Водолаз Его Величества - Яков Шехтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во второй царили развал и разруха, хозяин, худой, с зеленоватым, словно замшелым лицом, двигался со скоростью сонной мухи. Найти что либо, отвесить или разлить занимало у него в пять раз больше времени, чем у толстяка. Зато брал он за те же товары куда меньше и отпускал в любое время суток, когда ни постучи. Разумеется, за водкой Двора-Лея поспешила к нему.
Серебряные гвоздики звезд уже густо усеяли черный бархат неба над Чернобылем. На западе, за черным силуэтом каланчи, еще стояла нежная синева, свежий ветерок приносил с Припяти запах влажного камыша.
Пока Лейзер раздумывал, с чего начать разговор, Двора-Лея вернулась. Артем поступил так, видел у Митяя: налил стакан и закрыл его кусочком черного хлеба.
– Я хочу выпить за моих друзей, – сказал он, поднимая второй стакан. – За друзей, которых я обрел и потерял.
Он произнес благословение, медленно выпил стакан до дна и хрустко закусил соленым огурцом. Отец и мать смотрели на него ошалелыми глазами.
– Да, сынок, – произнес Лейзер, – я вижу, ты многому научился на флоте.
Сидели за столом долго, почти до полуночи. Артем сладко опьянел, и от водки, и от позабытого вкуса домашней еды, и от теплоты родного дома. Спустя полчаса он начал рассказывать, а начав, уже не мог остановиться. Отец и мать сидели, словно зачарованные, диковинная жизнь далеких краев разворачивалась перед их глазами точно огромный цветной плат. Двора-Лея так увлеклась, что, против своего обыкновения, забыла подсовывать сыну лакомые кусочки.
Артем рассказывал обо всем, кроме Варвары Петровны и Маши. Когда он добрался до «Камбалы», отец встал и начал прощаться: к полуночи ему надо было вернуться к ребе. Двора-Лея согрела бак горячей воды, Артем умылся до пояса и, упав на свою кровать, тут же провалился в тяжелый пьяный сон.
Пока он мылся, мать спрятала под его подушкой пакетик с чудесным яблоком ребе Хаима. Она не сомневалась ни одного мгновения, что оно поможет так, как помогало всегда.
Лейзер никогда не вмешивался во врачебные дела супруги. Только один раз, после очередного чудесного исцеления, он, видимо, в шутку, но почему-то очень серьезным тоном назвал ее праведницей.
– Да поди ты! – засмеялась Двора-Лея, понарошку замахиваясь на мужа половником. – Ну какая из меня праведница? Один скандал, да и только!
– Написано в наших старых книгах, – ответил Лейзер, – что о мужчине в этом мире все знают только двое: его жена и Бог. А как ты думаешь, кому все известно о женщине?
Двора-Лея промолчала, а Лейзер, не дожидаясь ее ответа, продолжил:
– Конечно, яблоко, благословенное самим ребе Хаимом, занимает в этом мире особое место. Но я не знаю, продолжалось бы так долго его чудодейственное влияние на больных без неоглядной веры моей жены.
Артему приснился Приморский бульвар в Севастополе. Они с Митяем стояли напротив памятника затопленным кораблям и, опершись о балюстраду, смотрели на зеленые волны, лижущие основание памятника. Из глубины моря дул свежий ветер, он трепал ленточки бескозырок и холодил тело до самых костей. Но этот холод почему-то был приятен Артему.
Он искоса поглядывал на Митяя, прекрасно понимая, что тот умер, и все хотел о чем-то его спросить, но не решался. Наконец он собрался с мыслями и раскрыл рот, чтобы задать вопрос, но Митяй, опередив его, приложил указательный палец к губам и указал глазами на кого-то слева. Артем повернулся и увидел подходящую Варю.
Она шла, нет, плыла легко и беззвучно по брусчатке бульвара, как проплывает по морской глади тень облака. Воздушные ткани ее сиреневого платья тоже, казалось, состояли из перетекающих друг в друга теней, и мягких дуг, и плавных обводов.
– Вари нет, – сказал себе Артем. – Она умерла, это сон, марево, наваждение. Что угодно, только не она!
Артем говорил, а Варя подходила все ближе и ближе, улыбаясь открыто и щедро, как никогда не улыбалась ему при жизни. И от этой ее улыбки, от полноты наконец случившегося счастья он был готов умереть прямо сейчас, чтобы тоже стать воздушным сиреневым облаком и поплыть по небу вместе с другим облаком по имени Варя.
Пока Артем спал, родители сидели в горнице, перед чисто прибранным столом и рассматривали бутылку водки, почти опорожненную их сыном. Лейзер не смог оставить жену и решил, что на этот раз придет позже. Ребе поймет и простит.
– Что ж это такое, Лейзер? – недоумевающе повторяла Двора-Лея. – Что случилось с нашим мальчиком?
Лейзер долго не отвечал, наблюдая, как играет в стекле бутылки огонь керосиновой лампы. Потом медленно заговорил, взвешивая каждое слово. Он не надеялся, что жена поймет его объяснение, Двора-Лея жила в своем мире, существенно отличавшемся от того, где пребывал Лейзер. Но слова должны были быть произнесены.
– Написано в наших старых книгах: нет радости без мяса и вина. Мясо расширяет понимание сути вещей, а вино сужает. Как же так? Как две противоположные по своей сути вещи могут приводить к одному и тому же результату?
Часы на стене негромко пробили три. Лейзер заметил, как веки у жены стали слипаться и как она, спохватившись, широко распахнула глаза.
– Дворале, пойдем спать, – ласково предложил он, но жена всплеснула руками и фыркнула:
– Говори, говори скорее!
– У всякой вещи свое место под солнцем, – продолжил Лейзер. – В давние времена, когда святой Храм в Иерусалиме еще не был разрушен, мудрецы говорили так: я сегодня не смог разобраться в сути вопроса, потому что не ел жирного мяса. Это не просто слова, а свидетельство. Видимо, в то время жирное мясо не усыпляло, как сегодня, а пробуждало.
– Ну в самом-то деле, Лейзер, – отгоняя сон, спросила Двора-Лея. – Какое отношение имеют к нашему мальчику мудрецы и жирное мясо?
– Дослушай до конца, Дворале, – терпеливо произнес Лейзер. – Во время Храма людям было о чем призадуматься, и расширенное понимание мира приводило к радости. Сегодня от глубокого размышления о сути вещей можно лишь впасть в отчаяние. Потому радость приносит
