Ярость - Юрий Никитин

– Встаю, встаю... Могла бы кофе смолоть...

Хрюка прыгала вокруг, взвизгивала, едва дождалась, когда уберу постель, чтобы всласть поваляться на диване, с наслаждением вбирая мой великолепный запах, елозила на спине, извивалась, визжала и молотила по воздуху лапами.

Почти не раскрывая глаз, я нащупал кофемолку, всыпал зерен, на ощупь воткнул вилку в розетку, а когда зерна загремели, превращаясь в крупнозернистую пыль, едва не заснул стоя. Потом вздрогнул, когда черная пена поднялась над краем джезвы, едва не проворонил, поспешно снял, а пока одевался, пена опустилась, кофе настоялся, я перелил в чашку, где уже был сахар – не понимаю, как без сахара, – пил, обжигаясь, кивнул Хрюке.

Уже у лифта нацепил ей ошейник, а поводок небрежно обвязал себе вокруг пояса. На поводке выводил ее щенком, но девочка росла такой послушной и понятливой, ласковой, что все старушки на лавочке у подъезда восторгались какая она умная, вежливая, со всеми здоровается, и поводок с того времени брал по традиции: а вдруг встретим строгого законника из милиции, который начнет настаивать на поводке.

Внизу в подъезде Хрюка радостно поздоровалась с консьержкой, на крыльце поприветствовала вилянием хвоста двух жильцов, что тут же расплылись в улыбках, начали сюсюкать, дальше крохотный зеленый пятачок между домами, а в заключение маленький тур к «Пушкинской», где раньше удобно было гулять во дворе, но теперь там выстроили громадный дом улучшенной планировки, место сократилось, однако некоторые собачники все еще заходили туда...

Там был железный забор, ворота на огромном висячем замке, я дважды лихо перелез на ту сторону, но Хрюка на все команды «Барьер» ловко прошмыгивала под забором, да еще и подбегала за фроликом. Мол, я же умная, зачем перепрыгивать, когда так проще?

Я привык, что любой прохожий, глядя на Хрюку, расплывается в улыбке. Собака с висячими ушами, морда веселая, гоняет голубей и носит палку, потому не запрещал убегать далеко, все равно через шоссе не побежит, а дорогу к дому знает.

И сейчас, когда она скорчилась как кенгуру, попыхтела, я спокойно направился обратно к дому. Хрюка поспешно начала носиться по кустам, ей всегда кажется, что гуляем мало, я же брел неспешно, подставляя лицо солнечным лучам.

У нашего дома с десяток машин, я не разбираюсь в марках, помню только общий рисунок. Перед подъездом тесно, каждый норовит встать так, чтобы и ближе к дому, и можно выехать свободно, и в результате долгих притирок и выяснений кто во сколько выезжает на работу, кто когда приезжает, машины стояли в три ряда, но к консьержке обращались совсем редко, когда нужно было выехать на машине в непредвиденное время и приходилось искать хозяев загородивших машин.

Так вот, все машины стояли в привычном порядке, я и помнил по форме, а еще больше, по цветовой гамме, и когда вдруг подъехала еще одна, большая и вместительная, я ее, скажем так, заметил. Вышли двое, третий остался за рулем, чего раньше не случалось. Обычно, если кто приезжал в гости, то шли все, а если оставались ждать хозяина, то оставались тоже все, вызывали по телефону.

Эти двое разом, двигаясь очень синхронно, словно отражались в зеркале, вышли мне навстречу, загородив дорогу к дому. Один взглянул в упор холодными глазами, быстро и прицельно, словно взял на мушку:

– Виктор Александрович?

– Верно, – ответил я.

Сердце тревожно стукнуло, но вообще-то не испугался, не успел, с возрастом реакция замедляется не только на женщин, смотрел спокойно, а этот холодноглазый добавил:

– Вам придется поехать с нами.

– Ого, – сказал я. – А позвольте ваши документы?

– Вам покажут, – сказал он властно, его пальцы протянулись ко мне, сейчас возьмет за локоть так, что хрустнут кости...

Еще издали я видел, как со всех ног к нам мчится Хрюка.

– Да? – спросил я холодно. – А вы знаете, что есть существа, которым на ваше удостоверение...

Он тоже увидел Хрюку, а как профессионал он знал лучше, что это человеку можно сказать «Не будь героем», и тот охотно спустит брюки и подставит зад, но собак не испугать ни ножом, ни пистолетом, ни удостоверением НКВД. Даже болонка отважно защищает хозяина...

Он отпрыгнул за машину, сунул руку под полу пиджака, второй мужчина сделал то же самое, а я кинулся со всех ног в образовавшийся проход. До подъезда оставалось всего два десятка шагов, я еще ждал выстрела в спину, но вокруг люди, на детской площадке мамаши с детишками, двое автолюбителей копаются в машинах, задрав капоты, еще пара жильцов вышла за покупками...

Дверь подъезда по случаю летней жары распахнута, я видел, как Хрюка обогнала с удовольствием, одним прыжком одолела три ступени, исчезла в темном провале. Я вбежал, больно ударившись плечом о косяк, сердце сжималось в смертельной тоске, лифты в нашем доме неспешно-финские...

Лифт стоял внизу, дверь приглашающе раскрыта! Хрюка уже сидела внутри, пасть распахнута, показывая устрашающе огромные белые зубы. Я влетел, с разбегу ударился в стену, стукнул по серии кнопок, дверь тут же неспешно задвинулась, я успел увидеть в проеме двери черную тень бегущего человека, но двери сомкнулись, лифт подумал и с финской неторопливостью пошел наверх. Глаза привыкли к полутьме, я отыскал нужную кнопку, вдавил и держал, словно ее уже пытались выбить изнутри.

Хрюка сидела, толстая, как кабан, смотрела выжидательно.

– Спасибо, – сказал я сквозь сиплое дыхание, – ты мое чудо.

Она поймала фролик на лету, вильнула обрубком хвоста, благодарила, но всем видом уличала, что я зажилил еще два этих чудесных сухих хрустящих колечка размером с орешек.

– Лови, – сказал я. – Рад, что ты не послушалась этих старух...

Недавно Хрюка, заприметив, что я всякий раз, подходя к лифту, нажимаю торчащую из стены какую-то штуковину, сама встала на задние лапы, обнюхала, потом потрогала лапой. Лифт включился, пошел к нам, я похвалил, и с тех пор она с удовольствием вызывала лифт. Правда, в самом лифте терялась перед множеством кнопок, но в холле... Потом запротестовала консьержка, мол, после прогулки собака пачкает лапами кнопку вызова, пришлось запретить Хрюке вызывать лифт внизу, но зато она по-прежнему вызывала его к нам на четырнадцатый этаж. Но сейчас, видя что строгая консьержка отсутствует, она все-таки вызвала лифт!

И, к счастью, лифт стоял внизу. Мне оставалось лишь с разбегу вбежать в распахнутые двери за миг до того, как они захлопнутся.

Ввалившись в квартиру, я бросился к телефону:

– Алло?.. Это Никольский. Сергей Сергеевич, меня только что пытались какие-то люди увезти.

Серьезный голос Чеканова произнес:

– Успокойтесь, Виктор Александрович. Скажите все, что запомнили. Номер, внешность, как одеты...