот так просто существовать, заботясь только о животе и том, что еще ниже, не может. Русскому человеку нужна цель не только для себя, самого драгоценного, но и для всей страны. Ибо каждый из нас все еще чувствует себя ее частицей. Ну, не каждый, это загнул, но все же таких массы, в то время как в США едва ли наберется с десяток патриотов. Да и тех считают придурками.

Яузов горестно вздохнул:

– У нас тоже.

– Да, бойкие мальчики с телекамерами, у которых мозгов меньше, чем у таракана в ляжке, уже поработали...

– Они не сами, – возразил Яузов. – Их направляет могучая рука. Чья? Если бы Илья Парфенович не грел пузо на Гавайских островах, мы бы эту руку вырвали вместо с плечом.

Министр ФСБ встрепенулся:

– Гавайские острова... это в Мытищах или за? Я отдыхаю там. У тещи. А где отдыхаете вы?

Яузов бросил язвительно:

– Я вообще не отдыхаю! Работать надо.

– Значит, так работаете, – сказал министр понимающе.

Глава 30

Хрюка потеребила за ухо, я сонно отмахнулся, но солнце пробивало тонкие веки легче, чем орк огненными стрелами полотняную рубашку.

– Встаю, встаю... Могла бы кофе смолоть...

Хрюка прыгала вокруг, взвизгивала, едва дождалась, когда уберу постель, чтобы всласть поваляться на диване, с наслаждением вбирая мой великолепный запах, елозила на спине, извивалась, визжала и молотила по воздуху лапами.