Лев Гумилев - Валерий Демин

В достаточно узком смысле понимал ноосферу и сам Вернадский, ибо именно об этом писал незадолго перед смертью: «Человечество, взятое в целом, становится мощной геологической силой. И перед ним, перед его мыслью и трудом, ставится вопрос о перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человечества как единого целого. Это новое состояние биосферы, к которому мы, не замечая этого, приближаемся, и есть ноосфера».

Вернадский не абсолютизировал подобное истолкование био– и ноосферы. Мысль великого ученого-космиста была постоянно устремлена к неизведанным и недостижимым пока что глубинам Вселенной. Он прекрасно осознавал, что Универсум можно правильно понять лишь в его целостности, и проблемы разумной жизни в бесконечной Вселенной отнюдь не ограничиваются ее далеко не совершенными проявлениями на Земле — одной из бесчисленного множества небесных тел. Сам Вернадский формулировал данную мысль следующим образом: «Научно понять — значит установить явление в рамках научной реальности — Космоса».

Вот почему наряду с узким существует иное, широкое, понимание разумности в целом и ноосферы в частности, когда они выводятся далеко за рамки одного лишь человеческого бытия и многообразной деятельности Homo sapiens . Если намеренно обострить постановку вопроса, то он прозвучит так: существовала ли ноосфера до человека ? Ответ на него возможен только положительный, поскольку в данной интерпретации разумность и сознательность распространяются и на безграничную Вселенную (Космический разум), и на отдельные формы движущейся материи – как известные, так и гипотетические: информационно-энергетическое поле, астральная среда, четвертое и последующие измерения пространства, физический вакуум, атомные и субатомные структуры. В соответствии с таким подходом вся разумная сторона Вселенной (Космоса) — это и есть ноосфера.

При этом неизбежно и вполне естественным образом размываются на первый взгляд казалось бы непреодолимые границы между наукой и мистикой, философией и богословием. Сказанное, однако, следует понимать лишь в том смысле, что религиозная и оккультная эзотерика затрагивают те же самые проблемы, из коих сложилась концепция био– и ноосферы. Именно таких взглядов придерживался и Циолковский: если перевести его научные откровения – иначе их не назовешь — на современный био– и ноосферный язык, то получается, что биосфера и ноосфера существовали и будут существовать всегда.

По проблеме ноосферы Л. Н. Гумилёв высказывался неоднократно, однако достаточно осторожно и обтекаемо, понимая, что в изучении данного важнейшего аспекта объективной реальности наука делает пока что первые и к тому же пробные шаги. Гумилёв в основном ограничивал проблему ноосферы вопросом об антропосфере и техносфере. Но такой подход не снимает и по-прежнему оставляет открытым целый ряд немаловажных вопросов, например, следующих: 1. Идет ли речь при истолковании ноосферы только о людском разуме или допустимо существование и иных его форм (включая внеземные)? 2. Существует ли ноосфера исключительно в границах планеты Земля или же она разлита по всему Космосу, допустим, в виде информационно-энергетического поля? 3. Имеется ли в космических масштабах общий (централизованный, так сказать) источник объективной ноосферной реальности, естественным и закономерным образом связанный с земным? И т. д. и т. п. Разумеется, в своих печатных работах Лев Николаевич подобных вопросов не ставил, но из этого вовсе не следует, что он над ними не размышлял…

Однако у ноосферы имеется еще один важный аспект. По своей сущности она является Божественной средой (если воспользоваться терминологией Тейара де Шардена). Как проявление Космического Разума ноосфера, вне всякого сомнения, есть Божественная ипостась. И в этом смысле различие между научной и теологической картинами мира не столь существенно. В ноосферном плане они тождественны. Как известно, Лев Гумилёв был православным, молитвенным человеком. По словам журналистки Л. Д. Стеклянниковой, когда ему было 24 года, он даже собирался стать священником и обратился за советом к своему духовному отцу, но тот ответил, что у нас много священников-мучеников, а нам нужны светские апологеты. И «я стал светским апологетом», — сказал Гумилёв. Но ведь он всю жизнь занимался своей наукой. В чем же тогда заключалась его апологетика? Она была в этой самой науке: нет никакого сомнения, что за всей этой энергией из Космоса стоит, конечно, Господь Бог[52]…

ЭТНОСФЕРА

Гумилёв пользовался всеми родственными терминами для обозначения народонаселения в его исторически меняющихся аспектах: «человечество», «народ», «народность», «нация», «национальность» и др. Однако в центре его учения находится понятие «этнос», определяемое как «естественно сложившийся на основе оригинального стереотипа поведения коллектив людей, существующий как энергетическая система (структура), противопоставляющая себя всем другим таким же коллективам, исходя из ощущения комплиментарности». К этому можно еще добавить: этнос — не просто природное, а космопланетарное явление, аккумулирующее в себе совокупность мировых энергий — биосферную, ноосферную, геофизическую, геохимическую и пр. Всякий этнос образует определенную целостность и именно в таком виде подвергается воздействию ноосферы.

Понятию комплиментарности отводилась важная роль, ибо люди всегда объединяются на основе данного принципа — неосознанной симпатии к одним и антипатии к другим. Иными словами, есть положительная и отрицательная комплиментарность. Когда создается первоначальный этнос, то инициаторы этого возникающего движения подбирают себе активных людей именно по этому, комплиментарному признаку — выбирают тех, кто им просто симпатичен. «Иди к нам, ты нам подходишь» — так отбирали викинги юношей для своих походов. Они не брали тех, кого считали ненадежными, трусливыми, сварливыми или недостаточно свирепыми. Все это было очень важно, ибо речь шла о том, чтобы взять их к себе в ладьи, где на каждого человека должна была пасть максимальная нагрузка и ответственность за собственную жизнь и за жизнь своих товарищей. Так же основатели Древнего Рима — Ромул и Рем — отбирали себе в помощь крепких парней, когда они на семи холмах организовали группу, способную терроризировать окрестные народы. Эти ребята, по сути бандиты, потом стали патрициями, основателями мощной социальной системы.

Точно так же поступали и первые мусульмане; они требовали от всех признания веры ислама, но при этом в свои ряды старались зачислить людей, которые им подходили. Надо сказать, что от этого принципа мусульмане довольно быстро отошли. Арабы стали брать всех и за это заплатили очень дорого, потому что как только к ним попали лицемерные люди, те, которым было в общем абсолютно безразлично – один Бог или тысяча, а важнее были выгода, доходы и деньги, то к власти пришли последние — именно эти лицемеры. Их возглавил Моавия ибн Абу-Суфьян — сын врага Мухаммеда. Он добился власти, но как только принцип отбора по комплиментарности заменился принципом всеобщности, система испытала страшный удар и деформировалась.