Стальные посевы. Потерянный двор - Мария Гурова

сторону, всегда была за свою родину. И раз ты сам таков, то не смеешь меня осуждать. Но речь не о законе, а о моей совести. – Она договорила, как гимн пропела – вскинув подбородок, устремив ввысь взгляд. А потом смягчилась и уже нежнее, как Илия привык, дополнила: – Не верь всему, что прочел в моих письмах. Я писала Вельдену, и, хотя у нас была одна цель, доверять ему я бы не стала. После разговора о проснувшихся героях и чудесах мне сделалось так страшно, словно снова придется идти на «Бриду». Я не хочу рожать детей в таком мире. Вот моя правда, которой Вельден никогда бы от меня не узнал. Никакой ты не Рольф и близко на него не похож. И я тоже тебя любила. – Ей очень хотелось верить. И ей очень хотелось верить. – И продолжу любить. Ты – мальчик, который сохранил себя после всего, что пережил. Именно это меня восхищает в тебе больше всего. И мне безумно тебя жаль, а сейчас – особенно.

Приказав телу не двигаться во что бы то ни стало, Илия замер монументом посреди Долины. Он тоже боялся, что любой порыв – ветра или чувств – пошатнет его стойкость, он бросится обнимать Бону, передумает, переиграет и тогда точно выставит себя глупцом перед всем Абсолютом. А его королевству сейчас только глупого короля и не хватало. Бона подошла сама, потянулась к нему и поцеловала в угол сомкнутых губ. Застывший Илия ничего с этим не мог поделать, только и смотрел, как Бона, поклонившись ему, уходит к феям и все вместе они исчезают.

Спустя пару месяцев очаги нового конфликта вспыхивали то тут, то там по всей меже и прочим границам. Маннгерд Сиггскьяти требовал выдать Бону или доказать, что она в безопасности. На самом деле кнудцев распалял Вельден, получивший значимый предлог. Он же теперь навещал не Илию, но Кургана. Рогнева диктатора невзлюбила и не принимала без официального визита по согласованному поводу. А Вельден в итоге заявил, что Кнуд не намерен занимать чью‑либо сторону в возможном противостоянии. Так Эскалот лишился союзника, на которого рассчитывал последние пару лет. Илия с тоской поглядывал на карту, преподнесенную на его свадьбу. Межа и маннгерд бунтовали, желая восстановить справедливость, которую нарушили правители, так легко перекроив мир на новый лад. Король не сомневался: еще полгода, может год, и карта в его кабинете станет неактуальной. Границы уже сдвигались, хотя мозаика не пошатнулась. Агнологи не теряли времени, нашептывая Кургану все то же, что носил в себе годами Илия: на Абсолюте должен остаться один Истинный король, а все прочие ожившие герои обязаны ему присягнуть или так и будут вечно с ним бороться. Причины будущего столкновения не раздувались жаровней легенд, напротив, они ковались ежедневно, ежечасно, подогреваемые самыми естественными событиями. Мир упорно потворствовал их сражению. И учитывая то, каким был Курган, их бой не мог принять форму поединка по старой традиции – только войны. Рогнева все не хотела верить в подобный исход. Ее миротворческая риторика долетала до ушей Илии, но, как бы ни хотел, он не мог на нее откликнуться. Да и что он, когда даже Курган не прислушался к своей Рогневе Бориславовне? И вот на меньшем из предреченных Илией сроков – полгода – Кампани восстал и принес себя в жертву. Курган, уставший от постоянных вспышек в неспокойном городке, урезонил местных жителей столь жестоко, что Илии пришлось вставать на защиту. Он сам дотянул до того, что его молчание уже походило не то на трусость, не то на смирение. И вот Старый фронт вспомнил, чем он столько лет был. В блиндажи близ Кампани по обе стороны Вальтеры снова пришли солдаты. В первые же дни Илия понял, что расклад плох.

Он собрал свой «совет трех», который так и не вырос до четверки.

– Ренара, какой ответ дала Джорна? – нетерпеливо спросил король.

– А уточни, пожалуйста, какой был вопрос? – вклинился между ними Тристан.

Но ответила Ренара:

– Илия хотел отправить меня и матушку в Трините в случае, если все сложится не лучшим образом. Но Джорна прислала отказ.

– Отказ?! – Илия не поверил своим ушам. – Но почему? Просьба невелика!

– Думаю, что такова не ее воля, но закон. Трините за завесой, а позже еще и часовщик набросит вуаль. Там нельзя будет находиться обычным людям.

– А Бона? Джорна вернет ее? – тут же спросил взволнованный Илия.

Ренара мотнула головой и развернула письмо покровительницы.

– Ее оставит. Там вот в чем дело… – Принцесса тяжко вздохнула, прежде чем продолжить. – За завесу могут пройти только трое: Истинный король, его королева, которая по случайному стечению обстоятельств превратилась в одного из «героев», и первый рыцарь. Тристану там в любом случае рады – он сам из рода фей, да к тому же стал новым Ламелем, взамен погибшего.

– Это как? – поинтересовался Тристан.

– Унаследовал его меч и присягнул Ронсенваль как даме, а все Мэб – его потомки.

В смятенных чувствах Илия маялся, злился и наконец сказал:

– Я так рассчитывал на Трините, что они укроют вас с мамой. Будто бы я или Тристан туда побежим, вас бросив. Тоже мне условие!

Ренара не стала спорить, только воодушевила:

– Значит, сделаем все, чтобы никому не пришлось никуда бежать. И у меня есть кое-что, что могло бы нам помочь. У нас. Я могу пригласить Оркелуза?

Оба, Тристан и Илия, уставились на нее с явным интересом.

– Он ждет за дверью, – принцесса указала большим пальцем за спину. – Просто это его находка, он лучше меня все расскажет.

Король охотно кивнул, и Ренара подошла к двери и отворила ее. Оркелуз стоял у противоположной стены коридора. Принцесса жестом пригласила его войти. Оркелуз понимал, что это за собрание и что он вошел сюда, возможно, единожды, даже несмотря на то, что похожим составом они собирались регулярно вне кабинета. Он очень официально начал доклад:

– Я кое-что выяснил об «Ужасе» и «Восторге». Точнее, эти знания хранились в моей голове с давних пор, еще со школьной скамьи. – Он, как всегда, жестикулировал в момент монолога и указал на Тристана, словно тот был свидетелем событий из его рассказа. – Впервые воспоминания о происхождении имен танков-близнецов сами собой промелькнули, еще когда мы проезжали мимо «Ужаса», утопшего в старых траншеях. А потом показались незначительными, и я свыкся с тем, что знаю их историю. В общем‑то, именно учителю истории стоит выказать благодарность – я не очень любил его предмет, иногда даже срывал уроки. Вот он однажды меня